Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович. Страница 64

Под вліяніем ли самих писем А. Ф. или толкованій комментаторов Шульгин в воспоминаніях н?которыя из этих мыслей приписал себ? — в тот момент, когда перед думскими делегатами неожиданно встал вопрос об отреченіи в пользу брата. Т?м самым мемуарист поддержал частично легенду о "трюк?". Припомним. "Если Государь не может отрекаться в пользу брата — подсказывал тогда Шульгин "кто-то другой", "бол?е быстро" за него соображающій, — пусть будет неправильность. Может быть, этим выиграем время... когда все угомонится... престол перейдет к Алекс?ю Николаевичу" [238].

Из этих слов мемуариста представитель л?ваго направленія революціонной исторіографіи Чернов сп?шит сд?лать вывод: "Иными словами насл?дника, его отца и мать временно "выводят из игры" и вм?сто них ставился под удар в. кн. Мих. Ал. При неудач? расплачиваться головой должен был он, при удач? — плоды ея достались бы другому. Корона, которую везли Мих. Ал. Гучков и Шульгин, была подлинным "даром данайцев". Из слов Шульгина не сл?довало, конечно, заключеніе, что во имя спасенія "Бэби" на закланіе "революціонному сброду" отдавался "Миша". Но почти несомн?нно. что так Шульгин вообще не думал в часы переговоров об отреченіи. Это видно из отв?та, который Шульгин дал 2-го марта ген. Данилову в качеств? "спеціалиста по такого рода, государственно-юридическим вопросам". "Несомн?нно, зд?сь юридическая неправильность, — отв?тил, по словам Данилова, Шульгин: "Но с точки зр?нія политической, которая должна сейчас превалировать, я должен высказаться в пользу принятаго р?шенія. При воцареніи царевича Алекс?я будет весьма, трудно изолировать его от вліянія отца и, главное, матери, столь ненавидимой в Россіи. При таких условіях останутся прежнія вліянія, и самый отход от власти родителей малол?тняго императора станет фиктивным; едва ли таким р?шеніем удовлетворится страна. Если же отстранить отца и мать совс?м от ребенка, то этим будет косвенно еще бол?е подорвано слабое здоровье цесаревича Алекс?я, не говоря уже о том, что его воспитаніе явится ненормальным. Терновым в?нком страданія будут ув?нчаны головы вс?х трех".

Такой простой жизненный отв?т, данный в т? дни [239], впосл?дствіи покрылся таинственной пеленой историческаго тумана... Чернов все-таки проявил большую осторожность, нежели передовик "Посл. Нов." в вопрос? о "трюк?", придуманном в царской семь? о престолонасл?дованіи, и центр тяжести переносит в предвид?нія той "неутомимой женщины", которая хот?ла "лихорадочно" "тотчас посл? отреченія, втянуть мужа в разговор с ц?лью реставраціи". "Трудно судить, — зам?чает Чернов — насколько в унисон со своей политической Этеріей думал и чувствовал посл?дній русскій император. Она во всяком случа? в этом не сомн?валась и отреченіе в пользу Михаила разсматривала, как тактическій маневр". Все же "надо думать, — полагал автор, — что в лабиринт? событій, гд? он (Николай) блуждал как безпомощно в это время, ему была брошена из Царскаго Села "нить Аріадны". То были три письма Императрицы от 1-го, 2-го и 3-го марта". Никакого письма от 1-го марта на д?л? не было. Удивительно, что автор не задался даже вопросом: мог ли Царь до отреченія получить письмо своей жены. Письмо от 3-го и 4-го, посланное через "жену офицера", было написано посл? отреченія, и естественно, не могло повліять на р?шеніе [240]. Молодые офицеры, отправившіеся из Царскаго, прибыли в Псков в ночь с 3-го по 4-ое, как устанавливает дневник ген. Болдырева: ..."оба — приверженцы стараго строя и в частности "Ея Величества". Я спросил их, кого им надо. — "Мы ?дем к Государю, думали застать его зд?сь; не откажите сказать, гд? теперь Е. В.". Я им сказал: "В Ставк?. От кого же вы им?ете порученіе и к кому? Замялись сначала, а потом сообщили, что к Государю, — "хотим осв?тить ему правдивое положеніе д?л". Когда их принял Рузскій, они сознались, что везут по письму, кажется дубликаты, Государю от Ея Величества,..." [241].

Если подойти к письмам А. Ф. без кривотолков и предвзятых точек зр?нія, то многія "тайны" перестанут быть ими. Вот таинственные "т?" и "это", о которых сообщает она 3 марта, подготовляясь к "возможному допросу" и сп?ша "сд?лать несд?ланным что-то уже предпринятое".

Тот, кто внимательно и полностью прочтет письма А. Ф., тот легко усмотрит, что под титлом "они'' у нее всегда фигурируют думскіе д?ятели. Это даже ясно из того письма, о котором идет р?чь и в котором А. Ф. негодует на в. кн. Кирилла, который "ошал?л, ходил в Думу с Экипажем и стоит за них ". Подобная терминологія, как свид?тельствовали в показаніях перед Чр. Сл?д. Комиссіей, пришла от "Друга", которому так в?рила Царица: "они" — это члены Государственной Думы... Попробуем подставить вм?сто "они" — члены Гос. Думы. Тогда получится текст: "Она ни во что не вм?шивается, никого не вид?ла из членов Г. Д. и никогда об этом не просила, так что не в?рь если теб? это скажут". Легко дешифрируется и "это".

В письм? 2-го марта, гд? А. Ф. говорила о нед?йствительности вынужденных со стороны Царя "уступок", она упоминала, что в. кн. Павел составил "идіотскій манифест относительно конституціи посл? войны". Еще в первые дни посл? переворота, 11 марта, в "Русской Вол?" появилось интервью, данное в. кн. Павлом, в котором посл?дній разъяснил исторію этого конституціоннаго проекта. Начиналось интервью с разсказа о том, как 28 февраля Пав. Ал. был вызван во дворец к А. Ф. "По?зжайте немедленно на фронт" — заявила она: "постарайтесь привести преданных нам людей. Надо спасти во что бы то ни стало трон. Он в опасности". "Я отказался. — разсказывал П. А., — ссылаясь, на то, что мои обязанности, как начальника гвардіи, касаются только хозяйственной части. В душ? же я был уб?жден, что звать войска безполезно. Все равно присоединятся к революціи". Интервьюированный явно подлаживался уже к революціонным настроеніям и, как многіе другіе члены великокняжеской семьи, вн?шне отгораживался тогда от царской семьи. Приходится усомниться в том, что в. кн. Павел был вызван 23-го спеціально в ц?лях побудить его по?хать на фронт, так как надо было ''во что бы то ни стало" спасать трон. Такого страха еще не могли испытывать в Царском Сел?, гд? все сравнительно было "благополучно", и гд? знали об отправк? надежных войск с фронта.

Керенскій в своей книг? «La Verite», опираясь отчасти на показанія дочери лейб-медика Боткиной-Мельник, по существу и хронологически очень неточныя, изобразил положеніе в Царском Сел? критическим к полудню 28 февраля, когда Царица и ея д?ти находились уже под охраной революціонных сил [242]. Насколько это не соотв?тствовало д?йствительности показывает разсказ того самаго члена Гос. Думы Демидова, который был командирован Временным Комитетом вм?ст? с другим членом Думы Степановым в Царское Село и на котораго ссылается Керенскій. Вот как через 10 л?т Демидов изобразил свою по?здку в "Посл?дних Новостях". Вечером 28-то Милюков обратился от имени Вр. Ком. к Демидову и Степанову с предложеніем по?хать в Царское Село. "Есть одно серьезное д?ло", — сказал он им: "Из Царскаго получены тревожные и противор?чивые слухи: по одним царскосельскій гарнизон идет на Петербург, по другим — там с минуты на минуту грозит вспыхнуть мятеж. Необходимо попытаться предупредить и то, и другое". "На сл?дующій день (т. е. 1 марта) — разсказывает Демидов — друзья проводили нас сумрачно. И у нас на душ? было волнительно и заботливо... Царское Село — там стояли стр?лки императорской фамиліи. Невольно думалось, что слухи о поход? на Петербург в?рн?е слухов о готовящемся взрыв? на м?ст?... 0 нашем прі?зд? было дано знать, и нас встр?чали. Начальник станціи сообщил, что при выход? нас ждут придворный экипаж и военный автомобиль из ратуши, гд? идет гарнизонное собраніе. Начало мало походило на поход против Петербурга и на готовившійся м?стный взрыв... Было около 11 час. утра. В город? тихо. Улицы почти пусты. Посл? Петербурга, кип?вшаго, как в котл?, это было странно". Депутаты по?хали в ратушу и были встр?чены в собраніи долгими бурными рукоплесканіями. Они сообщили о переход? власти в руки Гос. Думы и закончили призывом к "войн? до поб?ды". "В отв?т раздалось оглушительное ура... Нас окружили офицеры. У вс?х была одна просьба: ?хать немедленно по казармам. Войска еще в руках... Еще сутки неизв?стности, и дисциплина может рухнуть". Депутаты по?хали. Небезынтересны их показательныя наблюденія. В одной из казарм, гд? солдаты отказались выйти для бес?ды с депутатами, посл?дніе наткнулись на совершенно "скотскія условія" содержанія солдат. "За два с половиной года міровой войны я объ?здил вс? три фронта", — говорит Демидов: "но такой "казармы", какою оказался царскосельскій манеж, встр?чать мн? не приходилось", — "сразу почувствовалалось, что слухи о взрыв? могли им?ть под собой почву" [243]. По окончаніи объ?зда депутатами казарм в ратушу прі?хал дворцовый комендант фон Гроттен, с которым у Демидова произошел такой приблизительно разговор. "До прі?зда Государя, — сказал комендант, — я ничего не могу д?лать другого, как защищать дворец до посл?дней возможности. Я не могу ни с к?м входить в переговоры... Мы, конечно, нападенье отобьем, но это будет ужасно"... "Могу ручаться, — перебил генерала Демидов, — что этого не случится, если не будет какого-либо вызова со стороны дворцовой охраны". "За это я ручаюсь, — в свою очередь сказал Гроттен и попросил за?хать во дворец и поговорить с охраной. "Подумайте, генерал, — возразил депутат, — в?дь говорить мы можем только от лица Гос. Думы. Мы должны сказать, что сейчас власть в руках Думы..., что царскаго правительства больше н?т. Каково будет ваше положеніе? Стало быть и вы признали Думу..."