Защитник Отечества - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 49

Ну, в корчму так в корчму. За нами потянулось множество горожан, так что корчма не вместила всех желающих. Поел я всего самого лучшего, выпил хорошего рейнского вина(?). Упиться боялся – все предлагали дружбу и желали скрепить совместной чашей вина. Если учесть, что в тех чашах было пол-литра, не меньше, то понятно, то через пару часов я уже был изрядно пьян, хоть и пил через раз.

– Авдей, давай уходить, у меня скоро вино из ушей польётся.

Все гости в корчме уже были навеселе, и нам удалось ускользнуть незамеченными. Я помогал Авдею, почти тащил его на себе. Не рассчитал купчина своих сил, но мужик был неплохой, меня не обижал, сегодня я видел – был искренне рад за меня и горд знакомством со мной. Как бы это знакомство не сослужило ему плохую службу, было у меня такое предчувствие.

До дома добрели, когда солнце собиралось садиться. Отдав почти бесчувственное тело купца в руки подбежавших холопов, я направился на задний двор. Зачерпнув из бочки холодной воды, умылся, снял кафтан, расстегнул и бережно положил пояс с саблей и ножами на завалинку. Сам взял чурбак и начал приседания – раз, два, три… двадцать… сорок. Пот катился градом, но с каждым приседанием я чувствовал, как в голове проясняется, с потом выходит хмель. В корчме нельзя было обижать отказом Авдея и весь остальной люд – невзирая на победу, могли обидеться. Но теперь мне надо быть трезвым, я просто всеми потрохами чувствовал, что день не закончится спокойно. И будет лучше встретить неприятности трезвым.

Доведя себя до изнеможения, разделся по пояс, поплескался прохладной водой. Всё, я в форме. Теперь надо отдохнуть. Поднявшись в дом, улёгся на постель, только сняв сапоги. Пояс с оружием положил рядом, на расстоянии вытянутой руки. Придремал, в доме становилось тихо, все укладывались спать.

Чу! У соседей залаяла собака. Я уже по лаю знал, когда она гавкает на чужих, а когда – просто так, чтобы показать хозяину, что не спит, несёт службу, отрабатывает хозяйские харчи.

На зажигая света, поднялся, обулся, надел тёмную рубашку и опоясался. Теперь я был готов. К чему – я и сам не мог сказать точно.

Тихо открыл окно; через слюдяные оконца и днём-то ничего не видно. Глаза привыкли к темноте, и я заметил две тени, перемахнувшие через наш забор. Началось! Не верилось мне, что норманнский конунг не попробует отомстить за гибель своего воина. Уж очень они смиренно ушли, не в повадках это норманнов.

Я рыбкой нырнул через окно; хорошо – одежда тёмная, не выделяется на фоне дома.

Перемахнув забор, двое непрошенных гостей присели и шептались. Как я не напрягал слух – ничего не удалось услышать. Медленно, опасаясь шелеста сабли, вытащил её из ножен.

Незнакомцы поднялись и молча направились к дверям дома. Всё, не стоит тянуть дальше, если это не норманны – то воры. Добрые люди ночью через забор не лазят. А с татями здесь разговор короткий.

Я сделал шаг в сторону, оказавшись за спинами ночных визитёров, и ударил саблей первым, срубив голову левому. Правый мгновенно обернулся, и меня спасла от ножа только реакция. Просто я был готов к такому повороту событий. Тем не менее, почти без замаха ударил саблей по руке: ориентиром служило лезвие ножа, поблёскивающее в свете луны. Незнакомец со стоном схватился за руку – вернее, за её обрубок: кисти не было. Я приставил саблю к горлу визитёра: «Кто такой?» – Ночной гость молчал. Я надавил лезвием сильнее, из-под лёгкого надреза показалась кровь.

– Если не скажешь, умрёшь сейчас и здесь, как он. – Я кивнул на неподвижное тело.

– Ермоха я, по прозванию Косолапый, на Низовке живу.

– А здесь чего забыл?

Незнакомец замолчал. Я надавил саблей сильнее.

– Норманны послали, по твою жизнь, денег обещали.

– Сколько же?

– Два золотых.

Я хмыкнул – ежели на базар пойти – сумма неплохая. Но за мою жизнь – маловато. Не оценили меня норманны, подослали местную шваль, думали – ночью двое справятся.

– Забирай своего друга и убирайся отсюда.

– Как же я заберу, когда я ранен?

Я молча расстегнул ремень на убитом, перетянул несостоявшемуся убийце руку выше кисти.

– Хочешь жить – бери на загорбок друга и уходи. Не уйдёшь – ляжешь рядом с ним. Выбирай.

Постанывая, Ермоха поднялся. Я помог погрузить ему на спину труп – хорошо, что нетяжёлым оказался, отпёр засов на калитке.

– Уходи, знакомым разбойникам передай – не надо сюда ходить, здесь живёт ваша смерть. Больше никого отпускать не буду, все здесь поляжете, сколько бы вас не пришло. Понял, урод?

– Понял.

– Тогда иди.

Ермоха с грузом исчез в темноте улицы.

Заперев калитку, через окно залез в комнату, закрыл окно, разделся и улёгся спать. Думаю, сегодня уже никого не будет.

Выспался отменно, проснулся от того, что в дверь ввалился Авдей – с опухшим лицом, непричёсанный, в исподней рубахе.

– Ты как?

– Если бы ты не разбудил, было бы отлично.

– Голова трещит. Похмелиться хочешь? Пиво свежее на леднике есть.

– Нет, голова не болит, чувствую себя на миллион баксов.

– Чего? И как это тебе удаётся? Вчера вместе пили, ты – как огурчик, а я – как разбитое корыто.

– Пить меньше надо, а коли пьёшь – закусывай.

Авдей исчез, на кухне послышался грохот, звон посуды. Видно – уронил что-то.

Со двора раздался женский визг. Я, как был в исподнем, так и выскочил – даже не обулся.

Недалеко от моего окна стояла служанка и истошно орала, как бензопила. Я подскочил, слегка похлопал по щекам. Визг прекратился.

– Ты чего?

Служанка показала на землю. Тьфу, мать честная. В лужице крови валялась отрубленная кисть, рядом – нож. Как же я вчера забыл?

Развернув женщину за плечи, подтолкнул к дому. Дождавшись, пока она ушла, забросил кисть, а за ней нож за забор. Там как раз протекала сточная канава. Пробежал на задний двор, набрал в пригоршни песка – там лежала кучка для ремонта печи – и присыпал кровь.

Язык у служанки оказался длинным, и через несколько минут из дома выбежала орава женщин. С опаской подойдя ко мне, они боязливо спросили: – А где длань?

– Какая? – удивился я.

– Ну, нам Евстиния сейчас рассказала – ужас какой! – выходит она во двор, а там длань лежит на земле, с ножом.

– Ну и где же они – нож и длань?

Женщины стали оглядывать двор. Ничего не обнаружив, отправились обратно, ругая служанку – привиделось, небось. Разубеждать их я не стал. Осторожнее надо быть, Юра, ни к чему пугать домашних. Труп ушёл вместе с татем, а вот про кисть я как-то запамятовал. Неаккуратно получилось, впредь за собой надо подчищать. И так меня в доме побаивались – Авдей уж постарался про берсерка рассказать, да слухи городские быстро дойдут, как я норманна сразил, а тут ещё и рука. За монстра сочтут, а мне бы не хотелось такой славы.

Зайдя на кухню, я слопал несколько пирожков с пылу-с жару, запив молочком. Всё равно Авдей общую трапезу собирать не будет, с утра подлечился и ушёл почивать. Подремлю-ка и я – неизвестно, придётся ли ночью спать.

Днём меня никто не беспокоил, и я отлично выспался, даже переспал, вечером сытно поужинал, не желая вопреки поговорке оставлять ужин врагу. Ещё чего, враг обойдётся.

Вечером дом стал стихать: первыми отошли ко сну купец с женой и детьми, затем холопы, наконец угомонились кухарки. Открыв окно, я придвинул лавку и уселся ждать. Терпения мне было не занимать.

Ближе к первым петухам, когда воздух попрохладнел, на улице, в конце её – квартала за два – загавкали собаки. Я выпрыгнул в окно, прикрыл створки – не надо показывать посторонним, что их ждут. Подошёл к забору, просунул сквозь доски голову. Привыкшие к темноте глаза уловили сначала смутное шевеление, затем – неясные тени. Один, два… пять. В лунном свете при неосторожном движении в вырезах горловин мерцали кольчуги. Ага, стало быть, тати не справились, теперь пожаловали господа норманны. Эти сильнее, опытнее и опаснее вчерашних.

Я втянул голову назад, прижался к забору, вытащил саблю и стал ждать. Люди за забором остановились напротив усадьбы купца. На верхний край забора легли чьи-то руки; лёгкий толчок ногой – и во дворе приземлился норманн. Не дав ему подняться, я саблей резанул по горлу. Хрипя и булькая кровью, норманн упал и в агонии засучил ногами. Один готов. Наверняка послали, чтобы калитку изнутри отпёр, ну так я не гордый, сам отворю. Держа наготове саблю, тихонько отодвинул крепкий дубовый запор, приотворил калитку. Она распахнулась, вперёд шагнул норманн. Пока он меня не рассмотрел, я резко провёл саблей по шее. Дан схватился за шею, но силы покинули его, и он упал лицом вперёд. А в калитку уже заходил второй. Резко, со всей силы я ударил калиткой, раздался тупой звук. Я распахнул калитку и нанёс колющий удар в лицо. Еле удалось выдернуть саблю назад, так глубоко она вошла в кости черепа. Троих в минус.