Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества - Конторович Александр Сергеевич. Страница 40

Ночь с 18-го на 19 мая 1790 года

Дядя Саша

Холодный воздух пробрался под одеяло, и капитан Роджерс недовольно поморщился. Опять этот болван Маккуин не закрыл окно! Господи, ну когда же тут будут вменяемые люди? Даже и слугу подобрать не из кого! Нет, он у меня точно завтра получит! Откинув одеяло, капитан встал… Вернее, попытался. Попытка эта была пресечена самым нелюбезным образом. Чья-то сильная рука нелюбезно вернула капитана в прежнее положение, а острый клинок у горла недвусмысленно намекнул на бесполезность сопротивления.

— Э-э-э… это еще что такое?! Кто вы такой и что делаете в моей спальне?

— Тихо, капитан, — сбоку нарисовался еще один персонаж. Света в спальне было мало, свеча стояла не на столе, как обычно, а на полу. Поэтому лиц нападавших не было видно.

— По какому праву!

— Арт, объясни ему…

Пара звонких оплеух выбила из капитанской головы остатки сна.

— Еще вопросы есть?

— Вы сошли с ума! Я капитан королевской армии!

— Повторить?

— Не надо…

— То-то же. Слушайте меня внимательно, капитан. Повторять не буду. По какому праву вы намеревались натравить индейцев на мирную миссию Его Католического Величества?

— Так вы испанцы?

Бац!

— О-ох…

— Я задал вопрос вам! Себе я вопросов задавать пока что не разрешал.

— Это наглая ложь!

— Вам сюда лейтенанта Райли привести? Легко и непринужденно.

— Нет. Сюда не надо.

— А куда надо?

— Не надо лейтенанта. Это… это была просьба мистера Джефферсона.

— А это кто такой?

— Он представитель Компании Гудзонова залива.

— И какое право он имеет приказывать вам — офицеру короля?

— Вы должны понимать… он располагает сильным влиянием в метрополии. Я получил указания содействовать ему во всех его начинаниях.

— Даже и в таких?

— В любых.

— Даже так? И где он теперь?

— Он отплыл по делам. Будет через пару месяцев.

— И кто тут теперь за старшего?

— Я.

— Отлично. Это я хорошо зашел. То есть вы признаетесь в подготовке нападения на нашу миссию?

— Э-э-э… — Почувствовав, как у горла шевельнулся клинок, капитан сдержал рвущиеся наружу слова. — Да. Признаю.

— Вот и хорошо. Сражение вы проиграли и, по законам войны, обязаны к выплате контрибуции. Я прав?

— Э-э-э… ну, этот вопрос можно обсудить…

— Обсуждаем. Сколько у вас пушек?

— Три.

— А на корабле?

— Это не мой корабль!

— А чей?

— Компании.

— То есть подстрекателя нападения? Принимается. Сколько?

— Четыре.

— Конфискуются. Вместе с запасом пороха и ядер. Сколько у вас солдат?

— Тридцать восемь.

— Уже тридцать шесть. Оставляю вам пять ружей с зарядами. Для самозащиты. Остальное идет в счет контрибуции. Судно с грузом?

— Да.

— С каким?

— Сборный груз. Инструменты, одежда, еще что-то, не знаю.

— Проверим. Часть груза будет конфискована тоже. Не все, мы же не разбойники. Будет изъято то, что может послужить ведению войны. Возражения есть?

— Но я не имею права распоряжаться грузом Компании!

— Кто имеет?

— Мистер Джефферсон!

— Хорошо. Мы запрем ваших солдат в казарме и подождем тут его возвращения. Два месяца или больше — нам спешить некуда. Это вариант вас устраивает больше?

— Нет. Не надо его ждать. Я согласен на ваши условия.

Клинок отошел от горла.

— Одевайтесь. Без глупостей, все ваше оружие у нас. Ваши солдаты спят, и только от вас зависит, каким будет их сон. Он вполне может продлиться вечность, вы понимаете?

— Да… Но все же — кто вы?

— Те, чей дом вы хотели уничтожить. Достаточно? Сейчас мы разбудим ваших солдат, и вы отдадите им соответствующие приказания. Учтите, двор форта окружен нашими стрелками. Любое неправильное движение может стать последним. Постарайтесь это объяснить своим солдатам.

— А чтобы у вас не оставалось иллюзий, сейчас вы напишите все, что так красноречиво изложили мне, и подпишите.

— Это что, шантаж?! Как вы можете допустить подобное в отношении офицера Его Величества?!

— На протяжении всей беседы мы легко достигали взаимопонимания. Почему сейчас возникли затруднения? Мне привести более убедительные доводы, или обойдемся без лишних жестов?

Побледневший капитан уселся за свой стол и взял в руки перо…

Закончив сей скорбный труд, Роджерс оделся и спустился во двор. Прямо у своей двери увидел висящий на стене труп одного из солдат. Он был пробит навылет тонкой черной стрелой, которая застряла в щели между бревнами и не позволяла ему упасть на землю. Шедший справа от капитана молчаливый мужчина остановился и резким движением выдернул стрелу. Труп мешком свалился к ногам Роджерса. Тот поежился и, переступив через мертвое тело, зашагал к казарме.

Только к вечеру длинный обоз с трофеями, вытянувшись дугой по дороге, тронулся в путь. Доехав до леса, мы отпустили возниц. Ни к чему им было знать точку назначения обоза. Взять смогли не все, повозок и лошадей было явно недостаточно. Пришлось разыграть благородство и оставить часть уже намеченного к погрузке добра его законным хозяевам.

Через два часа нас догнали Змей и Курбаши.

— Ну как там? Погони нет?

— На чем догонять-то? Нет. Заперли ворота и сидят там, не высовываются.

— Ну и славно! Теперь впрягайтесь. Не обучен я таким транспортом управлять. А нам еще и подумать надо, как следы получше запутать? Сейчас-то мы к испанцам едем, а вот скоро уже и к нам поворачивать пора. Так что напрягайте голову. Не сегодня, так завтра наглы пойдут по следам. Это ж надо — столько добра разом зевнуть? Будут они нас искать, не сомневайтесь. Так что пусть ищут у испанцев. К ним они уже не полезут — это война…

19 мая 1790 года

Зануда

Англичане — гады. Может, по меркам XVIII века они и могли считаться просвещенными мореплавателями, но разве только потому, что остальные хуже. Во-первых, кто-то из них смачно харкнул на сиденье возницы, и мне пришлось оттирать его травой. А во-вторых и в-главных, из восьми доставшихся нам лошадей две с эмфиземой (шумное, «запаленное» дыхание слышно с другого конца колонны) и одна — не знаю, с чем, но явно больная. У здоровых не бывает таких зеленых соплей.

Я не выдержал и сказал об этом майору. Он отреагировал странно — приказал мне пересесть на телегу с больной лошадью и наблюдать за ее состоянием (будто я ветеринар), а по приезде доложить все нашему врачу. Впрочем, мне удалось убедить поставить нас в хвост колонны (чтобы не чихать на здоровых) и идти шагом. Так что я трясся по ухабам и корням, смотрел в кобылью задницу и мучительно вспоминал все, что знал о лошадиных болезнях.

Через несколько часов (отцы-командиры вели нас петлями и крюками — наверное, заблудились, но не желали в этом признаваться) удалось вспомнить довольно много из прочитанного и слышанного. Увы, названия медикаментов были бесполезны за полным их отсутствием. Зато по организации карантина я мог бы прочитать лекцию минут на тридцать. Далеким от медицины людям. Медикам — не рискнул бы. «Зеленым» и командирам — пожалуй, тоже. Первым — из-за жестокости ветеринарных мероприятий, вторым — из-за большого объема необходимых работ. Ведь даже правильный скотомогильник устроить не везде можно, а где можно — надо долго копать.

В лагере вместо лекции по ветеринарии пришлось таскать трофейные тюки, ящики и бочки, строить пороховой погреб (на мой взгляд, просто яму и навес над ней), а потом заниматься лошадьми. Поскольку я первый вспомнил, что их вообще-то надо поить и кормить, меня назначили начконом (тут я мысленно показал язык Сергею-Догу — а вот не надо шляться по прериям, когда должности раздают), а дали одного помощника. Бегая с веревками — познакомились, на форуме его звали Всеслав.