Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич. Страница 10

– Леха, ныряй за мной! Шмелева зажало в кабине! – глотнул воздуха и с шумом убрался. Зорин, извернувшись, пристроил «Судаева» за спиной, обе руки теперь были свободны. Глубина на месте аварии оказалась небольшой – метра три. Вырисовывалась кабина полуторки, лежащая на левом борту. Что-то мельтешило перед глазами. Мелькали ноги – Вершинин рвал на себя дверцу. Похоже, удалось.

Когда он подплыл, Мишка уже шуровал внутри кабины. Оттолкнул бедром – мол, двоим тут тесно. Потом заработал локтями, ногами, едва не свернул Зорину нос, вывалился наружу с надутыми щеками и глазами, выпадающими из орбит, начал знаками показывать: наверх!

Вынырнули почти одновременно.

– Кранты Шмелеву, – отплевался Мишка. – Виском ударился, дырка в черепе, бесполезно, на том свете уже… Дьявол, я, кажется, автомат потерял!

– Уверен, что он мертв?

– Ну, нырни, убедись! Мозги из черепа у бедолаги утекают. Черт возьми, Леха, они же уйдут!

А вот подобного исхода они допустить не могли! Добрались в считаные секунды до зарослей тальника, схватились за ветки, свисающие в воду, подтянулись. Трещали сучья, какой-то слон ломился сквозь заросли, топая и тяжело дыша. Не сговариваясь, припустили вприпрыжку по проторенной тропе – вывалились на открытое пространство. Тряслись кусты на опушке, кто-то уже исчезал в лесу. «Почему бегут? – мелькнула мысль. – Ведь не все должны бежать?» Последним, подволакивая ногу, ковылял Кармазов – мокрый, со слипшимся колтуном на голове.

– Кармазов, ни с места!

Тот застыл, словно спину прострелило. Медленно поднял руки, потом опомнился – опустил, повернулся, уставившись злыми глазами.

– Послушайте, парни… Думайте, что хотите, но на фрицев не пашу! Я уже четыре года в Красной армии, окончил радиотехникум в Подольске, работал на гражданке мастером по обслуживанию радиоустановок…

– А чего бежишь тогда, мастер, блин, по обслуживанию?! – зарычал Вершинин, обходя сержанта со стороны леса.

Тот как-то вжал голову в плечи.

– Не знаю… все побежали. Слушай, сержант, не перебарщивай, ты не того поймал!

– Ну извини, приятель, – бурчал Зорин, связывая ремнем запястья за спиной, – кто первым попался, того и поймал. Бегаешь ты что-то не очень быстро.

Тот вырывался, ворчал, что никуда не убежит, однако, чуть позволил случай, отклонил голову и ударил Зорина виском в переносицу. Когда тот схватился за кровоточащий нос, хищно осклабился. Вершинин выматерился, отобрал у Алексея автомат и треснул Кармазова казенником по затылку. Сержант завалился набок.

– Зачем ты его? – простонал Зорин.

– Ну, извини, назад не вернешь, – проворчал Мишка, отдавая автомат. – А тебе с твоей гуманностью, Леха, нужно что-то делать. Не доведет она тебя до добра. Давай-ка догонять эту публику – чует мое сердце, что далеко они в этом лесу не уйдут.

Лес, как на заказ, был практически непроходим. Вроде тайги, только растительность другая. В Новосибирске, где Алексей провел молодые годы, тайга не произрастала. Но несколько раз он ездил с отцом в деревню под Томском и там познал на собственной шкуре, что это такое. Классическая тайга непроходима в принципе. Замаскированные ямы-ловушки, поваленные деревья, горы бурелома, заросли колкого кустарника – и все это цепляется за тебя, тянет к земле, отчаянно сопротивляется любым попыткам сделать несколько шагов. Они рычали от злости, пробивали дорогу телами, вязли в месиве лиан, в причудливом ажурном папоротнике, топтали упругий древовидный молодняк.

– Стоим, ша! – Зорин замер, и Мишка застыл, поводя по сторонам воспаленными глазами. Затаили дыхание. Сработала уловка! Шорох за горкой гниющей древесины метрах в тридцати. Хрустнула, переломившись, упругая коряжина, а они уже по запаху чуяли цель! Метнулись одновременно – один слева, другой справа – с устрашающим рычанием. Мишка еще перекатывался через горку, а Зорин уже нашел глазами объект: Яворский в ободранном кителе, фуражку потерял, волосы слиплись от пота, страх и дикая злоба в глазах. Тот нырнул за дерево, но сплюнул с досады, обнаружив, что его засекли. Попятился, оступился и, ругаясь жутким образом, рухнул коленом в большой муравейник!

– И что ж вы разбегаетесь, как тараканы? Ни с места, товарищ капитан! – крикнул Зорин, вскидывая автомат. Мишка подкрадывался сзади и, судя по гримасе, мучительно гадал, имеет ли он право треснуть по затылку человека, по вине которого располосовал коленку.

– Уймитесь, Зорин! – рявкнул Яворский. Он с ужасом, бледнее мертвого, смотрел на ствол, наставленный в живот.

– Вы не того преследуете! Я честный офицер, у меня заслуги, награды! Черт вас побери, у вас есть в этой жизни хоть что-нибудь святое?

Со словом «святое» у Зорина с некоторых пор ассоциировалась лишь испанская инквизиция.

– Почему тогда бежите, товарищ капитан? Все побежали, и вы за компанию? Простите покорно, но на вашей заслуженной физиономии не написано, что вы не являетесь немецким шпионом! И что нам теперь – вязать вас?

– Заткнись, Леха! – прохрипел севшим голосом Вершинин.

Зорин оборвал тираду… и услышал далеко за деревьями пронзительный женский крик. Стужей окатило – что такое? Он завертелся, пытаясь определить направление. Глухо, далеко… может, померещилось? Но нет, в третий раз завопила женщина – визгливо, душераздирающе. «Странно, – отметил про себя. – Женщина, которую насилуют или убивают, орет несколько иначе. А вот женщину, которую разозлили, которая в неконтролируемой ярости…»

– Кажется, там, – неуверенно ткнул Вершинин подбородком на запад. – Хотя и хрен его знает… нечистая сила, не иначе. – И поежился, в хотя суевериях замечен ни разу не был.

– Говорю же, это не я! – встрепенулся Яворский. – Татьяна с Хлопотовым вперед меня убежали, их и ловите!

Зорин уже принял решение.

– Мишка, это приказ! Составить компанию товарищу капитану и смотреть, чтобы он никуда не испарился! А я узнаю, чем это они там занимаются.

– А других вариантов нет? – Мишка озадаченно почесал затылок и посмотрел на свой увесистый кулак. «Черт знает что творим, – мелькнула мысль. – Если капитан не перевертыш – он же нас раздавит!»

– Охранять! И не трогать! – проорал Зорин и пустился бегом.

Пробежал пару метров и увяз. Целую вечность, казалось, ему пришлось ворочаться в этих клятых зарослях и залежах! Он выдирал ноги из чавкающей, засасывающей почвы, топтал низко стелющийся кустарник, задыхался, хватался за корявые стволы, брал паузы, чтобы отдышаться… Проклятый лес уходил в заболоченную низину, и с каждой минутой передвигаться было все труднее. До крохотной поляны, где за кустами мелькали люди, оставалось метров двадцать, когда защемило ногу в какой-то хитрой коряжине, сила инерции потащила вперед, он повалился плашмя и чувствительно треснулся лбом о трухлявый пенек. Окончательно сознания не лишился, но мир ощутимо потускнел. Зорин попробовал подняться, но тут же рухнул на колени. Теперь он полз по кочкам, словно контуженный после взрыва, обдирал брюхо о торчащие ветки и коренья, подбадривал сам себя, тащил за ремень автомат, с которым решительно не желал расставаться…

Что случилось до него на этой поляне, предположить он бы не рискнул. Как и кто за кем гнался. Один из двоих, видимо, вычислил немецкого шпиона. Как? По мимике, жестам и походке? Но сейчас здесь отчаянно дрались мужчина и женщина. При этом старший лейтенант Татьяна Ладышева отнюдь не казалась беспомощной барышней, не способной за себя постоять. Она издала еще один вопль и с горящими глазами бросилась на Хлопотова; спутанные немытые волосы мешали разглядеть выражение лица. Лейтенант казался обескураженным и сбитым с толку. Его правый глаз уже пересекала кровоточащая царапина. Кровь медленно заливала лицо, и выглядело это страшно и как-то иррационально. Он махнул кулаком – неуклюже, не так, Татьяна увернулась, вцепилась в открытое горло. Мужчина ударил ее в живот, она отлетела, но не упала. Выхаркнула сгусток крови, присела, чтобы снова броситься. Хлопотов отступил – похоже, понимал, на что способна впавшая в исступление женщина. Покосился в черноту кустов. Присел, чтобы броситься… и, прыгая, неловко вывернул ногу, повалился на бок. Женщина отреагировала мгновенно: вместо того, чтобы усесться ему на шею и попытаться придушить бедрами, схватила валявшийся поодаль толстый сук, рухнула на колени перед противником, не успевшим подняться, и нанесла удар по лодыжке. Хлопотов заорал от боли, извиваясь, и Татьяна замахнулась повторно, ударила в то же место. Хрустнула кость. Упавшего выгнуло от боли, из глаз брызнули слезы.