Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - Чекрыгин Егор. Страница 67

После официального представления собственно и началась дипломатическая работа. То нас зазывали на общее пиршество, то удостаивали Ортая и Осакат отдельной беседы, то подсылали сановников для «дружеской» болтовни.

На нас с Лга’нхи пока вроде особого внимания не обращали. Даже несмотря на верблюда и наш экзотический вид. Да, приняли во дворце, сажали на пирах на почетные места, подарками, ясное дело, одарили, и весьма неплохими. Но в остальном – вроде как к конюхам или даже лошадям важной персоны относились. Прилагательное к послу. Надо оказать видимость уважения, но пусть знают свое место…

Только вот я в это пренебрежение не очень-то верил. Потому как и взгляды на пирах да приемах на себе ловил заинтересованные. И из расспросов Осакат выходило, что дедушка Леокай сильно нами интересуется. И даже Мсоя как-то раз удалось навести на правильный разговор, в котором он признался, что его новые друзья (а он, выполнив свои обязанности «доставщика» дипломатической миссии, активно зависал с местными вояками, среди которых, оказывается, у него было немало приятелей) частенько выспрашивали его про подвиги Степного Вождя и его подозрительного Шамана.

Ну а последняя капелька капнула, когда во время одной пирушки меня старательно «укушали» вусмерть, а потом я услышал речь на знакомом языке… Таком знакомом, но абсолютно непонятном языке верблюжатников… Сначала она звучала где-то в отдалении, потом какой-то тип обратился непосредственно ко мне. Хорошо, что «по-верблюжачьи» я знал только «ололо» (или как-то так), что означало верблюда. Так что сделать глубокомысленно тупые глаза и изобразить непонимание проблемы не возникло. Надеюсь, мне поверили.

И вот наконец-то я удостоился личной аудиенции. Лга’нхи, сволочь такая, все еще считался больным, хотя уже вовсю ковылял на пораненной ноге по нашему сараю и неловко скакал во дворе, упражняясь с копьем.

Может, потому, а может, и по каким-то другим соображениям, но на ковер первым вызвали меня.

– Так кто же ты такой, шаман Дебил? – спросил меня дедушка, глядя… ну, наверное, так аппарат для уничтожения бумаги смотрел бы на очередной робко трепещущий на офисном сквозняке листочек бумаги, случайно забытый рассеянным клерком на столе…

Вопросики, блин… Душа, истерично визжа, устремилась к пяткам, комок подскочил к горлу и отвесил смачный пинок чуток пониже кадыка, а желудок вдруг захотел поиграть в ежика и свернулся в клубок… иголками вовнутрь. И ничего умнее, чем ответить: «Шаман я», в голову мне не пришло. Дедушка понимающе усмехнулся.

Да уж, до сей поры я уже почти привык чувствовать себя этаким Остапом Бендером, путешествующим по провинции и впаривающим наивным лопухам истории про «Союз Меча и Орала», «Всемирный Шахматный Конгресс» и «детей лейтенанта Шмидта». А тут – будто притащили на конференцию в Тегеран, поставили пред очи тройки ведущих политических лидеров современности и спросили так ласково: «Что? Правда турецкоподданный?» Тут, думаю, даже сам товарищ Бендер в штаны бы навалил, а уж чего про меня говорить?

Оказалось, что дедушке есть что говорить… про меня. Он кратко и внятно изложил все странности и необычности моей личности. Начиная от неясного происхождения (болтушка Осакат небось все у Лга’нхи выспросила и деду настучала), непрестижного имени, преступно черных, как у верблюжатника, волос, и заканчивая моей удивительной Миссией и необычайными познаниями в колдовстве. После чего потянулась вопросительная пауза, а в глазах моего собеседника закачались весы, на чашах которых было написано: «Использовать и убить» и «Убить сразу». Веселенькая ситуация!

Но ты, дедушка Леокай, не того… Не улетай в сладкие мечты о том, что размазал меня в кисель. – Мысленно бодрился я, накачивая себя мужеством и дерзостью. – Я ведь больше не тот сопливый, дрожащий от страха горожанин, внезапно оказавшийся черт знает где и готовый на что угодно, лишь бы выжить. Я за эти годы прошел немалый путь. Я был полным убожеством, но смог завоевать уважение и вес в глазах сильных мира сего. Даже сам Царь Царей Улота удостаивает меня личной беседы… – Набрав подобными уговорами достаточный уровень наглости и зачем-то потрогав пришитые к моему воинскому поясу скальпы, я глянул в глаза Крутому Дедушке и, нагло цыкнув зубом, спросил: «И че?»

– Какие, блин, проблемы-то, гражданин начальник? Имя вам мое не нравится? Происхождение неясно? Цвет волос отталкивает? Познания смущают? В миссию не верите? Так это все ваши проблемы! Если есть че конкретно предъявить – дымящийся ствол, отпечатки пальцев, показания свидетелей, зовите прокурора, судью и палача. А ежели нет… то, как говорится, и суда нет. Презумпцию невиновности, которую вы небось еще даже и не выдумали, пока никто не отменял! – говорили мои глаза. (…Как мне хотелось бы думать.)

…Дедушка усмехнулся снова. Хлопнул в ладоши и велел тащить пиво и закусь, намекая, что беседа будет долгой.

– Убить тебя не проблема… – ласково сказал мне дедушка Леокай, глядя, как сытый лев на подброшенного в его клетку кролика. – И то, что Осакат вам названая родня, ни даже Закон, мне нисколечки не помешают. Убить ведь можно не только явно. Человек ведь может в воду упасть и утонуть. Съесть что-нибудь не то… В жизни-то всякое бывает. Никто даже и не подумает, что это по моему приказу… – Дедушка опять пальнул в меня из своей глазной двустволки, видимо, оценивая, насколько его чудовищный цинизм потряс воображение примитивного дикаря. Обломись, старче, такой фигней меня не проймешь, я об этом уже в том возрасте знал, когда ты еще в дедморозов и добрых фей верил.

Однако дедушка, убедившись, что я не впал в ступор и не поседел от ужаса от этакого попрания Основ, разочарования не показал и даже вроде как довольно кивнул.

– В то, что ты из Этих, я не верю, – продолжил он. – …Больше не верю. Даже то, что вы привели это животное, и то, что ты на Них похож, меня не убедило. И тут важно даже не то, что ты их языка не знаешь… – ты другой. Сидишь по-другому, ходишь, руками двигаешь. (Ишь ты, наблюдательный какой старикан.) Можно назваться другим именем, можно даже начать говорить на другом языке, но некоторые привычки поменять нельзя!

Вполне может быть, что ты и родился в Том народе, – продолжил Леокай после недолгой паузы, во время которой он сверлил меня своим взглядом, оценивая реакцию на свои слова, – а вдруг у меня нервы не выдержат, и я как та, рожающая радистка, на верблюжачьем заверещу, а потом каменным зубилом, прямо тут, на стене покоев Царя Царей, начну выдалбливать признательные показания. – …Но, скорее всего, был потерян еще мальчишкой, – как ни в чем не бывало продолжил дедушка Леокай, не услышав моего верещания и стука зубила. – Тебя вырастили степные племена. И хотя душа твоя темна и закрыта, измены в тебе я не чувствую. Мне ты не друг, но своего Вождя и мою внучку, никогда не предашь! Это уже хорошо…

– И чем же это так хорошо, о мудрейший Царь Царей Леокай? (После того как мне сказали, что убивать меня не будут, я позволил себе расслабиться и даже подпустить в голос немного насмешки.)

– Это хорошо тем, что, если бы в твоей душе было место измене, я бы убил тебя сразу! – еще ласковее ответил мне Леокай и глянул так, что я, даже сидя на полу, умудрился вытянуться по стойке «смирно».

– Но ты продолжаешь быть странным, – продолжил добрый дедушка, с удовольствием пронаблюдав мою реакцию. – Странным и непонятным. Многие вещи ты делаешь и понимаешь не как степняк или житель горных царств… И не как простой человек… – то ли ты очень мудр, то ли…

А еще, говорят, ты умеешь творить настоящие чудеса. Многие шаманы говорят, что могут творить чудеса. Многие глупые шаманы… Умные шаманы предпочитают жить по возможности тихо, потому как от болтунов люди начинают требовать чуда и обижаются, когда не получают его. После чего шаманам приходится плохо.

Леокай опять стрельнул в меня глазом, дабы удостовериться, что я постиг все глубины его мудрости. Расслабься, дедушка. Все твои мудрости в моем мире называют банальностями… Что, впрочем, не мешает нам идти тропинками глупости.