Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Сеттерфилд Диана. Страница 65

За всеми делами у него не нашлось времени, чтобы посидеть у гроба и помолиться об усопшем. Но никаких пересудов по этому поводу не было. Минуло десять лет с того знаменательного приема в доме Кричлоу, и отношение семьи к нему изменилось. Теперь он был только деловым партнером мистера Кричлоу, и, учитывая профиль его бизнеса, все полагали вполне естественным проявление им участия в такой сугубо профессиональной манере.

– Как мне быть с долей в вашем предприятии, мистер Беллмен? – спросила миссис Кричлоу при обсуждении бархатной обивки гроба. – У меня нет сына, который мог бы взять семейный бизнес в свои руки, а мои зятья…

Она не стала продолжать фразу: и так было ясно, что ее великосветские зятья никогда не унизятся до столь презренного занятия, как торговля.

– Не волнуйтесь на этот счет. Я выкуплю вашу долю.

– В самом деле? Это решается так просто?

Беллмену даже не было нужды брать кредит: достаточная для выкупа сумма лежала на его «спящем счете». На обратном пути из дома Кричлоу он заехал в банк.

– Вы действительно считаете этот момент подходящим для увеличения своей доли в активах? – спросил Энсон, узнав о цели его визита.

– А почему бы нет?

– В свете последних событий… Вы же знаете, что суд решил дело в пользу того валлийского доктора. Создан прецедент, и теперь в Англии нет препятствий для погребения путем кремации.

– Для нашей фирмы это не имеет существенного значения. Все равно будут похороны, будет траур и будут траты.

– Но это перемена, Беллмен, а, как правило, одна перемена влечет за собой другие. С каждым днем все больше голосов звучит за умеренность в похоронных расходах. В их числе весьма влиятельные голоса. И ваши клиенты все неохотнее расстаются с деньгами, вы разве не заметили? Похороны Кричлоу… – Он не продолжил фразу, но мысль была такова: больше подобных похорон уже не будет, траурное расточительство уходит в прошлое.

Однако Беллмен уже принял решение и не собирался от него отказываться. Энсон распорядился перевести деньги с его счета, хоть и был не в восторге от этого. Что же до собственного капитала Энсона, то он еще несколькими месяцами ранее изъял свои средства из традиционных ритуальных услуг и вложил их в строительство нового крематория в Уотфорде.

Занимаясь приготовлениями к похоронам, Беллмен испытывал прилив энергии, как в былые дни. Он словно помолодел и стал прежним Уильямом Беллменом. И время вернулось в нормальное русло: снова день состоял из двадцати четырех часов, а каждый час из шестидесяти минут – не больше и не меньше. Мысли его были упорядоченны, он вовремя испытывал голод, а по ночам спал хоть и недолго, но без помощи препаратов. Он жил и работал с надеждой, что всем его тревогам скоро будет положен конец. День похорон был назначен; процессия обещала быть впечатляющей; фирма «Беллмен и Блэк» намеревалась сделать это событие образцом траурной красоты и торжественности – не хуже, чем у графов или герцогов, – и рассчитывала, что произведенный эффект обернется наплывом новых клиентов.

И самое главное: на церемонии наверняка появится Блэк.

В этот день Беллмен был готов с раннего утра. Он присоединился к похоронной процессии и следовал за гробом с особым волнением: сегодня все должно было решиться. К лучшему или к худшему – этого он не знал, но по крайней мере в одно верил твердо: отныне уже не будет никакой неопределенности.

Случайные прохожие на лондонских улицах останавливались, выказывая уважение к усопшему. Некоторые склоняли головы и молились за упокой души незнакомца, чья смерть ненадолго выбила их из будничной колеи. Другие вполголоса осведомлялись: кто это лежит в таком прекрасном гробу черного дерева с ручками в виде свернувшихся кольцами змей и листьями плюща, выгравированными на медных пластинках? И внутренний голос каждого с удовлетворением констатировал: «А я еще жив!», иногда добавляя уже не столь оптимистично: «Во всяком случае, сегодня». Плюмажи эффектно колыхались на головах шестерки черных лошадей – ухоженных, начищенных, с лоснящимися боками. Отполированный до блеска катафалк, скорбные лица провожающих, чернейший креп одежд… «Нет на свете зрелища более внушительного, чем спектакль смерти», – думал Беллмен. Толпа взирала на процессию с печальным восхищением и сочувствием, хотя пару раз Беллмен заметил на лицах и новое выражение: оценивающее и осуждающее.

При входе в церковь люди склоняли головы, и каждый невольно пытался представить себе вечность, в которую только что канул мистер Кричлоу и которая ждет нас всех. Не склонилась только одна голова: это был Беллмен, нетерпеливо озиравшийся по сторонам. Места в первых рядах уже были заняты, и он пристально вглядывался в каждый затылок: он это или нет? А может, этот? Нет, не он…

Какой-то незнакомец – не Блэк – повернулся и сердито взглянул на Беллмена. Тот с сокрушенным видом опустил голову в подражание остальным, но, когда недовольный мужчина направил взгляд в другую сторону, не утерпел и продолжил поиск.

Во время службы он пел, молился, преклонял колени и садился на скамью вместе со всеми, но глаза его не переставали обшаривать зал, а голова поворачивалась то влево, то вправо – к немалому раздражению окружающих. Похоже, мистер Беллмен забыл, по какому поводу они собрались в церкви. Мыслями он явно был в другом месте. Люди поглядывали на него укоризненно; некоторые выражали неодобрение, чуть слышно цокая языками.

А Беллмен нервничал все сильнее, не находя Блэка среди присутствующих. Он даже развернулся всем телом, чтобы оглядеть сидящих позади: ряды людей в черном были раздражены его поведением, а Блэка не оказалось и среди них. Где же он? Куда он делся?

И вдруг у Беллмена вырвался возглас:

– Ну конечно же!

Конечно же, Блэк не придет в церковь! Он появится на кладбище, у могилы! Разве не так он поступал в прежних случаях?

Хоронить Кричлоу должны были не на этом церковном кладбище, где давно уже не осталось ни одного свободного места, а на окраине города, в тихом и зеленом месте. Срочно туда!

– Извините! – нетерпеливо бормотал он, пробираясь вдоль ряда и не обращая внимания на отдавленные ноги скорбящих.

По центральному проходу он уже почти бежал. Дверь открылась с пронзительным скрипом, и он оказался на улице.

Ни спортсмен, идущий на рекорд, ни вор, убегающий от погони, не смогли бы преодолеть эту дистанцию быстрее Беллмена. Все взгляды прохожих были прикованы к солидному джентльмену, который стремглав мчался по улицам. С багровым лицом, тяжело дыша, он достиг ворот кладбища. Место захоронения было ему хорошо известно – он сам его выбрал.

Вот и могила. Расположена лучше некуда – на зеленой лужайке в окружении развесистых деревьев. Скоро здесь появится надгробный памятник, также выбранный Беллменом: скульптурная композиция, составленная из трех ангелов, скрижалей с описанием семейных и гражданских добродетелей покойного, а также маленького спаниеля – копии пса, которого Кричлоу очень любил в молодости. Это будет смотреться великолепно.

Но пока здесь была лишь глубокая яма.

И ни единой души поблизости.

– Он придет! – бормотал Беллмен. – Непременно придет!

Он обследовал ближайшие аллеи, пройдя по сотне шагов в каждом направлении. Вернувшись к могиле, заглянул вглубь – на всякий случай. Заметил неподалеку высокое надгробие и решил на него взобраться для лучшего обзора, но в спешке сорвался, ободрав ладони и лишившись пары пуговиц на сюртуке. Стал отряхивать брюки, но лишь добавил к грязи пятна крови, сочащейся из рук. Вторая попытка оказалась успешной; с надгробия хорошо просматривался весь участок вокруг могильной ямы. Людей видно не было.

– Блэк! – позвал он громко. – Я здесь! Я жду тебя! Покажись!

Послышался шорох в кустах, затем раздвинулись ветви и – у Беллмена замерло сердце – на дорожку шагнула мужская фигура. Но, увы, это был всего лишь оборванный чумазый парень, садовник или могильщик, отсыпавшийся в зарослях и разбуженный его криками. Он зевал и тер кулаками глаза, а когда заметил Беллмена на вершине надгробия, испуганно попятился, потом развернулся и припустил по аллее к выходу с кладбища.