Гражданский спецназ - Байкалов Альберт. Страница 12

«БМВ» же была оформлена на липовые документы. Паспорт, правда, еще старого образца, и права на имя Вобликова Григория Яковлевича у него остались со времен работы в милиции. Утерянные около года назад, они так и не нашли своего владельца, подобно тем, которые он переделал для Антона.

Мотаясь по городу за Пешехоновой, Навродский лишь уповал на обычную женскую невнимательность.

Сегодня поведение опекаемой им гражданки навело Геннадия на мысль, что он «засветился». Создав аварийную ситуацию, дамочка, как говорится, «ушла в точку».

Проехав следом еще с полкилометра, он свернул направо, бесцельно прокатился в сторону Речного вокзала и в конце концов остановился. «Может быть, просто задумалась и не заметила светофор», – тешил он себя надеждой, глядя на проносившиеся мимо автомобили и вслушиваясь в треск приемника, настроенного на частоту передающего устройства, находящегося в машине Пешехоновой. Стоит ей заговорить в радиусе до трехсот метров от его машины, он услышит, если, конечно, не будет никаких помех.

«Жучок» удалось установить в самом начале наблюдения, прицепить ко дну дамской сумочки, в небольшую складку. Последнее ноу-хау российских спецслужб, привезенное им из Чечни в качестве трофея, было хоть и больше аналогичных моделей, но имело ряд преимуществ в мощности передачи сигнала и в удобстве установки. Одна половина плоского, похожего на пятирублевую монету устройства была заклеена тонкой пленкой. Оторвав ее и прижав поверхностью к любому, даже влажному, предмету, можно было уже не волноваться за его сохранность. Именно так он и поступил, когда в первый день, желая поближе разглядеть Пешехонову, пристроился позади нее в супермаркете.

Неожиданно сквозь треск и шум помех стали пробиваться звуки работающего двигателя.

«Неужели направляется в мою сторону?» – не веря в удачу, он весь превратился в слух.

Звуки становились все отчетливей. Послышался скрип тормозов, какая-то возня. Неожиданно к общему фону добавилось характерное при наборе номера на сотовом телефоне попискивание.

Так и есть! Пешехонова звонила Бобру. С самого начала разговора он понял, что действительно «засветился».

Сигнал был отчетливым. Надеясь увидеть ее машину, он осмотрел окрестности. Затем, уповая на случайность, проехал по дворам домов, которые, сгрудившись в этом районе, образовывали настоящий лабиринт. В конце концов сигнал стал тише, а через несколько минут пропал совсем.

Нужно было что-то предпринимать. Если сейчас Пешехонова убедит Бобра в реальности слежки, то это коренным образом меняет дело. Возможна смена ролей, и уже он, а не Пешехонова, будет в роли объекта наблюдения. Учитывая многочисленный состав службы безопасности «Нефптона», с этой задачей они справятся легко.

Неожиданно у него появилась идея. Полистав записную книжку, куда он переписал номера телефонов, находившихся в распоряжении семьи Пешехоновых, и отыскав номер Натальи, он достал сотовый…

За несколько дней, проведенных за закрытыми дверями стационара, Антону основательно надоело «лечение». Нет, к капельницам и пилюлям он относился философски, успокаивая себя тем, что хуже, чем от трехдневной пьянки, от них не будет.

Проблема была «в ограничении свободы перемещения», как выразился лежащий вместе с ним в одной палате юрист по образованию, а по жизни – дворник Василий.

Вообще, скучать здесь не приходилось и даже было забавно. Сюда попадали люди самых разных специальностей, возрастов и национальностей. Каждый со своей запутанной и зачастую смешной историей.

Врачи, безработные, юристы, преподаватели вузов, рабочие речного порта и дворники – во всех без исключения слоях населения были люди, не знающие меры в употреблении спиртного.

Первые несколько дней режим был жесткий. Ни тебе телевизора, ни прогулки по свежему воздуху, ни посетителей. Даже поговорить было не с кем. Да и о чем можно говорить с человеком, если он с трудом ориентируется в пространстве и времени.

После того как у пациентов появлялись признаки разума и они начинали осознавать реалии окружавшего мира и безошибочно находить туалет, их переводили в разряд «оживших» с переселением в более комфортабельные палаты. Здесь продолжительность пребывания была такой же, как и до этого. Немного отличались процедуры. Этот период Антон про себя сравнил с декомпрессией у водолазов-глубоководников. Поднимаясь с большой глубины, они некоторое время проводят в специальных барокамерах.

Своеобразная реабилитация была и здесь.

В конце недели их наконец выпустили из «обезьянника», как прозвал про себя первый корпус Филиппов. Теперь они на все оставшееся время лечения были размещены в другом здании.

– Завтра с утра распределят нас на работы, и будет гораздо веселее, – пробасил стоящий посреди палаты Белый.

Этот высокий и полный мужчина имел непропорционально развитую фигуру. Большую голову, крупное туловище и тонкие руки и ноги.

Поначалу Антон считал, что кличка Белый приклеилась к нему из-за болезненного цвета кожи. Лицо его было словно обескровлено, что особо подчеркивало красноту под глазами. Десятки полопавшихся сосудов, словно пьющие кровь паучки, расположились на щеках.

Оказалось, что прозвище было производным от его фамилии – Беломестнов. За свои пятьдесят лет он уже трижды лечился от алкоголизма, два раза именно в этом заведении. Антон не мог понять, как при такой любви к «зеленому змию» он смог всю жизнь проработать электриком и при этом остаться живым.

– У меня уже четвертая ходка, – продолжал между тем басить Белый. – Я уже, по воровским понятиям, в законе.

Все рассмеялись.

Тот прошел к своей кровати, стоящей рядом с койкой Филиппова.

С самого начала Антон старался наладить с ним контакт. Впрочем, в первые несколько дней это было сделать сложно. Люди еще «ловили отходняк», прислушиваясь к работе своих внутренних органов, приходящих в норму после запоев, как механик корабля прислушивается к работе судовых механизмов после выхода судна из штормового района.

Сейчас, напротив, шло интенсивное сближение. Это было вызвано определенной заинтересованностью. Зная, что впереди довольно большая трудовая повинность, все старались присмотреться друг к другу и попасть в нормальный трудовой коллектив.

– Слышь, Белый, а ты как здесь очутился? – пытаясь разговорить соседа, спросил Антон.

– А что тебя это так интересует? – усмехнулся тот. – Так же, как все.

– Что, тоже «белку» словил?

Белый беззвучно рассмеялся.

– Еще какую! – Он хлопнул себя по коленям. – Сколько раз себе говорил, завязывать надо, и снова…

– А что, черти лезли? – продолжал наседать Антон.

– Короче, после очередного запоя, как обычно, сон пропал. Одну ночь не могу уснуть, вторую, третью, на четвертую уже гул в голове, а под утро мерещиться стало, что радио за стенкой работает.

– Слуховая галлюцинация, – встрял в разговор стоящий рядом еще один хроник, краем уха услышавший разговор. – У меня была.

– Так вот, – продолжал Белый, – чувствую, еще одна ночь, и крыша съедет. День кое-как продержался, вроде ничего, а на вечер «мерзавчика», ну, сто пятьдесят грамм замахнул. Думал, усну. Какое там, – он махнул рукой, – та же история. А часа в три ночи слышу – на кухне кто-то шебуршит и топает. Я туда. Подкрался… А ночь светлая, лунная, все видно. Гляжу, а из мусорного ведра два каких-то существа бумагу достают, объедки всякие и жрут.

– Черти, что ли? – не удержался Антон.

– Да как тебе сказать. – Белый, на секунду задумавшись, почесал затылок. – Что-то вроде этого. Но сразу скажу, таких страшных я и в кино не видел. Жабры, глаза навыкате, горбатые… А у меня дома в кладовке пешня для зимней рыбалки, лед долбить. Я, значит, ее осторожно взял, вернулся, стою и жду, когда они друг за другом встанут, чтобы одним ударом убить. Как сдвоились, я со всего размаху их к стенке холодильника и пригвоздил.

Не выдержав, Антон рассмеялся:

– А они что, тебя не заметили?