Брежнев: правитель «золотого века» - Семанов Сергей Николаевич. Страница 49

«7 августа. 19 день отпуска. Плавал в море 1.30— массаж бассейн 30 минут. Вымыл голову — детским мылом…»

«17 августа — вторник 29 день отпуска. Спросить когда Косыгин перевернулся на лодке. Чазов Е.И. — в сознании хорошо разговаривал спокойно реагировал что ему придется до средины октября лечиться. 17 августа улетели в Москву Галя и Юрий Михайлович. Суслов М.А. сегодня вылетает в Сочи».

«21 августа. Вылетел с Н.В. Подгорным в Астрахань. Вечером был на охоте (вечерка) Убили 34 гуся».

«23 августа — понедельник. Утро — разделка белуги — осетра изготовление икры. Отлет в Симферополь — он не принял посадили на морском военном аэродроме Саки. Встретили Блатов и Виктория. Приехали в дом к обеду ел борщ…»

Воистину прост и благодушен был Генсек! По-детски, а главное — в равной мере! — радуется полученной звездой Маршала Советского Союза и охотничьей добычей, с одинаковым вниманием «забил косточки» с Подгорным (с «президентом» СССР в домино сгоняли!) и выслушал доклад шефа КГБ о несчастном случае с Предсовмином Косыгиным. Нет, Леонид Ильич был по натуре своей никак не способен на крутые решения или поступки, а жестокость вообще не свойственна его душевной природе. Отчего и не осталось за ним в памяти каких-либо мрачных или темных дел. Он был добродушен и покладист в домашних делах и в равной мере — в делах большой политики.

К сожалению, совсем иное дело — его близкие и приближенные…

Общую картину довольно-таки многочисленного семейства Брежневых дал личный врач Генсека (и его близких тоже) Евгений Чазов. Он о том был очень хорошо осведомлен, и не только как слуга Гиппократа, но и как сотрудник так называемого Четвертого управления Минздрава, подчиненного (неофициально) КГБ, а сам Чазов был весьма близок к Андропову, так что осведомленность его была, так сказать, двойной. Вот что он писал много лет спустя:

«Не хочу уподобиться многочисленным «борзописцам», смакующим несчастье и злой рок в семействе Брежневых. Большинство из этих несчастий выносила на своих плечах жена Брежнева, которая была опорой семьи. Она никогда не интересовалась политическими и государственными делами и не вмешивалась в них, так же, впрочем, как и жена Андропова. Ей хватало забот с детьми. Сам Брежнев старался не вмешиваться в домашние дела. При малейшей возможности он «вырывался» на охоту в Завидово, которое стало его вторым домом. Как правило, он уезжал днем в пятницу и возвращался домой только в воскресенье вечером.

В последние годы жизни Брежнева у меня создавалось впечатление, что и домашние рады этим поездкам. Думаю, что охота была для Брежнева лишь причиной, чтобы вырваться из дома. Уверен, что семейные неприятности были одной из причин, способствующих болезни Брежнева. Единственно, кого он искренне любил, это свою внучку Галю. Вообще, взаимоотношения в семье были сложные. И не был Чурбанов, как это пытаются представить, ни любимцем Брежнева, ни очень близким ему человеком. Всю заботу о Брежневе в последнее десятилетие его жизни взяли на себя начальник его охраны А. Рябенко, который прошел с ним полжизни, и трое прикрепленных: В. Медведев, В. Собаченков и Г. Федотов. Более преданных Брежневу людей я не встречал.

Когда Брежнев начал превращаться в беспомощного старика, он мог обойтись без детей, без жены, но ни минуты не мог остаться без них. Они ухаживали за ним, как за маленьким ребенком. Как оказалось, в конце концов именно они стали нашими союзниками в борьбе за здоровье и работоспособность Брежнева.

К моему удивлению, меня ждало полное разочарование в возможности привлечь жену Брежнева в союзники. Она совершенно спокойно прореагировала и на мое замечание о пагубном влиянии Н. на Брежнева, и на мое предупреждение о начавшихся изменениях в функции центральной нервной системы, которые могут постепенно привести к определенной деградации личности. В двух словах ответ можно сформулировать так: «Вы — врачи, вам доверены здоровье и работоспособность Генерального секретаря, вот вы и занимайтесь возникающими проблемами, а я портить отношения с мужем не хочу». Более того, в конце 70-х годов, когда у Брежнева на фоне уже развившихся изменений центральной нервной системы произошел срыв, связанный с семейным конфликтом у его внучки, никого из близких не оказалось на его стороне. Уверен, что этот срыв усугубил процессы, происходившие и в сосудах мозга, и в центральной нервной системе».

Печальная картина открывается вокруг личной жизни Брежнева, ничего не скажешь! И на любимую охоту он ездил, оказывается, от печальных переживаний в собственной семье, и ухаживали за немощным Генсеком его заботливые охранники, а не дети или иная родня. Известно, что Леонид Ильич особенно любил свою старшую дочь Галину. Она же доставила ему более всего неприятностей, особенно на склоне жизни, когда здоровье его стало сдавать. Вот что отвечала на вопросы писателя В. Карпова вдова Брежнева Виктория:

«— Галя росла очень своевольной девочкой. Наши родительские нравоучения ее стесняли. Она очень рано вырвалась из-под нашей опеки, а восемнадцать лет выскочила замуж.

— Может, артистическая богема ее испортила? Не в цирке ли с акробатом Милаевым она пристрастилась к спиртному?

— Нет, Евгений Тимофеевич — человек хороший. Его работа не позволяла ему пить — он постоянно должен быть в форме. Он сам не пил и всем участникам своего номера не позволял выходить из рабочего режима. Пить ее приучил Чурбанов. Он сам запойный пьяница, и Галю приучил.

— Как она познакомилась с Чурбановым?

— Я и Леня относились к Милаеву доброжелательно. Когда у них происходили ссоры с Галей, мы всегда были на его стороне. Даже после того, как они разошлись, Леня поддерживал его: Милаева назначили директором нового цирка, построенного в Москве на проспекте Вернадского. После развода с Милаевым отец, как я уже вам говорила, поселил Галю рядом в нашей квартире, строго сказал: «Хватит шляться!» Галя начала работать в «Агентстве печати Новости». В нашем подъезде жил министр внутренних дел СССР Николай Щелоков. Леня знал его еще по работе в Днепропетровске. У нас были добрые отношения с этой семьей. Вот сын Щелокова Игорь и познакомил Галю с Юрием Чурбановым».

Начиналось все вроде бы хорошо. Галине было при вступлении в брак сорок лет, она выглядела хорошо, отличалась здоровьем. Юрий — статный красавец, из русской трудовой семьи, подполковник МВД, тридцати трех лет, уже разведенный с бывшей женой. Брежнев и его супруга, как добрые родители, радовались за дочь, надеясь на благополучный брак, ибо Галя давно начала погуливать, причем это обрастало дурными сплетнями. Свадьба была очень скромной, но Леонид Ильич выказал себя простым и радушным хозяином. Чурбанов рассказал о том, уже вернувшись из долгой лагерной отсидки:

«Мы расписались в загсе Гагаринского района. Леонид Ильич категорически запретил нам обращаться во дворцы бракосочетания; он хотел, чтобы все прошло как можно скромнее. Мы специально выбрали день, когда загс был выходной, приехали, нам его открыли, мы расписались, поздравили друг друга, — что и говорить, пышное получилось торжество при пустом-то зале. Свадебный ужин проходил на даче и длился часа три. Можно представить себе робость моих родителей, когда их доставили на большой правительственной машине на дачу Генерального секретаря ЦК КПСС. Из двух костюмов отец выбрал самый лучший, что-то подыскала мама, все считали, что они нарядно одеты, а мне их было до слез жалко. Конечно, они очень стеснялись, мама вдобавок ко всему еще и плохо слышит, но отец держался с достоинством, не подкачал. Гостями с моей стороны были брат, сестра, несколько товарищей по работе в политотделе мест заключения Министерства внутренних дел, Галя тоже пригласила двух-трех подруг, — в общем, очень узкий круг. Было весело и непринужденно. Леонид Ильич сам встречал гостей, выходил, здоровался».

С Юрием Чурбановым автору этой книги приходилось сотрудничать несколько лет — в должности замминистра МВД он входил в редколлегию сверхпопулярного тогда журнала «Человек и закон». Журнал был самого боевого русско-патриотического направления, но материалы те никакого возражения от Чурбанова не встречали. Свидетельствую с полной ответственностью, что распространяемые тогда (оставшиеся и посегодня) слухи о его разгулах и приобретательстве неимоверно преувеличены, попросту лживы. Интриган и хапуга Горбачев наводил тут тень на плетень вполне сознательно. Чурбанов вел себя вполне скромно, единственная слабость, которую замечали все и над чем подтрунивали, — тяга к красивой одежде.