Коммунисты - Семанов Сергей Николаевич. Страница 58

«Синематограф «Бельгия» набит до отказа. На сцене лидер меньшевиков Айолло.

— Если мы не пригласим англичан, в город войдут турки и во главе со своими пашами устроят резню. Ни один русский не останется в живых. Англичане — люди высококультурные, они несут с собой белый хлеб. С приходом англичан мы спасемся от голодной смерти и погромов.

Мрачнеют лица рабочих. Они стараются смотреть куда-то в угол, мимо сверлящих глаз Алеши Джапаридзе.

И вот большинство голосованием постановило:

— Пригласить англичан!

Джапаридзе тут же обращается к Айолло:

— Вы теперь победили! Но история за нас. Рано или поздно рабочие поймут, на какую страшную измену вы их подбили!..»

Неожиданно для многих Шаумян, все последние дни не покидавший фронта, созывает 16 июля чрезвычайное заседание Совета совместно с промысловыми и судовыми комитетами, делегатами воинских частей и кораблей Каспийской флотилии. Большой Бакинский форум.

— Я чувствую себя столь утомленным, что едва надеюсь довести свой доклад до конца, — дальше Степан говорит, не напрягая голоса. — На данном заседании, где представлен весь наш пролетариат, не может быть разрешен вопрос о Баку иначе как в общероссийском масштабе… Партия большевиков ведет борьбу за независимость и свободу России при самых адских тяжелых и рискованных условиях. Политика же приглашения англичан ставит крест над независимой Россией. Она начинает раздел между германскими охотниками до русского добра, с одной стороны, и английскими, французскими и японскими — с другой.

Сторонники англичан и французов утешают себя тем, что союзники будут умирать за нас, а сами оставят нашу независимость. Это невероятная близорукость, детская наивность. Воцарение англичан у нас будет началом войны за дележ России…

…Повторяю, мы еще не исчерпали революционных средств, мы можем оказать еще сопротивление, и при этих условиях преступно говорить о приглашении иноземных сил.

Кроме того, о крупной военной силе англичан в Персии говорить не приходится. Когда бичераховский отряд прибыл сюда, в Реште у англичан было менее тысячи человек… Но даже если они и перебросят свои силы, то вы думаете, что они пойдут на передовые позиции, чтобы продвигаться вперед, имея целью создание Советской власти в Закавказье, или по меньшей мере организуют широкую оборону в Баку? Ничего подобного…

…Я категорически заявляю, что приглашение англичан, не давая нам ощутимых сил для ведения борьбы, может только превратить Баку в собственность Англии и для России Баку погибнет навсегда.

…Лишить Россию Баку — значит нанести ей самый тяжелый удар. Если мы говорим о независимости России, то, быть может, передавая добровольно источники нефти в руки англичан, мы совершаем величайшее преступление перед российской революцией.

…Я обращаюсь к вам с товарищеским призывом взвесить всю серьезность нашего положения, понять, что мы находимся на поворотном пункте. Во имя нашей революции я призываю вас не сходить с точки зрения независимости России и Баку.

На одной чаше весов голод и «белый хлеб» англичан, турки, уговоры и посулы эсеров, меньшевиков, дашнаков, слегка завуалированные угрозы Бичерахова. На другой чаше — слова Шаумяна. Колебания стрелки трудноразличимы. Голоса в Совете разбиваются почти поровну. За Степаном созыв нового заседания.

А если совсем не созывать? В осажденном городе естественнее приказ, нежели уговоры. Сила высшей власти, а не голосование! Любимец промысловых рабочих, председатель Совета Народных Комиссаров Бакинской коммуны, чрезвычайный комиссар Кавказа Шаумян — власть самая высшая. Если попытаться все решить силой оружия. В бою? Но…

Надежных войск у коммуны раз-два — и обчелся. Несколько отрядов рабочих-красногвардейцев, интернациональные дружины коммунистов, два-три самодельных бронепоезда. Горстка, которую в любой час могут уничтожить артиллерийским огнем канонерки Центрокаспия — цитадели эсеров, смять казачьи сотни Бичерахова, расстрелять батальоны армянского «национального совета». Это помимо турецких дивизий, орд мусаватистов, бронепоездов, услужливо посланных из Тифлиса.

Как всегда, у Степана главное оружие. Его слово. Хотя… В ранних сумерках 19-го с астраханских шхун начинает высаживаться отряд Григория Петрова. Человека верного, властного, романтичного и безмерно храброго. Со Степаном, несмотря ни на что, он пойдет до конца. Обоим им жить день в день два месяца!

Петров командует сравнительно крупными отрядами. Действует против немцев на Киевском, Полтавском, Харьковском направлениях. Там и настигает его приказ, круто изменивший всю судьбу, — срочно принять пополнение и спешить в Баку. Маршрут единственно возможный: Царицын — Астрахань — Каспийское море.

В Царицыне, сказано в записках Сурена Шаумяна, военная обстановка вынудила «имевшуюся в составе отряда Петрова пехоту («шесть полков», как говорили Петров и его командиры, только я лично сомневаюсь, что об этих полках можно говорить без кавычек) оставить для обороны Волги, а в Баку послать конницу в составе одного эскадрона, одной батареи 6-ти орудийного состава, одной роты, составленной из матросов Черноморского и Балтийского флотов и команды конных разведчиков силою 30–40 всадников. Таким образом, отряд Петрова не мог внутри армии изменить соотношение сил в смысле ослабления дашнакской мощи…

Все же Петров был начальником солидной военной единицы…»

По-своему, быстро и решительно, оценивают прибытие отряда Петрова полковники Бичерахов и Аветисов. Вся Шемахинская группа войск «национального совета», даже не ожидая нового наступления турок, сама быстро откатывается к последнему рубежу. Семьдесят верст за три дня. Одновременно снимаются с позиций казаки и броневики Бичерахова. С крайне левого фланга они переходят на правый, становятся на второй линии, всячески избегая стычек с противником. Приходится выравнивать, сокращать фронт. На центральном направлении оставляют станцию Аджикабул. Газета эсеров «Знамя труда» немедленно извещает: «Реализация урожая по Бакинской губернии также аннулируется вследствие катастрофических неудач на фронте!!!»

Степан Георгиевич созывает Совет. Снова в расширенном составе. Выступают Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков, Зевин. Их радостно встречают. Внимательно слушают. Нет недостатка в приветственных криках. Своих лучших ораторов выставляют все фракции. Все без исключения за Советскую власть. И конечно же, за то, чтобы Степан Шаумян оставался во главе правительства и после того, как оно пригласит в Баку англичан. Около часу ночи 26 июля голосование. Двести пятьдесят девять за посылку гонцов к Денстервилю. Двести тридцать шесть — против. Ничтожный перевес.

Степан от имени большевиков, левых эсеров и левых дашнаков делает заявление:

«Приглашение англичан мы считаем предательством по отношению к революционной России. В этом предательстве нам с вами не по пути, мы поддерживать вашу политику не можем. (В официальном бюллетене новой власти — диктатуры Центрокаспия — отмечено: «Шаумян кричит. Долгие аплодисменты и крики слева «браво».)

Ни в каком коалиционном правительстве мы участвовать не будем! (Опять долгие аплодисменты слева.) Я говорю, что при этих условиях мы снимаем ответственность за преступную политику, которую вы начинаете, и отказываемся от постов народных комиссаров. (Крики «браво», бурные аплодисменты слева.)».

Шаумян садится в сторонке, в президиуме.

«Я, — помнит Надежда Колесникова, — оказалась впереди него и хорошо видела и слышала все, что произошло дальше. Председательствовавший в это время Аракелян, оставив свое место, поспешно подошел к Шаумяну и растерянно стал говорить: «Нет, это невозможно, чтобы вы ушли… Мы вам всегда доверяли и доверяем… Мы дальше хотим работать вместе с вами!» Не знаю, слышал ли Степан, что ему нашептывал Аракелян. Вдруг он встал, легко отстранил Аракеляна, вышел вперед и громким голосом сказал: «Заявляю, что я, как представитель центральной власти, доведу до сведения Совета Народных Комиссаров России о вашем предательском акте».