Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества - Конторович Александр Сергеевич. Страница 35
Всеслав
Вернулся из разведки, доложился командиру и сразу был озадачен новым поручением. Только перекусить успел. А что делать? Все остальные тоже носятся, как наскипидаренные.
Кямиля, он же Шоно (по-бурятски — волк — много все же тюркских заимствований в языках монгольской группы), еле нашел. Он сидел у одинокого чапараля, лицо его было опечалено мыслью.
— Сайн байна, Шоно, би буряад шара нохой. — Кямиль даже немного встрепенулся, услышав нечто родное, из степи навеянное. — Я Всеслав (ну, раз уж здесь форум, то проще по никам — потом, конечно, возникнут прозвища, но пока — лучше так), прислали к тебе. Что делать?
— Стеллаж в палатку. Лекарства сложить.
— С деревом работать умеем? И что есть?
— Я врач, такое дело. Даже не представляю, как.
Я огляделся и проникся. Сосны нет, с досками вилы полные, растут дубки корявые и ива, что радует, — толстая достаточно. Ладно, не самый большой геморрой в этой жизни — не такое мутили. Сейчас… так, значит, метр на тридцать см, высота полки сантиметров сорок. Минут пятнадцать выбираю четыре подходящих по корявости и сучкам дубка, от более-менее ровной ивы режу прутья в нужном количестве. Обстругиваю ножом, режу пазы, где надо, вяжу леской, благо ее много. Так, на первое время сойдет, по крайней мере, свалиться не должно в ближайшие месяца два-три. Да и лекарств не так много. На всякий случай немного прикапываю ножки шкафчика. На все про все — час. Шоно смотрел первые минут десять, потом я неосторожно сообщил, что у меня в ноуте справочник по лекарственным растениям есть, и он унесся в сторону штаба. Дисциплина превыше всего, информация — это наше все. Особенно в XVIII веке, спасибо добрым людям, объяснили, куда попал.
Обустроил палатку медицинскую (остальной народ почти не видел, все на удивление здоровые, и подольше бы так), немного, правда, накосячил, на что коллеги указали, леска, она не резиновая. Выпросил у Клима парусины и старую шкуру, еще две, волчью и оленью, которые кто-то добыл, бросил в море до вечера отмокать, потом на ремни пущу… убодался, как негр на плантации, надеюсь, их здесь не будет. Негров. Вечером на берегу засыпал золой из костра шкуры эти, залил водой, камнями придавил, утром (переночевал, кстати, в своем спальнике около берега, товарищ Шоно давил ухо в кровати для пациентов, вроде нормально) вычистил кое-как от шерсти, растянул, сушиться повесил. К обеду надо ремни нарезать, сыромятина — незаменимая вещь для скрепления всего на свете. Намочил, связал, на солнышко выставил — намертво схватывает. Сожрал что-то мясное и без травы. Однако надо огород разводить. После того как обезопасимся. Вокруг одни доисторические отморозки. Индейцы с тропой войны, испанцы с инквизицией, англичане с Господом Богом и господом ромом, а нас и тридцати не наберется. И я по части снаряги — самый бедный. Остальные как будто специально готовились. Раздолбайство плюс надежда на топор да нож меня когда-нибудь погубят, лет этак через семьдесят, спасибо неведомо кому за молодость, у нас в семье меньше 90 не живут.
В общем, закончил со шкурами и пошел за новыми заданиями. Как говорится, нам солнца не надо, нам партия светит, нам хлеба не надо, работу давай.
Обрадовали… завтра в рейд на форт оборзевших англичан, а потом — на лесозаготовки. Сейчас, пока завтра не наступило, делаю нужное дело — строю мостки для стирки на ручье. Змеюку какую-то все-таки пришиб, чтобы рядом не ползала. Вечером надо пожарить на палочке, не хуже курятины… релаксация называется. Вбиваю топором в дно ручья стойки и пою, голос прорезался:
Цинни
За прошедшие полтора дня успела пораскинуть мозгами, всплакнуть, вздремнуть (последующее понравилось мне еще меньше, чем предыдущее; не сны, а какие-то американские горки: поворот — и я Леся, еще поворот — и Лола… бр-р-р). Теперь сижу вот, глупо таращусь на себя в зеркало и пытаюсь понять, нравится ли мне то, что я в нем вижу, или нет. Свечу зажгла, потому как уже смеркается. И опять гляжу, испытующе, пристально — ведьма ведьмой. Это я про антураж и про выражение лица. Ну а само лицо очень даже ничего. Точнее, Лоле оно всегда казалось невыразительно-заурядным. А вот Леся время от времени задумывалась (после основательной встряски или просто от нечего делать) — а не поменять ли имидж самым ортодоксальным образом? Сиречь из пепельной блондинки превратиться в брюнетку, такую жгучую, чтобы коллеги, когда она войдет в учительскую, попадали со стульев. В сочетании со светлыми глазами черные-пречерные волосы — экзотика. Увы, экзотического сочетания не получилось — Лола не только черноволоса, но и черноглаза. А вообще — все на месте и в меру. И на том спасибо, могло быть куда хуже, правда ведь?
Думаю о пустяках? Ну да, о чем же еще? — все серьезные думы передуманы, выводы сделаны (самый отвратительный ответ на вопрос «что делать?» — «ничего», но в данном случае это еще и самое разумное решение), на душе тоска, из книг — одна Библия. Вот и думаю о пустяках, тренируюсь в самовнушении, пытаясь примирить Лолу и Лесю. Не то чтобы они объявили друг другу войну, но… мало ли что? Девушки-то обе — с характером. У Лолы жизненный опыт, которому Леся могла бы позавидовать — хотя вряд ли позавидовала бы. Если что, Лола и пострелять может, и на коня взгромоздиться, и на языке местных аборигенов худо-бедно изъясняется. Нрав у нее, соответственно, далек от идеала воспитанной сеньориты, хотя прикинуться может — чтобы дядюшку лишний раз не расстраивать. Леся — дитя цивилизации, ее внутренний маятник колеблется от мизантропии до филантропии, и никогда не предугадаешь наверняка, куда он качнется в следующую минуту…
Порешив так, принялась коротать время, перебирая одежки-обувку сеньориты, и прикидывать, в чем лучше всего отправиться в путь. Обе дамы во мне не желали пренебрегать ни удобством, ни эстетикой. Куда я собралась? Вчера прискакал один из индейцев, работник при миссии, и наговорил дядюшке таких невероятных новостей, что он, против своего обыкновения, счел нужным поделиться ими со мной. Не так далеко от нас появились таинственные белые, которые, по словам индейца, мало того, что расправились с напавшими на них пришлыми, как он их назвал — дикими, индейцами, так еще и взяли в плен английского офицера! На мой вопрос, как же этот работник смог узнать такие подробности, дядюшка, уже в своей обычной манере, быстро перевел разговор на другую тему. А именно о том, что язык, на котором говорили пришельцы, совершенно не знаком его человеку (ага, вот в чем дело, явно не просто так он у него работает, надо запомнить на всякий случай), и поэтому сейчас требуется моя помощь. Даже не хочу загадывать, кем окажутся эти незнакомцы, но какая-то надежда у меня появилась…
«Ни фига ты не экстремалка. Просто дура — и все», — думала я, выезжая из ворот поселения. Моя смирная лошадка привычно трусила в середине кавалькады. Так пожелал дядя. Точнее, таково было его условие. Одно из многих условий, на которых он согласился взять меня с собой. И все они, все до единого, были продиктованы соображениями безопасности. Относительной, конечно. Здесь безопасность вообще понятие ве-есьма относительное. Тем не менее пришлось наобещать с три короба, в том числе и то, что на лагерь таинственных поселенцев я буду глядеть издали, не пытаясь приблизиться. Лола, наверное, слово сдержала бы, а вот Леся… Да и о первом своем порыве я тоже благоразумно умолчала. Похоже, сочетание двух личностей во мне породило какую-то новую. Конкретно безбашенную. Ни у Лолы, ни у Леси даже мысли не возникло бы в одиночку ехать невесть куда. Потом состоялся очень непростой для меня разговор. Потом мы собирались в путь — правда, не слишком долго, потому что большую часть пути надо было проделать при свете дня. А потом… Потом я увидела во дворике, в том самом, где обычно занималась со своими учениками, полдюжины солдат и трех вооруженных слуг. Среди последних, к моему то есть к Лолиному — неудовольствию — Диего, крещеный молодой индеец-олони… ну да, тайно (это он так думает — тайно!) влюбленный в сеньориту. Кстати, Леся тоже не в восторге — в жизни неопределенность полнейшая, разброд и раздрай, а тут еще — на тебе! — мылодрама в прямом эфире!