Абсолютно неожиданные истории - Даль Роальд. Страница 44
- Ага! - произнесла моя жена. - Вошли.
Она стояла посреди комнаты в голубом платье, стиснув пальцы и вытянув шею, и внимательно прислушивалась, при этом ее крупное белое лицо сморщилось, словно это было и не лицо вовсе, а мех для вина. Из радиоприемника тотчас же раздался голос Генри Снейпа, прозвучавший сильно и четко.
- Ты просто дура, - говорил он, и этот голос так резко отличался от того, который был мне знаком, таким он был грубым и неприятным, что я вздрогнул. - Весь вечер пропал к черту! Восемьсот очков - это восемь фунтов на двоих!
- Я запуталась, - ответила женщина. - Обещаю, больше этого не повторится.
- Что такое? - произнесла моя жена. - Что это происходит?
Она быстро подбежала к приемнику, широко раскрыв рот и высоко подняв брови, и склонилась над ним, приставив ухо к динамику. Должен сказать, что и я несколько разволновался.
- Обещаю, обещаю тебе, больше этого не повторится, - говорила женщина.
- Хочешь не хочешь, - безжалостно отвечал мужчина, - а попробуем прямо сейчас еще раз.
- О нет, прошу тебя! Я этого не выдержу!
- Послушай-ка, - сказал мужчина, - стоило ехать сюда только ради того, чтобы поживиться за счет этой богатой суки, а ты взяла и все испортила.
На этот раз вздрогнула моя жена.
- И это второй раз на неделе, - продолжал он.
- Обещаю, больше это не повторится.
- Садись. Я буду объявлять масть, а ты отвечай.
- Нет, Генри, прошу тебя. Не все же пятьсот. На это уйдет три часа.
- Ладно. Оставим фокусы с пальцами. Полагаю, ты их хорошо запомнила. Займемся лишь объявлением масти и онерами.
- О, Генри, нужно ли все это затевать? Я так устала.
- Абсолютно необходимо, чтобы ты овладела этими приемами в совершенстве, - ответил он. - Ты же знаешь, на следующей неделе мы играем каждый день. А есть-то нам надо.
- Что происходит? - прошептала моя жена. - Что, черт возьми, происходит?
- Тише! - сказал я. - Слушай!
- Итак, - говорил мужской голос. - Начнем с самого начала. Ты готова?
- О, Генри, прошу тебя! - Судя по голосу, она вот-вот готова была расплакаться.
- Ну же, Сэлли. Возьми себя в руки.
Затем совершенно другим голосом, тем, который мы уже слышали в гостиной, Генри Снейп произнес:
- Одна трефа.
Я обратил внимание на то, что слово "одна" он произнес как-то странно, нараспев.
- Туз, дама треф, - устало ответила женщина. - Король, валет пик. Червей нет. Туз, валет бубновой масти.
- А сколько карт каждой масти? Внимательно следи за моими пальцами.
- Ты сказал, что мы оставим фокусы с пальцами.
- Что ж, если ты вполне уверена, что знаешь их…
- Да, я их знаю.
Он помолчал, а затем произнес:
- Трефа.
- Король, валет треф, - заговорила женщина. - Туз пик. Дама, валет червей и туз, дама бубен. Он снова помолчал, потом сказал:
- Одна трефа.
- Туз, король треф…
- Бог ты мой! - вскричал я. - Это ведь закодированное объявление масти. Они сообщают друг другу, какие у них карты на руках!
- Артур, этого не может быть!
- Точно такие же штуки проделывают фокусники, когда спускаются в зал, берут у вас какую-нибудь вещь, а на сцене стоит девушка с завязанными глазами, и по тому, как он строит вопрос, она может определенно назвать предмет, даже если это железнодорожный билет, и на какой станции он куплен.
- Быть этого не может!
- Ничего невероятного тут нет. Но, чтобы научиться этому, нужно здорово потрудиться. Послушай-ка их.
- Я пойду с червей, - говорил мужской голос.
- Король, дама, десятка червей. Туз, валет пик. Бубен нет. Дама, валет треф…
- И обрати внимание, - сказал я, - пальцами он показывает ей, сколько у него карт такой-то масти.
- Каким образом?
- Этого я не знаю. Ты же слышала, что он говорит об этом.
- Боже мой, Артур! Ты уверен, что они весь вечер именно этим и занимались?
- Боюсь, что да.
Она быстро подошла к кровати, на которой лежала пачка сигарет. Закурив, она повернулась ко мне и тоненькой струйкой выпустила дым к потолку. Я понимал, что что-то нам нужно предпринять, но не знал что, поскольку мы никак не могли обвинить их, не раскрыв источника получения информации. Я ждал решения моей жены.
- Знаешь, Артур, - медленно проговорила она, выпуская облачка дыма. Знаешь, а ведь это превосходная идея. Как ты думаешь, мы сможем этому научиться?
- Что?!
- Ну конечно, сможем. Почему бы и нет?
- Послушай. Ни за что! Погоди минуту, Памела…
Но она уже быстро подошла близко ко мне, опустила голову, посмотрела на меня сверху вниз и при этом улыбнулась хорошо знакомой мне улыбкой, которая, быть может, была и не улыбкой вовсе - ноздри раздувались, а большие серые глаза с блестящими черными точками посередине испещрены сотнями крошечных красных вен. Когда она пристально и сурово глядела на меня такими глазами, клянусь, у меня возникало чувство, будто я тону.
- Да, - сказала она. - Почему бы и нет?
- Но, Памела… Боже праведный… Нет… В конце концов…
- Артур, я бы действительно хотела, чтобы ты не спорил со мной все время. Именно так мы и поступим. А теперь принеси-ка колоду карт, прямо сейчас и начнем.
Примечания
[1] Книга И. Даблдея и Дж. О. Вествуда о бабочках была издана в Лондоне в середине XIX века
[2] Nape в переводе с английского означает "затылок".
* * *
ФОКСЛИ-СКАКУН
Вот уже тридцать шесть лет пять раз в неделю я езжу в Сити поездом, который отправляется в восемь двенадцать. Он никогда не бывает чересчур переполнен и к тому же доставляет меня прямо на станцию Кэннон-стрит, а оттуда всего одиннадцать с половиной минут ходьбы до дверей моей конторы в Остин-Фрайерз.
Мне всегда нравилось ездить ежедневно на работу из пригорода в город и обратно: каждая часть этого небольшого путешествия доставляет мне удовольствие. В нем есть какая-то размеренность, успокаивающая человека, любящего постоянство, и в придачу оно служит своего рода артерией, которая неспешно, ко уверенно выносит меня в водоворот повседневных деловых забот.
Всего лишь девятнадцать-двадцать человек собираются на нашей небольшой пригородной станции, чтобы сесть на поезд, отправляющийся в восемь двенадцать. Состав нашей группы редко меняется, и когда на платформе появляется новое лицо, то это всякий раз вызывает недовольство, как это бывает, когда в клетку к канарейкам сажают новую птицу.
По утрам, когда я приезжаю на станцию за четыре минуты до отхода поезда, они обыкновенно уже все там - добропорядочные, солидные, степенные люди, стоящие на своих обычных местах с неизменными зонтиками, в шляпах, при галстуках, с одним и тем же выражением лиц и с газетами под мышкой, не меняющиеся с годами, как не меняется мебель в моей гостиной. Мне это нравится.
Мне также нравится сидеть в своем углу у окна и читать "Таймс" под стук колес. Эта часть путешествия длится тридцать две минуты, и, подобно хорошему продолжительному массажу, она действует успокоительно на мою душу и старое больное тело. Поверьте мне, чтобы сохранить спокойствие духа, нет ничего лучше размеренности и постоянства. В общей сложности я уже почти десять тысяч раз проделал это утреннее путешествие и с каждым днем наслаждаюсь им все больше и больше. Я и сам (это отношения к делу не имеет, но любопытно) стал чем-то вроде часов. Я могу без труда сказать, опаздываем ли мы на две, три или четыре минуты, и мне не нужно смотреть в окно, чтобы сказать, на какой станции мы остановились.
Путь от конца Кэннон-стрит до моей конторы ни долог, ни короток - это полезная для здоровья небольшая прогулка по улицам, заполненным такими же путешественниками, направляющимися к месту службы по тому же неизменному графику, что и я. У меня возникает чувство уверенности оттого, что я двигаюсь среди этих заслуживающих доверия, достойных людей, которые преданы своей работе, а не шатаются по белу свету. Их жизни, подобно моей, превосходно регулирует минутная стрелка точно идущих часов, и очень часто наши пути ежедневно пересекаются на улице в одно и то же время на одном и том же месте.