Бесстрашные - Цвик Михаэль. Страница 9

Дни проходили, как во сне. Швиль чувствовал себя отдохнувшим, подкрепленным, и нервы тоже успокоились.

Марлен показывалась редко, он видел ее только мимоходом. Тогда он целовал ее руку и, вопросительно смотря на нее, ждал, когда же наступит «это», но ничего не происходило. Ей не о чем было с ним говорить, и он целые дни проводил в саду, на шезлонге с книгой, возвращаясь в дом только на время обеда и завтрака, чтобы потом снова исчезнуть. На улицу он больше не выходил: его удерживало опасение быть узнанным. Он часто думал об Элли и надеялся встретить ее. В доме днем и ночью царила тишина.

Иногда кто-то играл на рояле. Без сомнения, это была Марлен: он знал ее удар. Его часто занимала мысль, что она хочет с ним сделать. Очевидно, сейчас она хотела предоставить ему возможность отдохнуть. Но чем дольше он оставался, тем менее удовлетворялся он этим объяснением. Им начинало овладевать смутное беспокойство. Почему с ним обращаются, как с больным в санатории? Разве она спасла его для того, чтобы ухаживать за ним? Почему Марлен избегала его? За все это время она ни разу не обедала с ним, мало того, он даже не знал остального дома. Единственным человеком, с которым он ежедневно встречался, был слуга, молчаливый итальянец. Но когда вопросы Швиля выходили из обычных рамок, его лицо принимало глупое выражение и он пожимал плечами.

Наступил день, когда Швиль не мог больше выдержать этой мучительной неизвестности.

– Я хочу поговорить с синьорой, – сказал он слуге.

Вскоре в его комнату пришла Марлен. Швиль обратил внимание на то, что на этот раз она не приняла его у себя.

– Ты хотел со мной говорить? – приветливо спросила она стоя.

– Да, но разве ты не сядешь?

– Если ты так это хочешь… – она грациозно опустилась на диван.

– Что все это значит, Марлен?

– Что ты называешь всем, милый?

– Для чего я здесь? Сколько времени я пробуду здесь?

– Можешь оставаться, сколько хочешь.

– Но что ты преследуешь, Марлен? Насколько я тебя знаю…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перебила она, – но то, что ты думаешь, неверно: ты знаешь, что я тебя люблю.

– И поэтому я тебя никогда не вижу? Почему я не могу приходить к тебе?

– Там тебе нечего делать. Я знаю, что ты меня ненавидишь, и поэтому я появляюсь так редко, чтобы не действовать тебе на нервы.

– Ты лжешь, Марлен: ты женщина, шагающая через трупы. Я не могу поверить, чтобы у тебя было столько такта: все доброе, все человеческое знакомо тебе только в теории: но твое сердце совершенно невосприимчиво к подобным вещам. Ты самая большая загадка, которую я когда-либо знал. Скажи, Марлен, откуда у тебя такое состояние? Каждая вещь здесь стоит больших денег.

– А ты видел меня когда-нибудь бедной?

– Нет, но откуда у тебя деньги? Скажи мне.

– Ты действительно хочешь знать это? – спросила она, пронизывая его взглядом, от которого он невольно опустил глаза.

– Да, я хочу это знать, – медленно повторил он.

– Тогда ты должен примкнуть к моей касте.

– Что это за каста, и какие цели она преследует?

– Проводить мою волю. Разве этого мало?

– А что ты хочешь?

– Власти, мой милый.

– Для чего? Из тщеславия?

– Не спрашивай больше, тебе, постороннему, я и так сказала уже слишком много…

– Сколько человек принадлежит к твоей касте?

– Сотни в каждой стране; и все, кто покорился моей воле, счастливы.

– Счастливы, Марлен? Разве это возможно? Почему же я избегал тебя, как чумы? Почему я теперь не счастлив, когда я с тобой?

– Потому что ты не покоряешься моей воле, а то ты давно уже был бы счастливым.

– В чем же состоит счастье, которое ты даешь своим последователям?

– Ты спрашиваешь слишком много. Я должна уходить. – Внезапно сказала она. Встав, она поцеловала его в лоб и повернулась, чтобы уйти.

– Марлен, еще вопрос, – удержал он ее.

– А именно?

– Что случится со мной, если я не покорюсь твоей воле?

– Мне было бы очень жаль, потому что тогда нам пришлось бы расстаться: я не могу так долго терпеть в своем присутствии людей, не принадлежащих к касте. Между прочим, ты первый, кто не хочет присоединиться к нам. Подумай, в твоем положении, когда даже твоя жизнь не принадлежит тебе!

В ее словах впервые он почувствовал угрозу.

– Так кому же, черт возьми, принадлежит моя жизнь, если не мне? – вскричал он в бешенстве, готовый с сжатыми кулаками наброситься на нее. Но она не выказала ни малейшего страха и холодно произнесла:

– Твоя жизнь принадлежит мне, или…

– Или? – хрипло перебил он ее.

– Или палачу!

Швиль отпрянул назад. Комната завертелась у него перед глазами. Он дошел до дивана и со стоном опустился на него.

За окном в саду, освещенном лунным светом, казалось, танцевали эльфы. Из широко разинутой пасти каменного льва высокой дугой падала струя воды. Лунные лучи дробились в ней и как алмазы падали в белый мраморный бассейн. Аромат бесчисленных роз лился в широко раскрытое окно и обволакивал отчаявшегося человека.

День за днем проходили в прежней неизвестности. Марлен вообще больше не показывалась, не слышно было и ее игры на рояле. Когда он снова хотел поговорить с ней и сказал об этом слуге, тот принес ему записку.

«Я сказала тебе все, что могла, и не могу прибавить больше ничего. Сегодня ночью я приду к тебе, чтобы получить ответ. Подумай хорошенько».

– Вы принадлежите к касте? – неожиданно спросил Швиль слугу. Швиль нисколько не сомневался в том, что постороннему Марлен не доверила бы такого поручения. Но Агостино нельзя было вывести подобным вопросом из равновесия.

– Синьор говорит о вещах, которые мне совершенно непонятны, – коротко сказал он и ушел, не дожидаясь ответа.

«Значит, сегодня вечером», – подумал Швиль, когда он остался один. Сегодня он должен принять решение. Марлен или палач? Какой странный выбор! Время до прихода Марлен Швиль провел в странном состоянии. Его охватило удивительное равнодушие. Он не мог ни думать, ни читать: перелистывал страницы книги, не понимая ее содержания. Лежал в шезлонге, жмурясь от солнца, в десятый раз делал попытки прийти к какому-нибудь решению, но снова терял нить и должен был начинать снова. Наконец он отказался от дальнейших попыток. Когда наступил вечер, он сел против двери и сидел до тех пор, пока она не отворилась.

В дверях показалась Марлен. На ней было белое кружевное платье, а на ногах красные сафьяновые сандалии, застежки которых представляли собой розы из чеканного золота. Во рту она держала малахитовый мундштук с сигареткой. На тонких пальцах сверкали кольца, от которых шли тонкие золотые цепочки к браслетам. Она казалась сегодня серьезнее, чем обычно: между бровей то появлялась, то исчезала складка.

– Ты хотел говорить со мной, мой друг? – спросила она с хорошо разыгранным безразличием.

– Мне кажется, что нам обоим надо поговорить, – ответил Швиль.

– Как хочешь, дело не в этом. Что ты можешь мне сообщить?

– Я узнал от слуги…

– Я знаю, и что же?

– Я решил… – он замолчал.

– Что ты решил, милый?

– Что я ничего не буду делать, пока не узнаю задачи и цели «Бесстрашных».

– У нас никто не может ставить условий. То, что я приказываю, исполняется беспрекословно – и баста.

– А если дело идет о преступлении?

– Даже тогда. Я могу только уверить, что никакой закон не охраняет так жизнь и имущество граждан, как «Бесстрашные». Я не жалею ни времени, ни денег, чтобы охранять своих людей.

– Довольно, Марлен, я понял.

– И как гласит твой ответ?

– Я отказываюсь.

– Ты с ума сошел!

– Может быть.

– Тогда прощай. – Она протянула ему руку.

– Прощай, Марлен. Я больше не буду тебе в тягость.

Она не ответила и ушла, даже не посмотрев на него.

Швиль бросил последний взгляд на обстановку, в которой он провел столько мучительных, но безопасных дней. Он сразу же покинул дом. Отойдя довольно далеко, он вынул из кармана карточку, которую дала Элли. Теперь он может прибегнуть к ней.