Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2 - Форд Генри. Страница 86

Впоследствии различие между этими двумя людьми проявилось снова; оно ярко проявилось. Когда возникла возможность спасти Арнольда, именно г-н Варвик про­явил наибольшую заинтересованность, тогда как Франке оказался более щепетильным по отношению к предате­лю. Однако, когда стало очевидным, что произошло не­что непоправимое, именно иудей был первым, кто резко осудил случившееся, тогда как г-н Варвик вел себя, как подобает джентльмену. Аналогичным образом, как и в первом случае, иудейский майор изменил свое мнение о г-не Смите в соответствии с мнением г-на Варвика, так и сейчас его мнение «совпало с мнением» г-на Варвика, хотя в отношении Арнольда он прежде резко высказывал со­вершенно противоположное мнение.

Г-н Варвик был более благосклонен, поскольку у него не было конкретных фактов. Был бы г-н Франке столь же откровенен, если бы у него были все факты? Если да, то где он их взял? У Арнольда?

Итак, сколь много действительно знал г-н Франке? На этот вопрос, по-видимому, никогда не будет получен ответ. Однако существует еще одна запись его дополни­тельного допроса:

«Я сказал вам, что я думал, что Арнольд вел пере­писку с Андерсоном или с кем-то еще с таким же именем из Филадельфии и вследствие этого получал от него разведывательную информацию».

Дэвид Солсбери Франке был замешан в каждом крупном преступлении Бенедикта Арнольда и в его боль­шом предательстве и представил доказательства того, что знал каждый шаг в этой игре с самого далекого ее начала в Филадельфии.

Франке был тем судом оправдан.

После своего безопасного бегства на британском военном корабле Бенедикт Арнольд написал письмо, в котором он оправдывал Смита, Франкса и Варвика, на­писав, что они были «полностью не осведомлены о лю­бых моих действиях, и у них не было оснований пола­гать, что они наносили вред народу».

Смит не был ни несведущим, ни невиновным. Он на весельной лодке доплыл до британского корабля и привез на берег Андрэ для беседы с Арнольдом. Он был посредником во многих теневых делах. Однако в своем письме Арнольд оправдывает Франкса. Если Арнольд мог лгать относительно невиновности Смита, то поче­му он не мог лгать относительно невиновности Франк­са? Что касается г-на Варвика, то он был единственным из трех, который мог обойтись и без оправданий Арноль­да; для г-на Варвика ручательства Бенедикта Арнольда были оскорбительны. Однако Франке впоследствии все­гда стремился сослаться на письмо Арнольда. Беспристрастное рассмотрение этого расследования на основе известной истории Франкса оставляет серьезные сомнения в безупречности его отношения с Бенедиктом Арнольдом. Действительно, не упоминание имени Фран­кса при рассмотрении предательства Арнольда являет­ся серьезным упущением.

Читатель, который будет тщательно изучать харак­тер Франкса, как он раскрыт в материалах расследова­ния, подтвердит следующее: настоящее исследование исключительно благоприятно по отношению к его ха­рактеру; в уме читателя легко могло бы возникнуть пре­дубеждение, если бы был приведен ряд фактов, опу­щенных здесь; задача состояла в том, чтобы оценить его исключительно по его действиям в отношении Бе­недикта Арнольда.

Правильно ли это или нет, но Франке был заподоз­рен значительно позже. Это был именно филадельфий­ский инцидент, который запятнал его репутацию. В этом отношении подозрение в лжесвидетельстве никог­да не покидало его. Франке настаивал на том, чтобы он сам подтверждал все, однако он никогда не был удовлетворен своими подтверждениями, он всегда хо­тел большего. Иудейские пропагандисты неправильно освещали его последующую работу в качестве дипло­мата. По своему характеру это был просто посыльный мальчик, и ему доверяли это дело только после подобо­страстных призывов. Он рассылал прошения, перечис­ляя свои места службы и выпрашивая благосклоннос­ти правительства. Человека, который в свою защиту в Филадельфии утверждал, что он стремился оставить армию и заняться Деловой деятельностью, невозмож­но уговорить оставить государственную службу, не вы делив ему 400 акров земли, чтобы отлучить его от об­щественной жизни. Какова была его цель, никто, каза­лось, не знал. Однако на сегодняшний день его можно использовать для того, чтобы предоставить иудейским и проиудейским пропагандистам гвоздь, на который можно повесить экстравагантный фрак иудея во вре­мена Революции.

Не может быть никаких возражений в адрес иудей­ских пропагандистов, которые наиболее эффективно используют свой материал, однако существует реши­тельное возражение против политики сокрытия и лож­ного представления. Подобный обман общественного мнения будет разоблачаться столь же регулярно, как он будет происходить.

Публикация от 22 октября 1921 г.

70. ЛЕГКОЕ ИСКУССТВО СМЕНЫ ИУДЕЙСКИХ ИМЕН

70. ЛЕГКОЕ ИСКУССТВО СМЕНЫ ИУДЕЙСКИХ ИМЕН

Братья Маданские - Макс, Соломон, Бенджамин и Яков - написали, что отныне их именем будет Мэй. Это доброе старое англосаксонское имя, однако Маданские - азиатского происхождения.

Элмо Линкольн, киноактер, пришел в суд г. Лос-Ан­джелес по просьбе своей жены, и оказалось, что он всего лишь Отто Линкхельт.

Владелец одного крупного универмага родился с име­нем Леви. Сейчас его знают как Литтона. Вполне возмож­но, что ему не нравилось имя Леви; но почему он не сме­нил его на другое иудейское имя? Или, возможно, ему не нравился именно иудейский характер имени Леви.

Один популярный тенор недавно принес в суд заяв­ление против своей жены, которая вышла за него замуж, убедив его в том, что она испанского происхождения. «По ее обманчивому сценическому имени я понял, что она была испанкой, когда я женился на ней. Позже я обна­ружил, что она еврейка и что ее настоящая фамилия Бергенштейн».

Один из крупнейших и наиболее известных универ­магов в Соединенных Штатах известен под почетным хри­стианским именем, хотя каждый из его владельцев иудей. Народ все еще носит в себе мысленное изображение доб­рого старого торговца, который основал этот универмаг, и это изображение быстро бы исчезло, если бы публика мог­ла бросить взгляд на настоящих владельцев.

Возьмите, например, имя Бельмонт и проследите его историю. До девятнадцатого века иудеи, жившие в Германии, не пользовались фамилиями. Это были «Джо­зеф, сын Якова», «Исаак бен Абрахам», слово сын озна­чало сын своего отца. Однако эра Наполеона, в особен­ности после присоединения Великого Санхедрина под командование Наполеона, вызвала заметное изменение в иудейских обычаях в Европе.

В 1808 году Наполеон издал декрет, предписываю­щий всем иудеям указывать фамилии. В Австрии был опубликован список отчеств для иудеев, и если тот или иной иудей не мог выбрать отчество, то для него это де­лало государство. Имена создавались по названиям дра­гоценных камней, такие как Рубинштейн; драгоценных металлов, такие как Гольдштейн, Зильберберг; рас­тений, деревьев и зверей, такие как Мандэльбаум, Лилиенталь, Оке, Вольф и Лев.

Немецкие иудеи создавали фамилии простым способом, прибавляя слог «сон» к имени отца, получая таким путем фамилии Якобсон, Исааксон; тогда как дру­гие использовали наименования местностей, в которых они жили, иудей, живущий в Берлине, становился Бер-линером, а иудей, живущий в Оппенгейме, становился Оппенгеймером.

Итак, в районе Шенберг в немецком графстве Рейн в течение нескольких поколений существовало одно иудейское поселение. Когда вступил в силу закон о фа­милиях, Исаак Симон, глава поселения, выбрал фами­лию Шенберг. На немецком языке это означает «пре­красный холм». Его очень легко офранцузить в название Бельмонт, которое также означает прекрасный холм или прекрасная гора. Однажды профессор Колумбийского Университета предпринял попытку представить, что Бельмонты происходят от португальской семьи Бель-монтес, однако сочетать эту теорию с фактами, касаю­щимися семьи Шенберг, оказалось невозможным.