Ведьмы из Эсткарпа - Нортон Андрэ. Страница 20

Фалк пригляделся внимательнее к одежде, прикрывавшей стройные члены. Она была из кожи — такие одеяния надевают под кольчугу! Значит, она была вооружена. Ведьма в броне вместе с призрачным флотом! Неужели Эсткарп двинул полки… и прямо к Верлену? У них были счеты с бароном, но до сих пор северян его деятельность не волновала. Но этим следует заняться попозже, а теперь придется подумать о Хунолде и о том, как не рассориться с Карстеном.

Старательно избегая взгляда ведьмы, он попытался вновь изобразить былое превосходство.

— Разве не все еще знают в Карее, командующий, что эти ведьмы могут подчинить себе человека одним только взглядом? Я вижу, ваши телохранители не приняли нужных предосторожностей.

— А я вижу, вы знаете о них кое-что.

Теперь осторожнее, подумал Фалк. Хунолд был правой рукой Ивьена и заслужил свое положение не только мечом. Его не следует дразнить, нужно только показать, что в Верлене правит не олух и не предатель.

— Девы Эсткарпа уже попадались на наших рифах, — усмехнулся он.

Увидев эту улыбку, Хунолд резко приказал:

— Марк, плащ ей на голову!

Дева и не шевельнулась, не издала ни звука с тех пор, как ее привели сюда. Словно имели они дело с лишенным души и разума телом. Быть может, она была ошеломлена своим спасением… Быть может, после ударов о скалы еще не пришла в себя. Как бы то ни было, никто из людей Верлена не позволит себе расслабиться, если пленник не кричит, не рвется и не молит о пощаде. А когда складки плаща покрыли ее плечи и голову, Фалк подался в кресле вперед и произнес, обращаясь скорее к ней, чем к мужчинам, чтобы понять ее состояние:

— Разве вы не слыхали, командующий, как следует разоружать этих ведьм? Процесс очень прост и бывает приятным. — Далее он намеренно пустился в непристойности.

Сирик расхохотался, придерживая брюхо руками. Хунолд улыбнулся.

— А у вас в Верлене действительно есть свои благородные развлечения, — согласился он.

И только владетель Дуарте безмолвствовал, перебирая пальцами. На его щеках под короткой стариковской щетиной разливалась бурая краска.

Но фигура с завязанной головой не шевельнулась, не издала ни звука протеста.

— Уберите ее, — Фалк попробовал показать власть. — И отдайте сенешалю, чтобы тот сберег ее для последующих увеселений. Всякому удовольствию свое время. — Теперь он вновь был спокойным и уверенным в себе владыкой. — Вернемся же к удовольствиям нашего герцога и ожидающей его невесте.

Фалк ждал. Но никто не сумел бы заметить того напряжения, с которым ожидал он теперь слов Хунолда. Пока Лоис еще не предстала перед алтарем Храма, редко посещаемого в Верлене, и не обхватила рукоять топора, а Сирик не произнес нужных слов, Хунолд может болтать, что угодно. Но как только Лоис станет госпожой герцогиней Карстенской, пусть только по имени, он Фалк, сможет следовать намеченным и выверенным путем.

— Да-да, — Сирик пыхтя поднялся на ноги, все внимание его было уделено складкам на балахоне с капюшоном. — Свадьба… нельзя заставлять даму долго ждать. Эх, владетель Дуарте, кровь молодая… нетерпеливая. Ну что же, господа мои… свадьба! — Такова была его роль во всей этой истории, и пусть недолго — командовал он, а не выскочка солдат с ледяными глазами. Кому как не владетелю Дуарте, главе благороднейшего в Карстене рода, пристало держать топор вместо отсутствующего властелина. Такова была его собственная мудрая мысль, и Ивьен тепло благодарил его перед отъездом посланников из Карстена. Да, Ивьен поймет… уже понимать начинает, что, опираясь на братьев Храма и древнейшие семьи, он может не прислушиваться к таким смутьянам, как Хунолд. Пусть свершится эта свадьба, и звезда Хунолда начнет клониться к закату!

Было холодно, Лоис торопливо шла по балкону над главным залом — сердцем замка. Она вставала, когда провозглашались тосты, но и не подумала пригубить — пили за ее счастье. Счастье — Лоис и не представляла себе, что это такое. Только свободы она желала.

Она захлопнула за собой дверь, заложила ее на три засова, что вместе выдержали бы даже удар тарана, и приступила к делу. Драгоценности с шеи, головы, ушей и пальцев полетели в кучу. Длинное платье с меховой оторочкой — в сторону. Наконец, не замечая холода, сочащегося из стен, она встала на шаль перед зеркалом, одетая лишь волосами, ниспадавшими ей на грудь и плечи.

Прядь за прядью безжалостно отрезала она ножницами. Сперва до плеч, а потом ступеньками, неровно и коротко. Так, как следует воину, носящему шлем. И то, чему пыталась обучить ее Беттрис, использовала тщательно и с умом. Мазью из сажи осторожно намазала тонкие брови, тронула короткие густые ресницы. И пока занималась деталями, позабыла про целое. А потом, на шаг отступив от полированного щита, внимательно и не без удивления поглядела на себя.

И приободрилась. Теперь она была уверена, что могла бы войти даже в большой зал, стать перед Фалком и остаться неузнанной. Девушка подбежала к постели и принялась торопливо натягивать все, что собрала с таким трудом. Оружейный пояс охватил ее тело, и она потянулась к седельным сумам. Но почему она все еще медлит? Почему не торопится оставить наконец опостылевший Верлен. Весь день словно драгоценность таила она свои намерения, вынесла все церемонии, уповая лишь на грядущий вечер. Она прекрасно понимала, что лучшей возможности для бегства, чем свадебный пир, ей не представится. Едва ли сегодня хоть один человек в замке или за его пределами станет ревностно относиться к своим обязанностям… и, кроме того, она знала тайный ход.

И все же что-то держало ее, она теряла время… и вдруг почувствовала сильное желание вернуться на балкон и сверху поглядеть на пирующих.

Что говорила девка? Что-то грядет на крыльях бури… и у тебя будет возможность, используй же ее, Лоис Верленская! Да, именно теперь ей открылась эта возможность, и она собиралась использовать ее со всей мудростью, которую воспитала в ней жизнь в доме Фалка…

Но направилась она все же не к потайному ходу, а к двери, отодвинула все засовы, несмотря на все внутреннее сопротивление этому безрассудному шагу, и оказалась в зале перед ступенями, которые приведут ее на балкон.

Тепло очага в сердце замка не прогревало эти высоты, и в шуме снизу нельзя было различить голоса. Песни, говор сливались для нее в неразборчивый гул. Мужчины внизу ели и пили, скоро потребуются иные увеселения. Лоис поежилась, но осталась, не отрывая взгляда от сидевших за высоким столом, словно движения их имели значение.

Сирик — в Храме Верлена он выглядел вполне достойно, или же причиной тому были его жреческие одежды, облагородившие расползшееся тело, — Сирик казался теперь одним только брюхом, поглощавшим все новые и новые блюда, хотя сотрапезники его давно уже перешли на вино.

Беттрис, не имевшая права появляться на пиру в присутствии Лоис, — а она знала это: ведь Фалк по ряду соображений приказал, чтобы она не здоровалась, — уже воспользовалась представившейся возможностью и, украсившись безвкусной брошью из сокровищницы, сидела, опершись на гнутую ручку кресла своего повелителя, готовая обратить на себя его внимание. Но Лоис успела подметить — теперь это далось ей легче, ведь она лишь наблюдала за ними, — что время от времени Беттрис бросала искоса расчетливый взгляд на владетеля-командующего Хунолда. И этот тайный призыв подкрепляло белое и пухлое плечо, подчеркнуто аппетитное в платье винного цвета.

Владетель Дуарте сгорбился в сторонке, занимая не больше двух третей кресла, устремив свой взор в кубок, словно читая в глубине его весть, которую лучше было бы не знать. Простой сливового цвета костюм, постное старческое лицо делали его похожим на мудреца, задумавшегося средь шумного пира. Он даже и не старался притворяться, что пир доставляет ему удовольствие.

Пора уходить… пора! В броне и коже, в плаще путника, смутная тень в затуманенных вином глазах — она была пока в безопасности. Было так холодно, хуже чем зимой, когда иней выступал на камнях, а ведь вокруг весна! Лоис сделала шаг—другой, но, подчиняясь неслышимому приказу, притянувшему ее в зал, вернулась назад к перилам.