Первый фронт - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 38

О чем они разговаривали, я не слышал, так как меня отвлекла мама, разобравшая наши сумки и сейчас ворчливо перекладывающая уложенные вещи.

— Я лечу с вами. — Слова Али не сразу дошли до меня, но когда дошли…

— Так у тебя же документов нету! — озадачился я, молниеносно перебирая варианты в поисках возможности оставить ее тут.

— Я поговорила с Павлом Алексеевичем, и он обещал мне все устроить. Документы будут, только надо выезжать сейчас, — ответила она с милой улыбкой. И телефон не вернула… зараза.

— Подожди-подожди, так билетов ведь на шестерых купили, на тебя же не брали?!

— Это не имеет значения. Значит, кто-то не полетит. — Спокойное лицо, видневшееся при свете дворового фонаря, делало ее снежной королевой, и не только красотой.

Мне хотелось в сердцах сплюнуть — и здесь объегорила и не дала расслабиться в последние дни свободы.

— Ну ладно, нужно, так едем, — вздохнул я, так и не сумев придумать что-нибудь еще. Радостно улыбнувшись, девушка умчалась к маме договариваться насчет современной одежды.

С документами все получилось нормально. Мужики, которым доплатили за срочность и немало, быстро работали над паспортом, бросая на девушку восхищенные взгляды, а на меня — завистливые, из-за чего я то и дело тяжело вздыхал.

После того как с документами было покончено, мы рванули в аэропорт, едва не опоздав.

Свободные билеты были, так что с помощью новенького паспорта девушки мы купили билет на Минск с пересадкой в Москве и через час взлетели, набирая высоту.

Глядя на напряженные лица сопровождающих, я только качал головой, удивляясь их настрою. Сейчас я отчетливо ощущал страх Али, поэтому, приобняв сжавшуюся девушку, привлек ее к себе и прошептал на ухо:

— Не бойся, все будет нормально.

Сидя в кресле и поглядывая изредка на Алевтину, с детским восторгом рассматривающую в иллюминатор землю далеко внизу, я, пользуясь свободным временем, стал подсчитывать и прокручивать в голове все, что я успел сделать с той минуты, как нашел Аномалию.

«Так, программа-минимум сделана. Сталин о войне знает, о союзничках своих тоже, да и информацию, которая потоком идет через меня, тоже не стоит сбрасывать со счетов. Народ Союза готовится, заводы из приграничных районов эвакуируются, войска отводятся, оставляя по минимуму, создаются подрывные команды саперов, диверсионные группы, партизанские базы, заполняют схронки продовольствием, боеприпасами и медикаментами. С политработников снято разрешение отменять приказы командиров, теперь они единолично командуют своими подразделениями. В устав было прописано, что командирам запрещено показываться на передовой в форме командира, теперь командир любого ранга должен быть на передовой только в форме простого бойца, отличаясь только знаками различия в петлицах. Начались переговоры по закупке продовольствия в других странах, что ввело тех в недоумение. Как же так, Союз — самый крупный поставщик продовольствия и сам стал его закупать?! Многие задумались.

Были также введены приказы об ответственности. Например, если какой командир положит кучу народу за просто так, то это однозначно вышка, несмотря на звания и должность. Больно уж Сталину не понравились первые месяцы войны, когда прочитал аналитические выкладки историков.

Мои нововведения были приняты, так же как справочники сержантского состава по инженерной тактике и артиллерии, которые спецы в одной из шарашек переделали под местные реалии для более легкого обучения и понимания предмета.

Информацию, которую с моей помощью успели передать, Союз впитывал как губка, особо то, что Меркулов перед вылетом успел сказать, что собираются несколько групп по поиску нефти в Татарской ССР и алмазов в Якутии.

Будем надеяться, что не будет уже такой же страны, в которой я жил с рождения, очень надеюсь.

Насчет себя я тоже позаботился. Равнозначный обмен квартирами и подданство другой страны, да и мира, для меня прошел как в тумане, быстро и незаметно. Разве что только запомнился Абакумов, которого мне представили по случаю, когда начался анализ моей информации.

А вот моя работа в отделе Гоголева была для меня интересна, я бы сказал, даже очень. Несмотря на то что я работаю как привлеченный сотрудник — почему-то так решили, что я буду незаметней, если буду числиться не как полноправный специалист. Мало ли какие там сотрудники. Вся эта беготня, торопливость в преддверии войны мне казалась значительной в полной мере. То есть я себя причислял к тем людям, кто воротит маховик истории, заставляя его крутиться немного по-другому.

Как бы там ни было, но я УЖЕ помог информацией, и это, как я считал, было существенной помощью теперь уже нашему народу, было моим вкладом в общее дело».

Посмотрев на пошевелившегося в кресле Логинова, который уже успел заснуть, я, улыбнувшись, вспомнил их лица в первый день пребывания в моем мире. Но парни молодцы, быстро взяли себя в руки и уже не так реагировали на что-то непонятное.

Услышав сообщение, что скоро посадка в Москве, я зевнул и попросил проходящую мимо стюардессу принести воды.

Пересадка прошла достаточно быстро, ждать пришлось всего полтора часа, пустяк. Сейчас, сидя в авиалайнере, принадлежащем «Белавиа», я, посмотрев на Алевтину и наклонившись к самому уху, тихо попросил ее:

— Расскажи о себе?

— Зачем? — посмотрела она на меня своими изумительными глазами.

— Ну ты же моя любимая, та, без которой я жить не могу, ты смысл моей жизни, как же не знать о тебе хоть немного?.. Да и спалиться на незнании неохота, — пожал я плечами.

— Смеешься?

— Насчет любимой — да, а остальное правда. Буду изображать твоего парня и могу не то сказать, банально не зная темы разговора.

— Ну хорошо. Я детдомовская, дочь белого офицера, дворянка, как ты уже понял. — Сказав это, девушка отвернулась. Похоже, посчитав тему исчерпанной.

— А ведь я тоже в какой-то мере дворянин, по крайней мере, в крови точно есть. У меня прабабка от местного барина понесла, причем дочь он признал, из-за чего та стала Владимировной, так что я тоже дворянин. Плюшевый, конечно, но все-таки.

Вздохнув, Алевтина пожала плечами, но от окна не отвернулась.

«Что-то я Сталина не понимаю. Дворяне вроде как не особо доверием в Союзе пользуются, а тут мне чистокровную подсунули. Что бы это могло значить?»

— Садимся, — тихо сказала Алевтина.

— Да, похоже, опускаемся, — согласился я, почувствовав легкую невесомость, которая случается при снижении.

Аэропорт под Минском встретил нас ясным днем. Пройдя таможню и выйдя на улицу из здания аэровокзала, мы направились к стоянкам такси. Мы — это я и Алевтина, остальные делали вид, что не знают нас.

Подойдя к свободной машине с шашечками на крыше, я спросил у вихрастого паренька-водителя:

— День добрый, до ближайшей недорогой гостиницы сколько?

— Ближайшая — это на Советской. Двести.

— Хорошо, едем. Садись, дорогая. — Открыв перед девушкой заднюю дверь «рено», я помог ей усесться на сиденье и, аккуратно прикрыв дверь, сел рядом с водителем.

— Поехали.

Проезжая конец стоянки, я встретился глазами с Виктором, который едва заметно кивнул мне.

Минут через сорок, притормозив около входа крашенной в белый цвет гостиницы, водитель сказал, едва заметно улыбаясь:

— Все, шеф, приехали.

— Спасибо, — ответил я, расплачиваясь.

В фойе было прохладно и безлюдно, немолодая женщина за стойкой откровенно скучала. Сняв номер и следуя за носильщиком, подхватившим наш скудный багаж, я позвонил Виктору и сообщил, где мы остановились.

— Вот, пожалуйста, наш лучший номер для молодоженов. — Открыв дверь, носильщик пропустил нас вперед. Поставив нашу сумку у входа, он терпеливо ждал, пока мы осмотрим номер. Обладая опытом жизни в гостиницах из-за частых командировок, я проверил все, что только можно, начав с сантехники.

— Все нормально, — сказал я, выходя из ванной и вытирая на ходу руки полотенцем.