Попадать, так с музыкой - Гуткин Михаил Львович. Страница 65

— Бери. Он вообще-то за тобой закреплен. Мне по рангу теперь положен автомобиль.

Я пулей выскочила из Васиного кабинета, ухватила в красном уголке шахматы, завернула их в газету и ринулась вниз. Запихала сверток в коляску и поехала играть. Опаздывать командиру НКГБ не положено.

К костелу я лихо подкатила без двух минут восемь, или, выражаясь строго по-военному, в 19.58. Так. Вот она я, а где торжественная встреча с цветами и музыкой? Никого. Двери в костел открыты, но не заметно никакого движения. Где же мой партнер? В костеле или в доме? Решила начать с костела и не ошиблась. Как раз когда я входила в костел, ксендз с епископом выходили оттуда. Я остановилась и помахала им рукой. Ксендз улыбнулся и пошел мне навстречу.

— Здравствуйте, панна Северова. Рад вас видеть в добром здравии.

— Здравствуйте, пан Каневский, здравствуйте, господин епископ. Пан Каневский, я тут выяснила, что ко мне надо обращаться не панна Северова, а пани Северова.

— Так вы замужем? Извините, пани Северова, я этого не знал. И как ваш супруг относится к тому, что его жена работает в государственной безопасности?

— Нормально относится, хотя иногда и вздыхает. Но это для него единственный шанс хоть немного мной командовать.

— Пан Северов тоже работает в НКГБ?

— Да, он мой непосредственный начальник.

— Первый раз встречаю семью, в которой муж и жена — военные.

— Все, пан Каневский, когда-нибудь встречается в первый раз. Так, где мы будем играть?

— Вижу, что вы решительно настроены на игру. Идемте к дому. Сегодня хороший теплый вечер, и мы сможем играть на воздухе. Сейчас Балтазар вынесет нам стол и стулья, и мы начнем игру.

Мы подошли к дому. Там служка сначала вынес стул для епископа, который, к моему удивлению, видимо, решил наблюдать за нашей игрой и сразу с удовлетворением уселся. Потом появились стол и два стула для нас. Я развернула доску и высыпала фигурки на стол. Выбрала белую и черную пешки, потрясла их за спиной и протянула ксендзу два кулака.

— Выбирайте, пан Каневский.

Ксендз коснулся моей левой руки.

— Ваши белые, пан Каневский.

— Пани Северова, если желаете, то можете взять белые себе, — проявил галантность ксендз.

— Нет, нет. Жребий есть жребий. Мои черные.

С этими словами я уселась за стол и стала быстро расставлять свои фигурки. Ксендз, больше не мешкая, также оперативно расставил свои. При этом я заметила, что делал это он практически так же быстро, как и я. Вообще-то мне было известно, что о силе игрока в некоторой степени можно судить и по тому, как он расставляет фигуры на доске. Один мой знакомый КМС, большой любитель блица, мог небрежно как бы кинуть на доску, например, слона, и тот сразу попадал в нужную клеточку. Так что расстановка фигур уже позволяла делать некоторые, пусть и предварительные, выводы. Кинув на меня короткий испытующий взгляд, ксендз сделал ход королевской пешкой е2—е4. Наверное, знает, что этот ход ему ничем не грозит. [44]

Заранее обдумывая возможные варианты, я начала черными, планируя выбрать какой-нибудь дебют, типичный для этого времени. Но быстро сообразила, что схемы, которые сейчас играют, например, во французской защите, мне неизвестны. Конечно, проработав определенное число партий, можно было выбрать подходящий вариант, но на подобную работу у меня просто не было времени. Поэтому я решила на ход королевской пешки выбрать защиту Уфимцева. Хитрость состояла в том, что в данное время такое начало за черных многие комментаторы называют неправильным. О том, что такое начало тоже «правильное», станет известно лет через двадцать. Я вспомнила одну партию покойного Михаила Ботвинника. Тьфу, черт! Какого покойного! Он сейчас еще очень даже живой и наращивает свою игру с каждым годом. Так вот, эта партия была опубликована в многотомных сборниках его партий, которые в мое время уже стали библиографической редкостью. А вариант, разыгранный в ней, был очень коварным. Для неподготовленного противника он будет неприятным сюрпризом.

Короче, на ход ксендза я бодро ответила g7—g6. Он испытующе посмотрел на меня, немного подумал и стал занимать центр пешками. Я незаметно облегченно вздохнула. Может быть, ксендз и сильный шахматист — все-таки родственник и ученик чемпиона России, а также хороший знакомый одного из выдающихся теоретиков шахмат, но против вариантов, разработанных самим Михаилом Моисеевичем, бороться ему будет нелегко. В общем, так примерно и произошло. Я вовремя организовала нажим на центр, потом провела хитрый маневр ферзем, и мои центральные пешки заняли грозные позиции. [45]

В какой-то момент, когда ксендз крепко задумался над позицией, епископ что-то ему сказал. Ксендз коротко ответил, епископ еще что-то сказал. Хотя я не знаю польского языка, но папуля в свое время приучил меня к чтению шахматных книг на разных языках. Я как-то подсчитала: в нашей библиотеке были шахматные книги на девяти языках, в том числе на всех славянских. Так вот, среди слов епископа я разобрала всего два слова: «скАчек» и «гОнец» [46]. Для себя я перевела их как скакун и бегун. Так это же на польском конь и слон! Вот гад! Пользуется тем, что я не знаю польского языка, и в наглую подсказывает. Я сразу вспомнила бессмертное: «Лошадью ходи, лошадью» [47]. Поэтому, подумав, решила не возникать. Один мой знакомый шахматист говорил, что подсказчик противнику — это твой добровольный помощник. Во-первых, он, скорее всего, подскажет неправильный ход, а во-вторых, он помешает твоему противнику думать. Как тот парень оказался прав! Ксендз в силу своего подчиненного положения не мог окрыситься на епископа и послать того со всеми подсказками куда подальше. А думать тот здорово мешал. Через несколько ходов ксендз допустил явную ошибку и потерял важную пешку, позволявшую ему хоть как-то держать позицию. Сделав несколько уже необязательных ходов, он сдался.

— Да, пани Северова. Признаю, что вас недооценил. Вы не просто знакомы с шахматами, а играете очень сильно. Я не знал, что в Советском Союзе не только мужчины, но и женщины являются очень сильными шахматистами. Открою маленький секрет. Три года назад я был в Лондоне и там сыграл несколько легких партий с Верой Менчик [48]. Так общий счет был в мою пользу. А тут меня обыгрывает неизвестная шахматистка, да еще черными, да еще в неправильном начале.

— Пан Каневский, так ведь если сегодня это начало неправильное, то завтра оно может стать правильным. Все будет зависеть от того, насколько глубоко его исследуют шахматные теоретики — такие как Алехин, Капабланка, Ботвинник. Насколько я помню, защита Алехина и защита Грюнфельда тоже сначала вызывали большие подозрения в правильности. Вот только за ними стояли авторитетные фамилии их создателей. А этот дебют я подсмотрела у одного малоизвестного мастера (поди проверь!).

Мы стали анализировать сыгранную партию. При этом я вытащила бумагу и карандаш и аккуратно записывала как ходы в партии, так и рассматриваемые варианты. Ксендз стал смотреть на меня с еще большим уважением. Епископ молчал и лупал глазами. Интересно, извинится ли он перед ксендзом? Думаю, что нет. Начальник как-никак.

— Скажите, пани Северова. А завтра мы можем сыграть еще партию? Я жажду реванша.

— Нет, пан Каневский, завтра и еще несколько дней у пани Северовой будет много работы. А вот примерно через неделю, если ничто ей не помешает, она снова приедет к вам с доской и фигурами. Да, здравствуйте, пан Каневский. Старший лейтенант госбезопасности Северов.

Ой, а ведь это мой супруг незаметно подобрался. Наверное, подъехал на машине, ее отпустил, а сам тихо подошел. Понятное дело, что домой поедем вместе на (теперь моем) мотоцикле.

Ксендз сначала даже слегка вздрогнул от неожиданности, но быстро овладел собой и вежливо кивнул Васе: