Дилетант галактических войн - Михеев Михаил Александрович. Страница 67

Помимо часовых, во дворе находилось несколько машин, дорогущих, престижных. Хорошо живут нынешние цыгане. На джипах ездят, а у кого-то вон и «феррари» есть. А, вон у того, толстого — подошёл, погладил по-хозяйски, явно неравнодушен к своей красавице. Ну, флаг в руки, можно будет его вместе с ней и закопать, хотя… Машина-то не виновата ни в чём. Зачем портить такую красоту? Глядишь, достанется потом хорошему человеку.

Ещё по двору бегало с десяток псов, тоже здоровых, ухоженных. Собака куда более верное существо, чем человек. Ковалёв уважал собак, поэтому, ткнув в них пальцем, приказал, чтоб не убивали и не калечили без нужды. Народ понятливо закивал, только Ланцет в сомнении пожал плечами, но тоже кивнул — приказ есть приказ. Хотя, с другой стороны, проблем с собаками и не предвидится, они на открытом месте, и вывести их из игры будет несложно.

Существовало несколько вариантов действий. Самый мягкий — задействовать хамелеоны, войти, глуша, не насмерть или как получится, только тех, кто реально мешает, забрать заложницу и смыться. Однако этот вариант Ковалёв отмёл ещё на начальной стадии — поймут, сволочи, откуда ноги растут, и потом это может создать проблемы. К тому же хамелеоны, позволяющие практически слиться со стеной или с любым другим фоном, идеальной невидимости всё равно не обеспечивали и, в случае маскировки от большого количества народа, да ещё при свете, всегда оставался шанс, что кто-то посмотрит на диверсанта под неудачным углом. Здесь же народу было более чем достаточно.

Были и другие мягкие варианты, но сейчас Ковалёв решил их не задействовать и работать жёстко, насмерть бить всех, кто попытается сопротивляться, а с остальными разобраться позже. Если бы не одно но. Всё дело было в том, что его бойцы, да и он сам, навыками освобождения заложников не обладали. Ну не было у них опыта антитеррора — все четверо получили полноценную подготовку бойцов штурмовых групп, но это немного не то, и практиковаться пришлось исключительно в жёстких силовых операциях, таких как абордаж вражеского корабля или участие в планетарном десанте. Если операцию по освобождению заложников можно сравнить с хирургическим вмешательством, когда у пациента крохотным скальпелем вырезают маленький кусочек, то все те операции, в которых они принимали участие, стоит сравнивать с размахиванием топором на лесоповале. Конечно, говорят, что и топором прооперировать можно, но, как известно, лучше всего топором проводить ампутацию дурной башки. Знания у них, конечно, были, но скорее теоретические. При том количестве народу, которое противостояло великолепной четвёрке, открытый штурм становился опасным — не для них, на их стороне был и опыт реальных боёв, и нечеловеческая реакция, и непроницаемая броня, а для заложницы, которую чисто из злобы могли и пристукнуть.

Ещё одним минусом было то, что в вооружении у штурмующих преимущества, в общем-то, не было. Мощные десантные лучемёты и лазеры, увы, были оружием не слишком подходящим для штурма такого здания. Хотя они и были взяты с собой, применять десантники их могли только в крайнем случае, в основном полагаясь на обычные земные автоматы и пистолеты, пусть и бесшумные. Дело в том, что выстрел, например, из лучемёта, при всех своих дополнительных бонусах в виде бесшумности собственно выстрела и кучи трупов в месте попадания, в замкнутом пространстве даёт эффект, сравнимый с применением маломощного боеприпаса объёмного взрыва. Лазеры тоже выдают в точке попадания более чем приличную температуру. При бое в коридорах боевого корабля, где даже переборки бронированы, это очень эффективные системы вооружения, но в доме, наверняка отделанном горючими материалами, да ещё если он и вправду изнутри имеет слой деревянного бруса… Словом, эффект от применения энергетического оружия будет сравним с выплеснутой и подожжённой канистрой бензина. Гарантированный пожар и куча трупов. Ковалёва, правда, трупы эти не волновали, но не факт, что удастся дочь вытащить — такие здания горят, как порох, выделяя вдобавок огромное количество ядовитых газов. Бывал прецедент. Имелся у Ковалёва, правда, в рукаве один козырь, который он намеревался задействовать, но всё равно определённый риск оставался.

Вообще-то существовали разнообразнейшие варианты спецсредств для подобных операций — и микророботы с портативными станерами, и собственно ручные станеры, позволяющие войти в помещение и палить во все стороны, не боясь повредить заложникам, и много чего ещё. Увы, всё это богатство сейчас находилось примерно там же, где и усыпляющий газ, — на базе, и доставить его вовремя не было никакой возможности. А раз так, приходилось играть с тем, что есть.

Но… Боишься — не делай, делаешь — не бойся. Любимая фраза Ковалёва, давно превратившаяся в его девиз. К тому же время поджимало — хотя бот, не видимый радарами и, благодаря совершенной маскировке, малозаметный визуально, и проскочил расстояние между городами за считаные минуты, но всё равно времени на снаряжение и общую подготовку операции, да вдобавок на вывод всё того же бота из ангара ушло больше, чем хотелось бы. Так что пора было решать.

Есть такое понятие — точка невозвращения. По сути, это черта, перешагнув которую обратной дороги уже не будет. Для самолёта это расстояние, преодолев которое он не сможет вернуться, потому что не хватит топлива, и придётся лететь только вперёд. Для других ситуаций возможны и другие варианты, и касается это как техники, так и человеческих поступков. «Жребий брошен. Рубикон перейдён» — эти слова великого полководца тоже своего рода указывали на точку невозвращения, его личную точку. У каждого из нас есть свой рубикон, и не обязательно он столь же глобален — что поделать, не все мы императоры. Однако каждому когда-то приходится принимать решения, определяющие его дальнейшую судьбу, часто по нескольку раз на день. Для Ковалёва сейчас тоже наступила очередная точка невозвращения, а ведь всего-то, кажется, он сказал: «Поехали».

На первом этапе бот стремительно скользнул вниз и из стратосферы скатился на ничтожную высоту в два десятка метров. Там, зависнув над крышей дома, он был почти невидим — во-первых, тёмный, поглощающий почти все лучи спектра корпус на фоне как по заказу затянутого облаками неба был слабо различим. Правда, сейчас было лето, но конец августа есть конец августа, знаменитые северные белые ночи уже закончились, и было достаточно темно. Конечно, на фоне звёзд силуэт бота всё равно выделялся бы, несмотря ни на какую маскировку, просто загораживал бы своим отнюдь не маленьким корпусом звёзды, и всё, но облака, хоть и достаточно высокие, но плотные, пришлись очень кстати. А во-вторых, от взглядов снизу бот закрывала сама крыша. Даже со двора увидеть летающую машину было бы проблематично, а уж из дома и вовсе относилось к разряду ненаучной фантастики. Окон-то в крыше не предусмотрено.

P-раз! На ничтожно короткое, всего-то двухсекундное завывание ветра никто в доме и внимания не обратил, а может, и не услышал. А зря, именно с таким звуком срабатывает мощный бортовой станер бота. На этом первую часть операции можно было считать успешно завершённой, все, кто находился во дворе, не защищённые стенами дома, остались лежать, поражённые невидимым, но от этого не менее действенным лучевым ударом. Теперь они дружно распластались на земле — и люди, и собаки, и даже здоровенный тощий кот, невесть каким ветром занесённый в этот двор. Ах да, ещё несколько голубей тут же упокоились. Ковалёв подумал ещё, что, если ему очень повезло и дом сработан только из кирпича, то все, кто в нём сейчас находится, тоже должны лежать без сознания, но на такую удачу надеяться было не то чтобы смешно, скорее наивно.

Два! Вокруг дома, на дворе и части улицы на мгновение становится ничего не видно. При желании можно даже вспомнить величину мгновения, что-то около трёх десятых секунды. Видимость тут же восстановилась, но всё — вокруг особняка уже установлена защита, точнее, не только вокруг, но и над. Силовой купол накрыл зону спецоперации, замыкаясь на висящем точно над центром крыши боте. Теперь можно действовать открыто. Ну, почти открыто, до поры до времени афишировать перед обитателями дома своё присутствие не стоило, слишком уж их много. Вот когда число цыган уменьшится раз в несколько, тогда и можно будет улыбнуться им во всю зубастую пасть и спросить: «А что это вы здесь делаете?» А пока рано, рано.