Новая жизнь. Божественная комедия - Данте Алигьери. Страница 47

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1Вид этих толп и этого терзанья

Так упоил мои глаза, что мне

Хотелось плакать, не тая страданья.

4«Зачем твой взор прикован к глубине?

Чего ты ищешь, — мне сказал Вергилий, —

Среди калек на этом скорбном дне?

7Другие рвы тебя не так манили;

Знай, если душам ты подводишь счет,

Что путь их — в двадцать две окружных мили.

10Уже луна у наших ног плывет;

Недолгий срок осталось нам скитаться,

И впереди тебя другое ждет».

13Я отвечал: «Когда б ты мог дознаться,

Что я хотел увидеть, ты и сам

Велел бы мне, быть может, задержаться».

16Так говоря в ответ его словам,

Уже я шел, а впереди вожатый,

И я добавил: «В этой яме, там,

19Куда я взор стремил, тоской объятый,

Один мой родич [526]должен искупать

Свою вину, платя столь тяжкой платой».

22И вождь: «Раздумий на него не трать;

Что ты его не встретил, — нет потери,

И не о нем ты должен помышлять.

25Я видел с моста: гневен в высшей мере,

Он на тебя указывал перстом;

Его, я слышал, кто-то назвал Джери.

28Ты в это время думал о другом,

Готфорского приметив властелина, [527]

И не видал; а он ушел потом».

31И я: «Мой вождь, насильная кончина,

Которой не отмстили за него

Те, кто понес бесчестье, — вот причина

34Его негодованья; оттого

Он и ушел, со мною нелюдимый;

И мне тем больше стало жаль его».

37Так говоря, на новый свод взошли мы,

Над следующим рвом, и, будь светлей,

Нам были бы до самой глуби зримы

40Последняя обитель Злых Щелей [528]

И вся ее бесчисленная братья;

Когда мы стали, в вышине, над ней,

43В меня вонзились вопли и проклятья,

Как стрелы, заостренные тоской;

От боли уши должен был зажать я.

46Какой бы стон был, если б в летний зной

Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,

Мареммы и Сардиньи [529]и в одной

49Сгрудить дыре, — так этот ров поганый

Вопил внизу, и смрад над ним стоял,

Каким смердят гноящиеся раны.

52Мой вождь и я сошли на крайний вал,

Свернув, как прежде, влево от отрога,

И здесь мой взгляд живее проникал

55До глуби, где, служительница бога,

Суровая карает Правота

Поддельщиков, которых числит строго.

58Едва ли горше мука разлита

Была над вымирающей Эгиной [530],

Когда зараза стала так люта,

61Что все живые твари до единой

Побило мором, и былой народ

Воссоздан был породой муравьиной,

64Как из певцов иной передает, —

Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому

То кучами томились, то вразброд.

67Кто на живот, кто на плечи другому

Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,

По скорбному передвигался дому.

70За шагом шаг, мы молчаливо шли,

Склоняя взор и слух к толпе болевших,

Бессильных приподняться от земли.

73Я видел двух, спина к спине сидевших,

Как две сковороды поверх огня,

И от ступней по темя острупевших.

76Поспешней конюх не скребет коня,

Когда он знает — господин заждался,

Иль утомившись на исходе дня,

79Чем тот и этот сам в себя вгрызался

Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,

Который только этим облегчался.

82Их ногти кожу обдирали сплошь,

Как чешую с крупночешуйной рыбы

Или с леща соскабливает нож.

85«О ты, чьи все растерзаны изгибы,

А пальцы, словно клещи, мясо рвут, —

Вождь одному промолвил, — не могли бы

88Мы от тебя услышать, нет ли тут

Каких латинян? Да не обломаешь

Вовек ногтей, несущих этот труд!»

91Он всхлипнул так: «Ты и сейчас взираешь

На двух латинян и на их беду.

Но кто ты сам, который вопрошаешь?»

94И вождь сказал: «Я с ним, живым, иду

Из круга в круг по темному простору,

Чтоб он увидел все, что есть в Аду».

97Тогда, сломав взаимную опору,

Они, дрожа, взглянули на меня,

И все, кто был свидетель разговору.

100Учитель, ясный взор ко мне склоня,

Сказал: «Скажи им, что тебе угодно».

И я, охотно волю подчиня:

103«Пусть память ваша не прейдет бесплодно

В том первом мире, где вы рождены,

Но много солнц продлится всенародно!

106Скажите, кто вы, из какой страны;

Вы ваших омерзительных мучений

Передо мной стыдиться не должны».

109«Я из Ареццо; и Альберо в Сьене, —

Ответил дух, — спалил меня, хотя

И не за то, за что я в царстве теней.

112Я, правда, раз ему сказал, шутя:

«Я и полет по воздуху изведал»;

А он, живой и глупый, как дитя,

115Просил его наставить; так как Дедал

Не вышел из него, то тот, кому

Он был как сын, меня сожженью предал.

118Но я алхимик был, и потому

Минос, который ввек не ошибется,

Меня послал в десятую тюрьму». [531]

121И я поэту: «Где еще найдется

Народ беспутней сьенцев? И самим

Французам с ними нелегко бороться!»

124Тогда другой лишавый, [532]рядом с ним,

Откликнулся: «За исключеньем Стрикки,

Умевшего в расходах быть скупым; [533]

127И Никколо, любителя гвоздики,

Которую он первый насадил

В саду, принесшем урожай великий; [534]

130И дружества [535], в котором прокутил

Ашанский Качча [536]и сады, и чащи,

А Аббальято [537]разум истощил.

133И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий

Над сьенцами, всмотрись в мои черты

И убедись, что этот дух скорбящий —

136Капоккьо, тот, что в мире суеты

Алхимией подделывал металлы;

Я, как ты помнишь, если это ты,

139Искусник в обезьянстве был немалый». [538]

вернуться

526

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Круг восьмой — Девятый ров (окончание) — Десятый ров — Поддельщики металлов

20. Один мой родич— Джери дель Белло, то есть Джери сын Белло (Габриелло). Брат Белло, Беллинчоне, приходился Данте дедом (см. прим. Р., XV, 94). Джери жил в середине XIII в. По словам старых комментаторов, он был не только зачинщиком многих распрей, но даже убийцей, и пал от руки некоего Бродайо Саккетти. К 1300 г. родичи Джери еще не отомстили за него родне Саккетти, и это тяготит Данте (ст. 31–36), который, как сын своего века, считал кровную месть правом и обязанностью члена рода.

вернуться

527

29. Готфорского приметя властелина— то есть Бертрана де Борна (см. А., XXVIII, 134–136 и прим.).

вернуться

528

40. Последняя обитель Злых Щелей— десятый ров, где караются поддельщики, подразделяемые на четыре разряда: поддельщики металлов, поддельщики людей (выдающие себя за других), поддельщики денег и поддельщики слов (лжецы и клеветники). В песне XXIX речь идет о поддельщиках металлов; они страдают зловонной чесоткой и притом расслаблены.

вернуться

529

47-48. Болотистые и нездоровые местности: Вальдикьяна, долина реки Кьяны (Р., XIII, 23) в Тоскане, где было построено несколько больниц; Тосканская Маремма(А., XXV, 19 и прим.) и остров Сардиния.

вернуться

530

59. Эгина— остров неподалеку от Афин, названный так по имени нимфы, которую здесь любил Зевс. Злопамятная Гера наслала на остров страшный мор, от которого погибли все звери и птицы и почти все люди. Царь Эак, сын Зевса и Эгины, один из немногих уцелевших, обратился к своему отцу с мольбой о том, чтобы он даровал ему столько же граждан, сколько муравьевобитает на его священном дубе. Так возникло племя «мирмидонов» (греч. (mirmes — муравей) (Метам., VII, 523–657).

вернуться

531

109-120. Я из Ареццо. — Говорящий — алхимик Гриффолино, родом аретинец. Он сказал простоватому Альберо, не то сыну, не то любимцу епископа Сьены, что умеет летать по воздуху, и тот просил Гриффолино обучить его этому искусству. Так как Дедал(см. прим. А., XVII, 109–111) не вышел из него, а Гриффолино успел нажиться на уроках, рассерженный Альберо обвинил своего учителя в безбожии, и епископ сьенский сжег его на костре как еретика, то есть не за то, за чтоон оказался в царстве теней, потому что Минос, зная, в чем Гриффолино виновен, осудил его как алхимика и послал в десятый ров Злых Щелей. Алхимия считалась дозволенным искусством, но Гриффолино, очевидно, злоупотреблял ею для подделки металлов (ср. ст. 137).

вернуться

532

124. Другой лишавый— алхимик Капоккьо (ст. 136), сидевший «спина к спине» с Гриффолино (ст. 73).

вернуться

533

125-126. Стрикка— вероятно, Стрикка деи Салимбени, брат Никколо (ст. 127), промотавший отцовское наследство.

вернуться

534

127-129. Никколо?— Никколо? деи Салимбени (по другим сведениям — деи Бонсиньори). Он ввел обычай жарить дичь на угольях гвоздики(цветочные почки гвоздичного дерева). В этом смысле он первый насадил ее в саду(то есть в кругах сьенских гастрономов), принесшем урожай великий(ибо обычай этот там привился).

вернуться

535

130. Дружество, к которому принадлежали Стрикка и Никколо?, называлось «расточительным дружеством» и состояло из двенадцати молодых сьенцев, решивших прокутить свои богатства. В их числе был Лано, попавший в Ад в качестве мота (А., XIII, 120).

вернуться

536

131. Ашанский Качча— Качча деи Шаленги, уроженец Ашано.

вернуться

537

132. Аббальято— Бартоломео деи Фолькаккьери, прозванный Аbbagliato, то есть «ослепленный, омраченный».

вернуться

538

136-139. Капоккьо, сожженный в Сьене в 1293 г., был школьным товарищем Данте. Он обладал удивительным даром подражания.