Брусилов - Семанов Сергей Николаевич. Страница 24

В те дни он писал жене: «Не сомневаюсь, что в войсках Варшавского округа мой уход произведет сенсацию и многие будут меня жалеть, действительно считая меня хорошим генералом, но найдутся и такие, которые будут довольны, находя меня слишком требовательным. Ну! Что сделано много, то сделано, и я рад, что вырвался из этой клоаки скалоновской придворной атмосферы». Здесь надо заметить, что Надежда Владимировна в этом случае полностью разделяла чувства и намерения своего супруга.

В Винницу, где располагался штаб корпуса, Брусилов перебрался сразу, не мешкая. Он вновь делался строевым командиром, военачальником, а не провинциальным придворным в чуждом ему по духу дворе. Сразу же объехал части, познакомился со своими новыми помощниками, с войсками. Первое впечатление оказалось благоприятным, хоть и небезупречным: предшественник его долго болел, поэтому некоторые вопросы управления своевременно не решались. Корпус оказался очень сильным — больше даже, чем полагалось по штатному расписанию: две пехотные дивизии, одна бригада, две кавалерийские дивизии, артиллерия, саперные части, причем все это громадное многолюдное (более 50 тысяч человек) хозяйство было разбросано по всей тогдашней Подольской губернии (нынешняя Винницкая и часть Житомирской областей).

Хлопот хватало, но хлопоты эти Брусилов любил и с радостью им отдавался. Как обычно, он предъявил повышенные требования к подчиненным. Это не всем и не всегда нравится, слов нет, поэтому некоторые руководители готовы потакать послаблениям, надеясь приобрести популярность столь простым способом. Не приобретают, ибо в начальнике, руководителе люди ценят прежде всего целенаправленную требовательность и строгую справедливость. Тем более в армии. Только твердые и разумно строгие командиры приобретают настоящую, а не мнимую популярность. Брусилов заставил командный состав корпуса усиленно посвятить себя штабным и теоретическим занятиям, как он делал это раньше, приучая соратников мыслить категориями современной им войны.

Назначение Брусилова произошло менее чем за год до начала мировой войны. О том, что грядущая страшная война не за горами, совсем нетрудно было догадаться, все крупнейшие империалистические державы открыто к ней готовились, а кайзеровская Германия в особенности. Казалось бы, войска, стоящие на границе с «вероятным противником», должны бы… ну ясно, что им полагалось бы делать! Но вот свидетельство самого вновь назначенного командира корпуса: «В этом крае никто не помышлял о возможности близкой войны и никто не думал о ней, кроме меня». Есть тут, быть может, и некоторое преувеличение, но суть вывода бесспорна: накануне войны в приграничных соединениях царили благодушие и беспечность.

Шло это сверху. Командование российских вооруженных сил недооценивало будущих противников. Брусилову довелось наблюдать это воочию весной 1914 года, за три месяца до начала войны.

В апреле 1914 года в Киеве была проведена крупнейшая перед войной штабная военная игра. Руководил ею сам военный министр Сухомлинов. В присутствии узкого круга высших военных разыгрывалась на карте будущая война с Германией и Австро-Венгрией. Тут Брусилову разом удалось увидеть всех главных действующих лиц будущей грандиозной драмы: участниками игры были начальник Генерального штаба Н. Н. Янушкевич, генерал-квартирмейстер (то есть начальник оперативного управления Генштаба) Ю. Н. Данилов, командующий Киевским военным округом Н. И. Иванов — будущий главком Юго-Западного фронта, нацеленного именно против Австро-Венгрии, где и предполагалось сражаться соединению Брусилова, будущий главком Северо-Западного фронта (против Германии) Я. Г. Жилинский, а также ряд других генералов.

Оптимизм участников штабной игры был безграничен, Брусилов удивлялся, но о причинах его знать не мог. А дело заключалось в том, что русская военная разведка сумела заполучить ни много ни мало стратегический план развертывания австрийских вооруженных сил против России [5]. Так что русские главнокомандующие имели известные основания полагать, будто планы противника им знакомы и они могут наносить удары в наиболее выгодных для себя условиях. Подчеркнем: известные основания, но не более, ведь противник тоже не дремлет; надо, значит, предполагать возможные изменения и неожиданности, готовиться к ним.

Не предполагали и не готовились. А напрасно. У австро-германцев имелось достаточно «друзей» в Петербурге (и в Варшаве, и в Киеве), они вскоре получили сведения о том, какими именно секретами располагают русские, и срочно изменили свои планы. В то самое время изменили, когда царские генералы разыгрывали скорую победу по устаревшим данным…

Штабная игра и в самом деле оказалась игрой, только не в условном, а в самом что ни есть подлинном смысле слова. Обнаружившиеся несуразности в планах не подвергались критическому разбору и пересмотру, а просто-напросто снимались как якобы несущественные. Переоценивалась собственная боеготовность, в частности, вопросы снабжения (впоследствии именно это стало тяжкой гирей на ногах русской армии). Недооценивался противник. А ведь все происходило буквально накануне войны, и вскоре эти же самые генералы повели свои армии на «игру», уже настоящую, которая называется серьезнейшим словом — война.

Здесь не место сколько-нибудь подробно касаться предыстории первой мировой войны. Нашим читателям хорошо известны причины этой войны и подспудные силы, ее породившие. Но для изучения биографии генерала Алексея Алексеевича Брусилова важно знать, что он сам думал по этому поводу. Он сводил причины событий прежде всего к воинственным намерениям германской военщины. Отчасти это правда, но лишь отчасти, ибо истинным виновником войны был международный капитал, правивший тогдашним миром. Мировая плутократия стремилась уничтожить или ослабить все здоровые народные силы европейских стран, окончательно подчинить трудящиеся слои населения, утвердить свое вечное господство. Германская военщина играла тут лишь подстрекательскую роль. «Русские» банкиры и капиталисты, они же приказчики Ротшильдов, варбургов, кунов, лебов и прочих со всеми их компаниями, были ничуть не симпатичнее. И так же презирали «свой» народ, российский, и так же зарились на чужое.

В своих воспоминаниях Брусилов побранил «немцев» (не разделяя их на классы), а свою страну представил жертвой нападения Гогенцоллернов. Ошибочность его суждений сегодня, безусловно, ясна, но нужна также существенная оговорка. Старый военачальник писал свою книгу в начале двадцатых годов, когда идеологи троцкистского толка всячески поносили историю России, старую и новую. А было их немало, и вопили они громко и нагло. Например, в тогдашних учебниках прямо писалось, что эта «проклятая Россия» вызвала мировой пожар. Брусилов не мог им ответить прямо, но хотел хоть как-то отделиться от хулителей родной страны. Старый и больной, он и тут хотел защитить Родину, делая это в меру своего разумения.

Летом 1914 года чета Брусиловых отдыхала и лечилась на минеральных водах модного тогда курорта Киссинген в Южной Германии. Остро чувствовалось даже по настроению немецкой курортной публики, что прусской военщине удалось отравить шовинистическим угаром существенную часть своего народа. Брусилов повсюду замечал открытые проявления антирусской пропаганды, порой весьма вызывающей и оскорбительной. Далекий от политики в ту пору, Брусилов не знал, что этой военщине почти не имелось противоборствующих сил в Германии, что славная когда-то немецкая социал-демократия, детище Маркса и Энгельса, уже доверила руководящие посты соглашателям, предателям рабочего дела. Путь к войне для прусских генералов был открыт.

Не понимая всех подспудных причин надвигающейся грозы, Брусилов тем не менее ясно видел ее внешние признаки… Далекие, казалось бы, раскаты грома свидетельствовали, что гроза эта вот-вот разразится: в Сараеве был убит сербским националистом наследник австро-венгерского престола, Вена предъявила ультиматум Сербии. А корпус Брусилова стоял на самой-самой русско-австрийской границе. Колебаний не было: скорее туда, в Россию, к своим полкам.