Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич. Страница 30

Зорин скинул с плеча трофейный автомат, вбил очередь в пулеметчика:

– Атас, мужики, это немцы! – чтобы доходчивее было. Тот отбросил голову, отяжелевшую на два свинцовых комочка, свесился. И началось!

Соображали кто как умел: кто-то – быстро, кто-то – не очень. Смекалистые выжили, остальным не повезло. Лжекапитан Муромцев отпрыгнул, оскалив зубы, схватился за кобуру. В него и отправил Зорин вторую очередь. Капитан попятился, подкосились ноги, он рухнул на колени, уперся в Зорина мутнеющим взглядом – мол, что за хрен с горы, почему не знаю? Воцарилась суета, орали люди, хлопали выстрелы. Кто-то бросился обратно – ко въезду на мост, самые прыткие ныряли под обрыв, другие хватались за оружие. Белобрысый молодчик на головном мотоцикле безуспешно рвал из-за спины новый, с иголочки, ППШ. Тугая очередь ударила в грудь, отшвырнула на заднее сиденье – мелькнули ноги, он проделал впечатляющий кульбит и треснулся лбом о накат позади мотоцикла. Сидящие в следующем «Урале» хоть поздно, но сориентировались. Забился в припадке пулемет – стрелок вел стволом слева направо и гортанно орал по-немецки! Шквал огня накрыл тех, кто не успел убраться.

Зорин с Мишкой уже нырнули за мешки. Падали с воплями солдаты. Перепуганный Колыванцев, не успевший выхватить пистолет из кобуры, рухнул на бревна, уходя с линии огня, закрыл голову здоровой рукой. Бойчук проявил цирковую прыть. Свинцовый ливень уже почти добрался до него, когда боец проделал олимпийский прыжок, вцепился в ограждение моста, сотворил переворот и, дергая ногами, крича дурным голосом, полетел вниз – то ли на камни, то ли в воду.И вновь заговорил пулемет, уже на нашей стороне! Ахнович, красный от избытка чувств, матерящийся, как портовый грузчик, стоял на краю бруствера, держал пулемет на весу, кое-как прижав его к бедру, и поливал, не жалея патронов! Целиться он не мог, пулемет швыряло из стороны в сторону, пули летели по замысловатым, нелогичным траекториям. Но солдат совладал с тяжестью – и ливень огня переместился на мост. Ряженые поняли, что проиграли, и теперь спасались, как могли. Мотоциклы неуклюже разворачивались, сидящие в них огрызались нестройным огнем. Испуганный водитель пережал рукоятку газа, не успев завершить разворот, и стальную машину понесло на ограждение. Удар получился что надо! Перила выдержали, но водителя оторвало от сиденья вместе с бронированным щитком, перебросило через голову. Тоскливо воя, он ушел в свой последний полет. Состояние остальных вполне описывалось словом «дезориентация», а в следующее мгновение они уже тряслись, впитывая столь нужный организмам свинец.

Третий мотоциклист все же сумел развернуть свою машину и с ревом уносился прочь. Сидящий в люльке развернул пулемет, долбил рваными очередями, демонстрируя публике белоснежный оскал. Ахнович замолчал. Мишка высунулся из-за мешка, стал строчить из «шмайссера», держа угловатый магазин параллельно земле. Пули яростно долбили по мешкам.

– Убери скворечник! – истошно завопил Алексей, оттаскивая Мишку.

– Отстань, – отмахнулся тот. – Уйдут же, гады!

Зорин вывалился из-за завала и, лежа на спине, принялся высаживать пулю за пулей в удаляющийся мотоцикл. Тот почти уже перелетел мост. Машину швыряло из стороны в сторону, но худо-бедно водитель удерживал ее от переворота. По мосту уже топали сапоги – штрафники, пришедшие в себя, исполняясь праведного гнева, выбегали на позицию. Рухнул на колено «раскулаченный» Кургаш, прицельно стреляя из карабина. Свалился рядом обалдевший Антохин – с колтуном на голове, в распоротой гимнастерке, принялся строчить из ППШ… И снова мотоциклисту не хватило самообладания. Пули просвистели совсем близко, он дернул руль – а мотоцикл уже летел с наката на грунтовку, его подбросило, заднее колесо оторвалось от земли, а переднее развернулось. Мотоцикл перевернулся на бок и на полной скорости вонзился в травянистый обрыв. Вспыхнул бензин, вытекший из бензобака, и в короткий миг и мотоцикл, и люлька, и все ее содержимое превратились в пылающий костер!

Штрафники бежали по настилу. Захлопали выстрелы – судя по радостным крикам, уйти не удалось никому.

Люди возвращались, качаясь от усталости. И начинали понимать трагизм положения: еще парочка таких молодецких побед, и воевать будет некому. Трое погибших лежали на мосту. Чуть дальше, в глиняной мешанине, – мертвый Ахнович, до самого конца не выпустивший пулемет из рук. Карабкался на обрыв, судорожно ругаясь, мокрый с ног до головы Бойчук. Выбрался, стащил гимнастерку, принялся яростно выжимать ее.

– Сухую надень, – посоветовал Зорин, кивнув на мертвого пулеметчика в люльке. Кровь стекала на землю со свисающей головы, обмундирование не пострадало.

– Ну уж хрен, – передернул плечами Бойчук. – Носить после мертвеца – уж увольте. Брезгливый я что-то, Зорин. Уж лучше пневмонию подхвачу и скончаюсь в страшных муках, чем это дерьмо на себя надену.

– Ловко ты с моста сиганул, – завистливо заметил Мошкин, – испугался, наверное, сильно… Я уж думал, ты там в камень влепился или утоп.

– Не тону, – криво усмехнулся Бойчук. – Плаваю, как дерьмо.

– А-а, это ты вроде как комплимент себе сделал? – расхохотался Мошкин.

К смерти товарищей уже привыкли. Души черствели. О том, что эти люди еще недавно были живы, старались забыть.

– Слышь, Зорин, а как ты догадался, что это фрицы? – уважительно поинтересовался Кладбищев. – У них ведь на рожах вроде не написано. И капитан их шпарил по-русски – заслушаешься. Я и оборотов-то таких матерных не знал.

– В разведке я служил, – вздохнул Зорин. Не хотелось ни шутить, ни разжевывать подробности.

– А это точно были немцы? – как-то приторможенно засомневался Терещенко. – Мало ли чего тебе там показалось, Леха. Ну, перебдел малость, палить начал. А эти кексы помирать не хотели, тоже давай шмалять в нас, а потом и в бега подались. Ведь пока объяснишь, что они свои, советские – мы уж продырявим их всех.

Солдатская мысль не была лишена сермяжной логики, но почему-то вызвала веселье в солдатских рядах. Люди ухмылялись, а кто-то начал истерично ржать.

– Ну уж нет, – отрубил Мошкин, – немцы так немцы. Ты нас тут своими сомнениями не расхолаживай, Терещенко.

– Зорин, вы молодец, – с усилием проскрипел младший лейтенант Колыванцев, посматривая на Зорина как-то исподлобья, оценивающе, чего раньше никогда не делал. – Я буду ходатайствовать перед командованием о снятии с вас наказания и представлении к правительственной награде.

– С удовольствием приму и то, и другое, товарищ младший лейтенант, – вздохнул Алексей. – За Ахновича только не забудьте похлопотать, теперь уже посмертно. Он так обрадуется… – добавил он на полтона ниже. – И еще, товарищ младший лейтенант, – позвольте совет. Эти девять чудаков были первой ласточкой, надеюсь, понимаете? Задача перед ними стояла – очистить мост от наших солдат, не допустить подрыва. Скоро попрут остальные фашисты, которых наши выдавливают из данного квадрата. Вот тут-то и начнется. Не знаю, как долго мы продержимся и сможем ли продержаться вообще, но приказа оставлять объект, помимо того, что отдал нам капитан Муромцев (солдаты захихикали, а офицер стыдливо покраснел), я так понимаю, не было. Можем заманить фрицев, а для этого нужно убрать с моста все, что напоминает о бойне. Кто-то переоденется, нацепит фуражки, плащ-палатки, сядет на мотоциклы. Пусть считают, что мы свои – много они разглядят издалека? Надеюсь, они так и не поняли, что здесь произошло. Разумеется, товарищ младший лейтенант, такая идея пришла бы и вам, но… в общем… времени у нас мало.

– Работаем, парни, – спохватился Колыванцев. Он даже не обиделся, недостаток опыта компенсировался благоразумием. – Рядовой Зорин, с этой минуты вы становитесь моим заместителем.

– Прогнулся перед начальством, – хихикнул Мошкин. – Ладно, Зорин, не бери в голову, мы тебя уважаем, возможно даже, полюбим.

– А вот сейчас мы проверим, немцы это или нет, – возвестил Кургаш и носком сапога перевернул тело «Муромцева», которое все еще мелко подрагивало и почему-то не желало умирать. Из раненого толчками вытекала кровь – он слабел на глазах. Зрачки вращались, дергался кадык. Немного стесняясь, Зорин подошел поближе. Умирающий напрягся, выгнул спину. Подобную ненависть в глазах умирающего противника Зорин уже видел. Гитлеровская пропаганда работала не хуже советской и убеждать умела. Надо же, высшая раса, выполняющая великую миссию…