Мастер Баллантрэ - Стивенсон Роберт Льюис. Страница 11

В следующей главе я помещаю мемуары полковника Бурке и отчасти то, что он рассказывал нам в Деррисдире за бутылкой вина в тот день, когда он явился туда с письмами; я говорю «отчасти», потому что о многих проделках мастера Баллантрэ полковник во время беседы с милордом умолчал.

ГЛАВА III

Странствования мастера Баллантрэ

(Из мемуаров кавалера Бурке)

…Мне кажется, не стоит и упоминать о том, что отъезд из Рефвена доставил мне большее удовольствие, чем прибытие туда, но так как я, чтобы не попасть в руки врагов, принужден был избрать самые пустынные места, и товарищи мои рассеялись в разные стороны, то волей-неволей я очутился вскоре совершенно один в пустынной, незнакомой мне местности, где, благодаря последнему удару, нанесенному нам, ирландцам, мне, как везде в Шотландии, угрожала опасность. Едучи все дальше и дальше вперед, я углубился в крайне печальные размышления о неприятном положении, в котором я очутился, когда неподалеку от себя на одном из холмов я увидел другого всадника, которого я сначала принял за привидение, так как весть о том, что он убит во время сражения при Куллодене, разнеслась по всей нашей армии.

Привидение это было не кто иной, как сам мастер Баллантрэ, сын милорда Деррисдира, молодой человек чрезвычайно красивой наружности и с необыкновенно изящными манерами, как бы созданный для того, чтобы составлять украшение любого королевского двора и пожинать лавры в бою.

Я крайне обрадовался этой встрече, так как он был один из немногих шотландцев, которые обращались с нами, ирландцами, любезно и внимательно, и, кроме того, мог оказать мне огромную пользу во время моего бегства. Он, по-видимому, был также очень доволен, что встретился со мной, но закадычными друзьями мы сделались только после одного в высшей степени романтического обстоятельства, настолько же романтического, как легенды о короле Артуре.

Это произошло на второй день нашего странствования, после того, как мы под сильнейшим дождем переночевали у подошвы горы.

Тут же, у подошвы горы мы встретились с неким Аланом Блэком Стевардом (если я не ошибаюсь, то это его имя и фамилия [5], с которым я познакомился во Франции. Он сказал, что едет той же дорогой, как и мы, и когда мы отправились в путь, присоединился к нам. Он почему-то невзлюбил мастера Баллантрэ, по всей вероятности, он ему завидовал, и все время поддразнивал и позволял себе даже говорить ему дерзости, стараясь таким способом вывести его из терпения.

На одно из резких и хвастливых замечаний Стеварда мастер Баллантрэ ответил ему следующим образом:

— Все, что вы говорите, мистер Стевард, чрезвычайно остроумно, но вот что, не попробовать ли нам, кто из нас быстрее ездит верхом?

И при этих словах мастер Баллантрэ дал своей лошади шпоры и помчался вперед.

Стевард помчался вслед за ним, и мы промчались таким образом больше мили. По моему мнению, пролететь на лошади такое пространство пустое дело, и поэтому я не мог удержаться от смеха, когда, взглянув назад, я увидел, как он, остановившись на одном из холмов и приложив руку к сердцу, еле-еле дышал и не решался ехать дальше.

Несмотря на то, что инцидент этот даже развеселил меня, я обратился к моему спутнику и сказал:

— Я бы на вашем месте не удовлетворился подобным издевательством над моим противником, а если бы он обидел меня, то распорядился бы иначе, а то это, как вам сказать, выходит, точно вы струсили.

Мастер Баллантрэ сдвинул брови и сердито взглянул на меня.

— Я, по моему мнению, отлично поступил, что отвязался от человека, которого терпеть не могут в Шотландии, и храбрость моя тут ровно не при чем.

— Вы говорите, что шотландцы его терпеть не могут, а между тем вы едете рядом с человеком, который отнюдь не пользуется расположением шотландцев. Если вам не нравится мое общество, то прошу вас, не стесняйтесь и «отвяжитесь» от меня.

— Полковник Бурке, — сказал он, — я вовсе не желаю с вами ссориться, и поэтому я считаю долгом предупредить вас, что у меня терпения немного.

— Я также не очень терпелив и нисколько не стесняюсь признаться в этом, — ответил я.

— В таком случае, — сказал он, подтянув поводья, — мы с вами далеко не уедем, и поэтому, по моему мнению, самое лучшее, если мы теперь или окончательно поссоримся и расстанемся навсегда, или окончательно помиримся…

— И будем дружны как братья? — сказал я.

— Какого черта братья! — ответил он. — У меня есть родной брат, а между тем я не питаю к нему ровно никакого дружеского чувства. Но, во всяком случае, так как мы встретились с вами во время бегства и были некоторое время товарищами, то дадим друг другу клятву, хотя бы мы и разошлись навсегда, не мстить друг другу и не выдавать один другого. В сущности, я человек недобрый и нахожу, что быть добродетельным крайне скучно.

— О, я такой же дурной, как и вы, — ответил я. — У Фрэнсиса Бурке также течет в жилах кровь, а не молоко. Итак, стало быть, кем же нам быть, друзьями или врагами?

— Мне кажется, что самое лучшее, если мы погадаем, — ответил Баллантрэ.

Это предложение было крайне оригинально, и оно показалось мне чрезвычайно интересным. На самом деле, разве это не оригинально, что два молодых джентльмена XVIII века бросают монету и, наподобие древних рыцарей, гадают, что им делать: задушить ли им друг друга или же сделаться навек друзьями? Подобного романтического приключения со мной никогда еще не случалось, и такого рода эпизоды можно найти только у Гомера. Ясно, что древние писатели брали свои рассказы из жизни, если даже в XVIII веке случались еще такие же инциденты, о каких они писали.

Монета упала на ту сторону, которая обозначала мир, и мы заключили дружбу.

После этого мой спутник объяснил мне, почему он устроил состязание в езде верхом со Стевардом. Баллантрэ не желал, чтобы знали, что он жив, и боялся, что Стевард узнал его и проболтается, и что он, мастер Баллантрэ, может таким образом подвергнуться преследованию. Зная, что он перегонит Стеварда, он предложил состязание, будучи уверен, что Стевард из самолюбия никогда не решится упомянуть об этой встрече и о том, что он отстал в езде верхом.

— Алан Блэк слишком горд, чтобы рассказывать о своей неудаче, — сказал он.

Около полудня мы подъехали к тому берегу, возле которого на якоре стоял корабль, на который мы и спешили. Корабль этот назывался «Sainte-Marie-des-Anges» и он пришел сюда из порта Havre de Crace.

Мастер Баллантрэ дал сигнал лодке, чтобы она подъехала к нам, и затем спросил меня, знаком ли я с капитаном корабля.

Я ответил ему, что капитан — мой соотечественник, исключительно честный, но, к сожалению, крайне боязливый человек.

— Это ничего, — ответил Баллантрэ. — Во всяком случае, я скажу ему правду.

Я спросил его, что он хочет этим сказать и имеет ли он намерение рассказать капитану о результатах нашей битвы, и предупредил его, что если он расскажет о том, что случилось, то капитан, наверное, тотчас поспешит отчалить от берега и уйдет обратно в море.

— Так что же из этого? — сказал Баллантрэ. — Оружие нам теперь не поможет, сколько бы нам его ни доставили, нам теперь остается только бежать.

— Мой дорогой друг, кто говорит о том, чтобы корабль доставил нам оружие. Я протестую против того, чтобы ты сказал всю правду капитану, только потому, что тогда он уйдет с нами в море и все наши друзья, а быть может, даже сам принц, погибнут. Сколько жизней подвергнутся таким образом опасности!

— Капитан и его экипаж также живые люди, они также не захотят умирать, — возразил Баллантрэ.

На это я ответил ему, что это с его стороны только пустая отговорка, чтобы настоять на своем, и что я требую, чтобы он не рассказывал капитану о результатах последнего сражения.