Дворец из камня - Хейл Шеннон. Страница 15
Он провел пальцами по мозолям на ее ладони. Мири никогда не приходило в голову, что мозолями можно гордиться. И сердце девушки забилось, как муха в стекло.
Ветер трепал волосы и голубую мантию, развевая фалды. Губы стали солеными от брызг, щеки согревало солнце. Ноги начали привыкать к мерной качке, и Мири подумала о Тимоне так, как когда-то думала только о Петере.
«Не относись к океану пренебрежительно», — мелькнуло у нее в голове.
Тимон по-прежнему касался ее ладони.
— Обыкновенные мозоли, — сказала Мири, надеясь, что он не услышит, как часто бьется ее сердце. — Я приглядываю за нашими пятью козами, видишь ли, и они натягивают веревки…
Тимон улыбнулся:
— Хотел бы я посмотреть, как наш король справится сразу с пятью козами!
Мири представила себе эту картину и расхохоталась:
— Или хотя бы подоит одну из них.
— Это мастерство, такое же благородное, как любое другое.
— Я бы не сказала «благородное», но раз ты первым произнес это слово, не стану спорить.
— Ага! Ты опять поступаешь благородно!
Она скромно улыбнулась:
— Видел бы ты меня в шапочке с пером.
— И в самом деле, ты родом из благородных мест, Мири, — благородных в истинном смысле этого слова. Как бы мне хотелось увидеть твою гору!
— Это самое прекрасное место на земле, — просто сказала Мири.
Тимон кивнул и стал растирать ее замерзшие пальцы. Может, отнять руку? И перестать краснеть? Вот именно, решила Мири, определенно нужно перестать краснеть.
— Ты уже выбрала тему для реферата по риторике? Почему бы тебе не написать про академию и принцессу? Возможно, изложение событий на бумаге позволит тебе взглянуть на них по-новому.
— Возможно, Тимон Скарп.
Он отпустил ее руку:
— Что?
— Я слышала, как к тебе обратился капитан. Скарп — фамилия твоей матери? Кто твои родители?
— Торговцы, — коротко ответил Тимон.
— Чем торгуют? — спросила Мири.
Его нежелание рассказывать лишь подстегнуло ее любопытство.
— Мы покупаем товары и развозим по провинциям и странам. — Тимон помедлил. — Это один из кораблей нашей семьи.
Мири огляделась по сторонам. Вся эта древесина, снасти, паруса, должно быть, стоили целое состояние.
— Один из кораблей? Сколько же их всего?
Тимон поджал губы:
— Двадцать два.
У Мири невольно отвисла челюсть, но она тут же захлопнула ее рукой. Тимон улыбнулся, хотя ему было невесело.
— Я боялся того, что ты можешь подумать, если узнаешь, что я…
— Немыслимо богат? — продолжила за него Мири. — Купаешься в золоте?
Он пожал плечами:
— Мы платим подати господам, владеющим землей, на которой мы живем, как все простолюдины. Тем не менее морские богатства принесли моей семье благосостояние. Отец намерен заработать столько денег, чтобы королю больше ничего не оставалось, как предложить нам благородный титул. Отец считает меня глупцом, раз я борюсь за перемены.
— Он не прав, — уверенно сказала Мири.
Было видно, что Тимону приятно это слышать.
— В прошлом году я попытался продать один из его кораблей, а на вырученные деньги помочь семьям, пострадавшим при пожаре на арендованной земле. Он отправил меня обратно в Замок Королевы — просто не знал, что еще со мной делать. Если я не исправлюсь, не буду послушным сыном, он отошлет меня в дальние края, чтобы я на собственной шкуре узнал, каково это — быть бедным. — Тимон рассмеялся. — Но мне все равно, Мири. Есть более важные вещи, чем судьба одного человека. Это мне объяснила госпожа Сисела. Я не хочу прожить удобную, ничтожную жизнь. Хочу изменить мир.
Они возвращались на спущенных парусах. В доке собралась толпа, и еще с палубы корабля Мири услышала злые голоса.
Едва спустили трап, как Тимон сказал: «Пошли», — схватил Мири за руку и потащил за собой.
Толпа состояла из недовольных торговцев. Чиновник в зеленом крепил к большим глиняным кувшинам какие-то листки бумаги. Один листок оторвался и прилип к ботинку Мири. Она подняла листок и прочитала: «Получено в качестве королевской подати».
— Теперь он забирает растительное масло, — сказал Тимон, качая головой.
— Покушение на его жизнь напугало старикана, вот что я думаю, — откликнулся стоявший поблизости торговец, почти такой же низенький, как Мири, и с пушистой каштановой бородой. — Он все время увеличивает королевскую охрану и забирает больше подати, чтобы кормить ее.
— Он может взять все, что захочет? — спросила Мири.
— Он король, — ответил торговец.
— Да он настоящий бандит, — возразила она.
— Все они бандиты и грабители, вся шайка, — согласился торговец.
— Король уже претендует на часть всего зерна и мяса, ввозимого в Асленд, — сказал Тимон. — Если он и масло приберет к рукам, торговцы поднимут цену на остатки. Богатые могут себе позволить платить больше за масло, хотя и будут недовольны. Пострадают босоногие, которым даже при нынешнем положении едва по карману хлеб. Но конечно, короля мало заботит, что его жадность может привести страну к голоду.
— Если бы кто-то что-то украл на горе Эскель — пусть даже сам глава нашего деревенского совета, — отец со своими друзьями быстро бы ему разъяснил, что к чему.
— У короля собственная армия, — сказал Тимон.
— Так пора кому-нибудь сказать королю, чтобы он перестал вести себя как бандит.
У Тимона загорелись глаза.
— Ты права, Мири. Давно пора.
Он сорвал бумажку с ближайшего кувшина и скомкал ее.
Мири перестала дышать. Она вовсе не имела в виду, что он должен подвести себя под арест. Ей вспомнился муж Сиселы. Она безотчетно попыталась внушить Тимону: «Остановись». Обычное предостережение, но под ногами не было линдера, чтобы его передать. Впрочем, все равно уши жителя равнины ничего бы не услышали.
Тимон сорвал еще одну бумажку.
— Нет, — сказал он.
Чиновника сопровождали двое солдат, их серебряные нагрудники и высокие жесткие шапки выдавали в них королевских гвардейцев. Один обратил внимание на Тимона. Нахмурившись, он приблизился. Мири прикрыла ладошками рот.
Тимон принялся срывать все уведомления о подати, до которых мог дотянуться, приговаривая:
— Нет! Нет!
Оба солдата чуть не накинулись на Тимона. Один уже вытягивал из ножен меч.
Тогда низкорослый бородатый торговец подхватил:
— Нет!
К нему присоединился другой. Потом еще один. Солдат замер.
— Нет! — повторил Тимон, и с этим словом общее отчаяние переросло в гнев.
Торговцы сомкнули ряды, подойдя к Тимону, и начали скандировать «Нет, нет», срывая уведомления. Солдаты отступили.
Для Мири не было более убедительного слова. И более опасного. Что случится, если и она присоединится к бунтовщикам? Узнает ли ее чиновник из дворца?
— Нет, — едва слышно выдохнула Мири, не шевеля губами.
Этот клич превратился чуть ли не в песню, «Марш босоногих», гудевший у нее в голове, проникший в каждый мускул, да так, что ей захотелось сделать что-то.
— Нет, — прошептала Мири, думая о двух золотых монетах, завернутых в шаль, и пятерых козах, которые поворачивали головы на ее голос. — Нет, — сказала она, представляя, как подати приведут на грань нищеты всю деревню. — Нет! — повторила она, никогда прежде не чувствуя себя такой сильной.
Она больше не была одним человеком; она стала толпой, слилась с массой людей и голосов, сильных своим количеством, объединенных одной целью. Два солдата — ничтожное число по сравнению с тридцатью торговцами, к которым теперь присоединялись студенты и матросы. Кто мог остановить такую силу? И какая причина могла помешать большинству?
— Нет! — прокричала Мири. — Нет!
Чиновник со своими солдатами отступил. Толпа плотнее сомкнулась, с криками срывая бумажки. Чиновник пустился наутек, словно опасался за свою жизнь, и солдаты от него не отставали.
Крики в толпе стали радостными, но люди все равно продолжали потрясать кулаками и повторять одно всесильное слово. Мири хотелось, чтобы эта минута длилась вечно. Она почувствовала себя высокой и сильной. Ей казалось, что если она двинется вместе с толпой, то вся эта масса, словно великан, устранит любое препятствие на своем пути, переделает весь мир.