Защитник Отечества - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 25
Ах ты, ублюдок! Пока я с татарами воевал, ты здесь важных господ возил, да кнутом по спинам охаживал. Ребром ладони я врезал по шее, противник закатил глаза и захрипел. Живой останется, не смертельный удар, но, может быть, наука будет.
Сзади раздалось:
– Ловок! Кучер мой не из последних бойцов будет, а ты его за два удара.
Я обернулся, сзади стоял вышедший из возка господин.
– Он первый ударил, я защищался.
– Я видел, – спокойно кивнул господин. – Ты где так драться научился? Я не видел таких приёмов, не у басурман ли?
– Басурман я в Ливнах жизни лишал, учиться у них мне нечему, пусть они поучатся.
– Ты посмотри, гордый какой. Гордыня – грех, у церкви стоишь. Так ты в Ливнах воевал? Слышал, слышал про Ливны, вчера гонец оттуда был, пергамент привёз с донесением. Упоминается там про московскую ватажку, зело помогли гости заезжие! Не про тебя ли пишут?
– Я донесение не читал, не знаю.
– Кто таков будешь?
– Свободный человек, именем Юрий.
– Вот что, Юрий, помоги-ка кучера в возок положить, не дело слуге на снегу валяться, как шпыню ненадобному. Да сам оденься, холодно.
Я помог господину затащить беспамятного кучера в возок, подобрал и надел шубу и шапку.
– Ты вот что, человек Юрий, подойди завтра к Кремлю, спросишь меня – тебя проводят. Человек ты, как я смотрю, лихой да дерзкий, мне такие нужны.
– А кого спросить?
– Адашева, Алексея Адашева.
Я слегка поклонился, пошёл домой.
Зайдя в дом, не раздеваясь, спросил у Дарьи:
– Кто такой Адашев?
– Советник государев, ныне в большом почёте и уважении у царя-батюшки.
Вот ёшкин кот! Вот всегда у меня так. Запросто могли сейчас меня в кандалы заковать. Хоть и оборонялся, но начальство всегда право по праву сильного, это я ещё по своей прежней жизни знал. Я разделся, присел к столу. Дарья подошла сзади, положила руки на плечи:
– А что случилось? Зачем ты об Адашеве спросил?
Я рассказал ей о случае рядом с церковью. Дарья заохала, запричитала:
– Худо ведь могло случиться, кучер сей – Митька Косорылый, наглый больно. Да боец изрядный, в кулачном бою мало кто против него устоит. Неужто его уложил?
Я кивнул. Дарья оценивающе меня оглядела:
– Да, ты можешь, не зря я глаз на тебя положила. К Адашеву пойдёшь ли завтра?
– Схожу, коли человек пригласил. Коли в кандалы заковать хотел, уже бы сделал, а если приглашает – нужда у него ко мне есть.
Утром следующего дня я натопил баньку, помылся не спеша; неудобно ведь, к начальству приглашён, как я успел уже узнать – серый кардинал этот Адашев, без его совета Иван IV никаких решений не принимает, считай, второй человек в государстве. После бани слегка перекусил, неизвестно, сколько я у Адашева пробуду. Надел новую рубашку, штаны, накинул суконный кафтан, поверх него – бобровую шубу. Оружия никакого решил не брать, даже ножа, вряд ли меня с железом в кремлёвские палаты пустят.
Пока дошёл до Кремля, успел в шубе изрядно вспотеть. Плохо, что у меня нет лошади и саней, или, ещё лучше – возка. Ехал бы себе сейчас, закрыв ноги какой-нибудь шкурой, разглядывая прохожих. А теперь топаю по рыхлому снегу, вперемешку с конским навозом. Нечего сказать, презентабельный вид у меня будет в грязных сапогах.
У ворот Кремля тщательно обтёр сапоги снегом, внутрь Кремля на лошадях не пускали, снег был чище. Прямиком направился в сторону дворца, что рядом с колокольней Ивана Великого. Стражники у дверей посмеялись, указали на другой, более скромный вход в пристройке. У этих дверей даже охраны не было. Вошёл. Навстречу выскочил дьяк в суконном кафтане.
– Мне к Алексею Адашеву назначено.
Дьяк попросил подождать в комнате, исчез за дверью. Выйдя, поманил за собой, переходами провёл в небольшую светлицу, усадил на скамью. После непродолжительного ожидания дверь резко распахнулась, порывисто вошёл Адашев. Одет он был довольно скромно, без изысков, только пальцы были унизаны перстнями.
– А, бретёр! – с легким французским прононсом проговорил Алексей. – Всё-таки решился прийти. Вот что, Юрий, не хочешь ли послужить государю и Отечеству?
– Делать-то что?
Адашев садиться не стал, ходил по комнате, похоже, нервничал.
– Мне нужны верность, умение держать язык за зубами и ловкость, даже дерзость. Насчёт ловкости и дерзости – это я уже видел. Как с остальным?
– И с остальным всё в порядке.
Адашев хихикнул:
– Будет не в порядке – попадёшь в подвал, к палачу.
По спине пробежал холодок: а может – ну их, кремлёвских жителей? От политиков во все времена ничего хорошего ждать не приходится.
Он уловил в моих глазах искорку сомнения.
– Успокойся, будешь держать язык за зубами – всё будет хорошо.
– Хорошо, это сколько серебром?
Адашев засмеялся:
– Ловок, палец в рот не клади, я тебя таким и представлял. Тебя случайно не атаманом кличут? Из донесения ливенского – сегодня опять перечёл.
Я кивнул.
– Да ты герой просто. А велика ли у тебя ватажка?
– Кроме меня – трое ещё.
– Да-да, в донесении так и написано.
Я понял, что он меня проверяет. Тоже, НКВД нашёлся. Может, ты и хитёр, да я из двадцать первого века, знаем, проходили. Такие уловки хороши для недалёкого и необразованного, к коим я себя не относил.
– Ладно, – что-то решил для себя Адашев, – есть такой князь – Владимир Старицкий, его подворье на стрелке Москвы-реки и Яузы. Дальний родственник государя нашего, пусть будут долгими его годы. Так вот, есть подозрение, что сношается сей князь с ливонцами. Ты грамотен ли?
Я кивнул.
– Смотри-ка! – удивился Адашев. – Так вот, в путевом дворце князя, что по смоленской дороге, думается мне, пергаменты важные от ливонцев должны быть.
Я не выдержал, перебил:
– Коли пергаменты важные, здесь, в Москве их хранить будет.
Адашев внимательно на меня посмотрел:
– Ещё и умён, похвально. Так вот, документов этих в московских хоромах нет, за это ручаюсь. Возьмешься ли за это дело?
– Попробовать могу, но коли грамот сих в путевом дворце нет – не взыщите.
Адашев кивнул.
– Завтра выезжай, князь будет в Москве ещё несколько дней; время есть, но немного. Как вернёшься – сразу ко мне. А пока – прощай.
Вышел я от Адашева в смятенных чувствах. Выполнить поручение – опасно. Наверняка в путевом дворце сильная охрана, если схватят – повесят без суда, как татя. А если и не повесят – князю передадут, известное дело, не вино пить, в руки ката, чтобы пытками выведать, зачем полез во дворец.
Пренебречь поручением Адашева – чревато, ведь я уже знаю о тайных дворцовых делах, пусть и самую малость. Найдут потом моё тело в Москве-реке, если вообще найдут. И на кой чёрт меня понесло к дьяку? Любопытство подвело, наверное. Пока шёл к дому, раздумывал, что делать и как поступить? В конце-концов, решил взять своих ребят, съездить на место, разузнать – разведать, может, что и сладится.
Решив так, я успокоился и повеселел. По пути зашёл домой к Алексею, попросил его предупредить Кирилла и Сергея – завтра с утра в путь, при оружии. Поскольку коней у нас не было, зашёл на торг, нанял возчика с санями.
Выехали с утра, ехать было недалеко, вёрст десять. Сытая лошадка бодро тянула сани. Чтобы размяться, периодически спрыгивали с саней и бежали сзади. В деревушке Марфино оставили сани с возчиком, сами пошли пешком – полчаса ходьбы всего до путевого дворца.
Из-за пригорка показалось высокое, в два поверха, деревянное здание, окружённое высоким забором. По обе стороны от дворца, уже вне территории, теснились небольшие избы крестьян.
Мы сошли с дороги, углубились в лес, идя след в след. Выйдя на опушку, укрылись за деревом и стали разглядывать дворец. Поскольку хозяина не было, челядь лениво передвигалась по двору; с пригорка двор проглядывался великолепно. Я высматривал, нет ли где слабых мест, возможности проникнуть в здание, и пока не находил. Даже обнаружил неприятную для себя вещь – собак. Если человек ночью может и не увидеть, то собака обязательно учует, поднимет тревогу. Я в задумчивости теребил бородку, ничего разумного в голову не приходило. Хлопцы мои стояли рядом, тоже разглядывая дворец.