Чистилище - Тармашев Сергей Сергеевич. Страница 10

Впечатлительная Ксюша, вздрагивающая от материнских криков, заплакала и попыталась стереть текущие слезы. Но её ладошки лишь уткнулись в резину противогаза, и девочка захотела избавиться от него. Лера снова взвизгнула, отбрасывая дочерины руки, и принялась поправлять на ней шлем-маску, запрещая Ксюше дотрагиваться до противогаза руками. Дочка заплакала ещё сильнее, и Михаил злобно выругался на отца, в пятый раз не берущего трубку.

— Лера, он не отвечает! — Михаил обернулся к жене. — А если он уже никогда не ответит?! Мы не можем сидеть здесь вечно, посреди эпидемии! Надо укутать её целиком и идти пешком! Мы дойдем до того места, где заканчивается пробка, найдем машину и уедем отсюда!

Он вытащил из отцовского пакета сумку с ОЗК и принялся доставать из неё защитный комплект. Армейское снаряжение, как и всё армейское, оказалось уродливым, нелепым и неудобным. Как вообще это правильно надевать?! Надо было посмотреть в интернете, была же вчера такая мысль! Ладно, он разберется сам, вояки слишком тупоголовы, чтобы придумать что-то сложное, тут всё должно быть элементарно…

— Как это одевается?! — продолжала истерить Лера, вытряхивая из своей сумки защитный комплект. — Чего ты смотришь?! Помоги мне! Ксюша! Не трогай противогаз, я сказала! Убери руки!

— Там все просто! — попытался успокоить жену Михаил. — Сапоги одеваешь на ноги, сверху плащ с капюшоном, потом застегиваешь…

— Там люди в противогазах! — перебила мужа Лера, выбрасывая руку в сторону ветрового стекла. — Это спасатели! Чего ты сидишь?! Позови их!

Михаил оглянулся. Среди замершего под дождем скопления машин бежало несколько человеческих фигур. Он выскочил из машины и закричал, стремясь привлечь их внимание, но никто из них не обернулся. Три человека в разношерстной гражданской одежде в противогазах лишь побежали ещё быстрее. Вряд ли они были спасателями. Михаил закричал сильнее, злясь на противогаз, плохо пропускающий звук, как вдруг прямо на его глазах один из корчащихся на асфальте людей перестал задыхаться и рывком вскочил на ноги. Он тяжело дышал, словно от запредельного возбуждения, раздувая ноздри, и озирался диким взглядом, явно не понимая, где находится и что происходит. В следующую секунду человек увидел убегающих людей в противогазах и бросился следом. Он сорвался с места со скоростью заправского спринтера, в два счета догнал бегущих и с разбега бросился на спину ближайшему из них. Человека швырнуло на одну из многочисленных машин, отбросило на асфальт, и вцепившийся в него нападающий уселся сверху и осыпал жертву градом беспорядочных ударов. Тот быстро потерял сознание, и в следующий миг нападавший вцепился зубами ему в шею, выгрызая из неё кусок кровавой плоти.

Возмущенный крик застыл у Михаила в горле. Товарищи подвергшегося нападению человека, увидев творящееся зверство, развернулись и бросились на выручку. Один из них, словно футболист, на бегу изо всех сил ударил нападающего ногой под ребра. Того опрокинуло на асфальт, но, похоже, обезумевший тип совершенно не чувствовал боли. Он вскочил сразу же и бросился на своего обидчика, дико рыча от ярости и бешено выпучив налитые кровью глаза. Псих сшиб футболиста с ног, но третий человек в противогазе сжимал в руках биту и, не раздумывая, наотмашь нанес ею нападающему удар по голове. Но вместо того, чтобы потерять сознание, псих лишь зарычал ещё безумнее и бросился на обидчика. Тот ударил битой ещё раз, заставляя психа опешить, потом ринулся на него всем телом и сшиб с ног. Псих упал, и человек принялся бить его битой по голове, нанося удары как можно шире. Через несколько секунд голова психа была размозжена в кровавую кашу, и нападавший затих. К тому моменту футболист был уже на ногах, и оба, не сговариваясь, бросились бежать дальше. В следующую же секунду из-за стоящих всюду машин со всех сторон к ним бросились не меньше десятка обезумевших людей. Толпа мгновенно сбила беглецов с ног и облепила, словно муравьи добычу. Сквозь дикое, почти звериное рычание нападающих Михаил услышал душераздирающий крик боли. Это вывело его из ступора, и он буквально влетел обратно в свой внедорожник.

— Где спасатели?! — взвизгнула Лера. — Ты позвал их?!

— Тихо!!! — паническим шепотом выкрикнул Михаил, блокируя двери и опуская сиденье как можно ниже. — Замолчите и спрячьтесь! Там толпа каких-то психов нападает на людей! Они только что убили тех троих! Зубами разорвали горло! Замрите, и ни звука!!!

Ксюша, услышав такое, снова заплакала, и Лера, побелев от ужаса, принялась её успокаивать, одновременно пряча за сиденьями. В этот миг в борт внедорожника с разбега впечатался человек, и все замерли в ужасе. Человек был без каких-либо средств защиты, его лицо было искажено гримасой злобы, глаза налиты кровью, он тяжело дышал ртом и ощупывал машину, словно знал, что в неё можно войти, но не помнил, как это делается. При этом он не вглядывался в тонированные стекла, а пытался не то услышать, не то унюхать тех, кто находится внутри. Человек медленно, всем телом, будто полз по машине словно по вертикальному льду в поисках входа. Что-то ударило в противоположенный борт, Михаил резко обернулся и увидел ещё одного психа с кровавыми глазами. В следующую секунду в машину впечатался третий, четвертый, и через несколько секунд внедорожник был облеплен обезумевшей толпой. У Леры не выдержали нервы, и она истошно закричала от ужаса, заглушая Ксюшин плач. Психи мгновенно пришли в ярость и принялись колотить по машине руками и ногами, стремясь прорваться внутрь.

— Идите на хрен, ублюдки!!! — заорал Михаил, выхватывая травматический пистолет. — Валите отсюда! Или всех перестреляю!!!

Водительское стекло не выдержало ударов и разлетелось вдребезги, обдавая его осколками. В разбитое окно ринулись сразу два психа, мешая друг другу, и один из них, не сумев достать до лица, вцепился Михаилу в куртку.

— На, сволочь!!! Получи!!! — Михаил ткнул психу в физиономию пистолетным стволом и судорожными рывками нажимал на спусковой крючок.

Пистолет дергался в руке, один за другим производя выстрелы, но псих не обращал внимания на бьющие в лицо резиновые пули, в кровь рвущие кожу. Патроны закончились, и Михаил попытался бить психа пистолетом по голове, как вдруг острая боль пронзила легкие, сжимая их в комок и выталкивая из груди весь воздух. Тело скрутило жестокой судорогой, едва ли не на части рвущей слабые мышцы, окуляры противогаза мгновенно запотели, но Михаил уже не видел перед собой ничего, кроме кровавой пелены, источающей удушье и резкую боль. Откуда-то до его слуха донеслось Лерино хрипение, и сознание рухнуло в бездну мучительной боли.

Как долго безумная боль терзала его мозг и тело, Михаил не помнил, всё его существование превратилось в одно жестокое страдание, разбивающее сознание на мелкие осколки. Неожиданно голова перестала болеть, и он понял, что тело тоже не терзают запредельные мучения. Михаил открыл глаза, но увидел лишь мутную пелену. Он попытался протереть глаза, но руки наткнулись на нечто, облепившее ему лицо. Это нечто было холодное и скользкое, оно мешало дышать и смотреть. Михаил попытался содрать с лица нечто, но нечто не хотело сдираться. Он мгновенно пришел в ярость и принялся рвать нечто прямо на себе, наводя на него ужас угрожающим хрипением. Нечто испугалось и отлепилось, оставшись в руках. Михаил издал победное сипение и зубами вгрызся в добычу. Однако нечто оказалось совершенно несъедобным, откушенный кусок пришлось выплюнуть, а нечто выбросить. Он осмотрелся в поисках еды. После отступления боли голод терзал его с ужасной силой, и инстинкт подсказывал, что где-то рядом есть еда, надо только её найти. Он находился в каком-то странном месте, тесном, неудобном, и при этом смутно знакомом. Из него можно выбраться, это совершенно точно, но как именно сделать это, он не помнил. С каждой секундой есть хотелось всё сильнее, невидимая еда заполнила всё его сознание, и от того, что она до сих пор не найдена, бешенство охватило Михаила с новой силой. Он начал ползать по неудобному пространству в поисках выхода, свалился с какой-то мягкой поверхности на твердую и в этот миг обнаружил еду. Еда забилась между мягкой и твердой поверхностями и спряталась за каким-то трупом. То, что именно за трупом, Михаил ощущал совершенно точно. Труп, кстати, был достаточно велик для того, чтобы наесться, но свежая еда многократно приятнее мертвечины, это каждому известно. Спрятавшаяся еда поняла, что её нашли, и заверещала тонким и омерзительно противным визгом, призывая какого-то папу чего-то там не делать. Выяснять, что это значит, обуреваемому лютым голодом Михаилу было совершенно не интересно, поэтому он осыпал визгливую еду ударами так сильно, как только мог, и она наконец-то перестала верещать и дергаться. Подстегиваемый голодом Михаил разодрал на ней одежду, выбрал место пожирнее и с наслаждением принялся есть.