Шальные миллионы - Дроздов Иван Владимирович. Страница 18

Три года назад выпускник Московского архитектурного института Олег Суворин по своей воле решил один восстанавливать станичную церковь. Не было материалов, никто не давал ему денег даже на жизнь, и только школьники изредка ему помогали, да старушки богомольные приносили еду. Олег работал по двенадцать часов в день и за год поставил золоченый крест, покрыл и покрасил колокольню, повесил большой колокол и три малых, выложил кирпичом, застеклил окна и спустился вниз на два первых этажа.

На крест и золото, и на краску отпустил деньги архиепископ саратовский, астраханский и волгоградский Пимен, в миру Дмитрий Евгеньевич, и он же помог приобрести кирпичи и доски. На том и кончились ассигнования работ.

А дома случилась беда: болезнь позвоночника приковала к постели его жену. И дом, и двое детей остались на руках у тещи.

Олег своей работы не прекращал.

Анна поднялась по трем ступенькам и постучала в дверь. Скрипнула железная койка, и дверь растворилась. На пороге в халате показался богатырь с бородой полярника.

— Нюра, ты?

Он звал ее на старорусский манер Нюрой.

Наскоро оделся и пригласил девушку войти. Не удивлялся ее вторжению, хотя раньше Анна так рано к нему не приходила. И ничего не спрашивал. Ждал, когда гостья заговорит сама.

Анна смотрела на него своим неистребимо влюбленным взглядом и улыбалась.

— Ты чего? — буркнул Олег, в растерянности оглаживая бороду. Он любил Нюру, она любила его, но об этом своем великом и святом чувстве они никогда друг другу даже намеками не говорили. Они немного стеснялись друг друга. Но сегодня девушка задорно, демонстративно улыбалась. И — молчала.

— Ну, говори. Разбудила в такую рань.

— Ты недоволен?

— Ты знаешь: я всегда тебе рад.

— Всегда-всегда?

— Конечно.

— Олег, милый, я имею возможность немного тебе помочь. Хватит тебе бедствовать.

— Я не бедствую. Я очень богатый.

— Ладно, ладно. Знаю, какой ты богатый. Лекарства Дуняше не на что покупать, масло сливочное, сахар, фрукты, — вон как все дорого!

— И что? Чем же ты можешь мне помочь? Часть зарплаты своей выделишь?

— А ты меня угощай чаем, тогда и узнаешь все.

— Чаем можно, вот только сахара…

— Ну вот! А еще хорохорится.

Не сводила с него глаз, следила за каждым его движением, счастливая близостью любимого человека. Кажется, вот коснись он ее своей сильной рукой, и она растает, как сахар в стакане с чаем. Анна самозабвенно, до потери всех тормозов, любила Олега и готова была на все мыслимые и немыслимые подвиги ради этого бородатого сероглазого человека, но Олег ничего не требовал от нее и не ждал никаких жертв. Сам так же страстно, а может, еще более глубоко любил Анюту и потому относился к ней нежно и целомудренно, — боялся дышать на нее, не смел оскорбить неловким и скорым словом.

— Ты поедешь жить в мой дом. Перевезешь Дуняшу, детей и маму, — все будете жить у меня.

— Как?

— А так, — переедете и все. Хватит вам жить в развалюхе. Дуняше нужен покой, а вы все в одной комнате. И детям негде уроки готовить, и мама устала, а ты здесь…

— Погоди, Нюра. А ты где будешь жить?

— Я?

Анюта вдруг погрустнела, — слетела с губ улыбка.

— Я?.. Я в Питер поеду, к дедушке. Он болен, и за ним нужен уход.

Эти слова камнем придавили Олега. Сник богатырь, — враз, в одну минуту. Понял, что Анна одним ударом разрубает их нелепый любовный узел. У него больная жена, двое детей. А если уж случилась любовь между ними, надо разом покончить с нею.

Свесил над столом голову, молчал. И она молчала. И вдруг — расплакалась.

Олег подошел к ней, тронул за плечо.

— Не надо, Аннушка. Не рви душу. Для меня и так все рухнуло в миг единый. Все, что я делал, делал для тебя и с думами о тебе, а наградой и счастьем было видеть, слышать тебя. Но ты решила. Значит так надо. Когда едешь?

Справилась со слезами, заговорила деловым тоном.

— Сегодня еду. Из Питера буду звонить. А сейчас слушай меня, Олег. Мы поедем ко мне на мотоцикле, и ты поможешь мне собраться. Я же покажу тебе, где и что лежит.

Выйдя из вагончика, посмотрела на ту сторону Дона, — парома еще не было. Машины, выстроившись в рядок, ожидали.

Мотоцикл стоял во дворе Евгения Владимировича. Анна вывела его, и они поехали на хутор. И через несколько минут входили в дом.

— Исполни мои поручения и не возражай, — говорила Анюта, усадив Олега за стол и угощая холодным мясом. — Во-первых, отвези в Волгоград, в издательство, рукопись моей повести, — вот она. Сейчас напишу тебе и доверенность, чтобы ты все финансовые дела по рукописи от моего имени вел. А во-вторых, вот тебе деньги.

— Деньги?.. Еще чего! — отстранил их Олег.

— Здесь пятьдесят тысяч рублей и двадцать тысяч долларов.

Сильный парень Олег, могучий и телом, и духом, а тут и он опешил.

— Откуда у тебя такие деньги?

— Не беспокойся, деньги эти заработаны честно и мне дадены хорошим человеком. Костю Воронина знаешь?

— Знаю.

— Костя мне и дал деньги. А ты слушай мою инструкцию. Рубли все на семью расходуй, а половина долларов — на починку церкви. Хватит тебе одному горбатиться, и бесплатно. Найми двух-трех рабочих, купи кирпича, леса, показывай им, а они пусть делают.

Олег наконец справился с волнением первых минут, пришел в себя, поверил в реальность происходящего.

— Двадцать тысяч долларов — это же миллионы рублей! Если уж на тебя напал стих благотворительности, я приму гуманитарную помощь. Но первое, что я бы хотел, — автомобиль. «Жигули» почти новые две-три тысячи долларов стоят, а то и меньше.

— Покупай хоть «Волгу». Деньги твои и без отдачи. И не перечь. Но одно условие обязательно: быт семьи устрой. Лекарства Дуняше, белье, одежду детям купи и себе пальто зимнее или куртку купи непременно. Я так хочу — слышишь? Обстановка в доме есть, и ковры, и гардины… Дуняшу помести в мою комнату, дети пусть в большой, а ты отцов кабинет займешь. Я приеду — проинспектирую. Если что не так — накажу. Сильно. А повесть мою в частное издательство сдай, — недавно открылось в Волгограде. За счет автора издают. Деньги на издание — вот.

Отсчитала еще три тысячи долларов, сунула в ящик стола — туда, где рукопись.

— Нужно будет больше — позвони. Прилечу — расплачусь. А сейчас тороплюсь я. Мне надо нынче же быть в Петербурге.

Анна скоренько собрала свою походную сумку, и они вышли во двор.

Над Доном и лесом радостно возвещала миру грядущий день заря, а казаки еще не тревожили сон паромщиков.

— Ключи от дома — на, бери.

— Но ты…

— Если вернусь, буду жить у Евгения Владимировича. Он давно зовет меня. А не то и другой дом купим.

Присели на крыльцо по русскому обычаю, помолчали.

Анна поднялась решительно, подала Олегу сумку.

— Держи, а я сяду за руль.

Перекрестила дом, сказала:

— С Богом!

И они поехали в аэропорт.

Машины прибыли в Петербург вечером, на третьи сутки. Костя сидел за рулем первой машины, — так приказал Старрок. Сам генерал ехал во второй.

Едва они вошли в Костин кабинет, раздался звонок.

— Костя, вы?.. — кричала Анна. — Все в порядке! Все в порядке! Звоню из автомата.

— Хорошо. Я скоро буду дома.

— Кто звонил? — насторожился Старрок.

А Костя подумал: «Хорошо, что генерал не видел Анюту. И ничего о ней не знает».

— Приятель, — спокойно ответил майор.

— Хочу ехать сейчас, — предложил генерал.

— Как будет угодно, но — одно условие: к месту клада мы пойдем вдвоем.

Старрок хмыкнул, опустил голову. Прошелся по ковровой дорожке.

— Чего вы боитесь?.. Там, у камня, я вас не тронул.

— Но в чем дело? Почему вдвоем?

— Хочу иметь свою долю и делить без свидетелей. Мы договорились: делим на три равные части.

— Хорошо, хорошо. Я помню.

— И поедем тоже вдвоем. И так, чтобы без хвоста. Я буду сидеть за рулем.

— И на это согласен. Отныне в наших отношениях — все на доверии.