На южном фронте без перемен - Яковенко Павел Владимирович. Страница 61

— Где командир батареи? — спросил меня незнакомый прапорщик.

— Андрей! — крикнул я в сторону палатки. — Тут к тебе.

Найданов довольно быстро вылез. (Не разувался, что ли?).

— Что случилось? — спросил он.

Прапорщик довольно толково объяснил, что в паре-тройке километров отсюда есть запасы моторного масла, тосола, тормозной жидкости и веретенки. И нам неплохо было бы приехать, и набрать всего этого для своей техники на будущее. Папаротник посоветовал торопиться, так как он уже проехал немало подразделений нашего батальона, и они очень быстро шевелятся. Так что может и не хватить. Да и вообще, темнеет.

Прапорщик исчез в глубинах БРДМ, и отправился в сторону госпиталя.

Найданов посмотрел на меня:

— Слушай, съезди, а?

— Да, конечно, — ответил я. — Сколько брать?

— Погоди, сейчас, — ответил мне Андрей, и закричал. — Водители, все ко мне!

Как-то он излишне напрягался, когда кричал. Лицо у него сильно краснело. Я все хотел ему посоветовать так не напрягаться, но никак не решался.

Собрались все. Армян сразу загорелся, и начал кричать, что брать надо столько, сколько дадут! По максимуму. Не меньше!

— Вот мы и поедем, — сказал я ему.

— Отлично! — воскликнул он. — А куда?

— Да мы и сами толком не знаем. Куда-то налево. Через два — три километра будут наши. Там надо найти капитана Скруджева.

При упоминании Скруджа Армян сказу поскучнел. Да, капитан был тем еще типом. Мало того, что ревностный служака, так еще очень вспыльчивый, злой, злопамятный, и безумно отважный. Если солдат не подчинялся, или не угождал капитану чем-то еще, Скрудж сразу распускал руки. Бил он точно и жестоко. И ему было абсолютно все равно — кто этот солдат, чей друг, товарищ или брат… По барабану.

Да что говорить! Я и сам его побаивался.

И Армян сразу нашел выход.

— Я не могу ехать, — с деланной грустью сказал он. — У меня же в кузове люди живут!

Это была правда. Там проживали целых два расчета — Абрамовича и Боева. Палаток у нас не было — ведь те, что я дал Бандере, сгорели во время боя вместе с ним. Чорновил попытался что-то вякнуть по этому поводу, но на него так посмотрели не только я, но и окружающие, что он почел за благо сразу заткнуться.

— Ладно, — решил Андрей. — Тогда Солохин.

Солохин пожал плечами. Этой блатате из Ростова-папы было все равно. Он просто повернулся и пошел к машине. Правда, пришлось еще немного разгрузить ее, чтобы влезло как можно больше ГСМ.

— Ничего, много все равно не дадут. Поместиться, — напутствовал нас Найданов, и с кривой улыбкой я помахал ему рукой. В качестве грузчиков к нам добавили Папена и Рамира, которые полдороги чем-то шебуршали в кузове.

— Что они там делают? — наконец спросил я больше у самого себя, чем у Солохи.

— Наверное, жратву тырят! — ответил безмятежный Солоха.

Вполне возможно. Когда еще приведется случай побыть в кузове землякам вдвоем, причем весь кузов в их распоряжении? И когда точно не заглянет командир расчета, или какой другой «авторитет».

— Вы что? — все-таки спросил я. — Им есть не даете, что ли?

— Они не успевают! — ехидно ответил мне водитель.

— Так работой завалили, что людям и пожрать некогда? — спросил я со злобой. — Смотрите, копыта откинут, сами все будете делать.

Солоха промолчал.

Меж тем, наша «шишига» въехала в чье-то боевое расположение. Кругом стояла военная техника, горели костры, бродили солдаты.

Я выглянул из кабины:

— Эй, воины, где тут 136-я? Не знаете?

— Нет, — последовал ответ.

Вполне можно было ожидать. Мы проехали еще немного. Я вылез из машины и пошел искать офицеров. Мне попался какой-то старлей. Он меня выслушал, и сказал, что где-то здесь кто-то из 136-й есть. Точно он не знает, где. Но есть. Надо проехать еще в этом же направлении, а потом повернуть направо. Где-то там он видел много каких-то бочек. И вроде бы там кому-то что-то отпускали.

Я пожал ему руку, залез в кабину и передал слова старлея Солохе. Мы отправились дальше. Вскоре грунтовка кончилась, и наша машина выбралась на асфальт.

— Так, — сказал я, — похоже, именно здесь нам направо. (Солоха кивнул).

Пока мы добирались до нужного поворота, стало совсем темно. Солоха вырулил на асфальт, сразу прибавил газу, и машина, измученная постоянным движением по бездорожью, словно ощутив свободу, резво поскакала. Меня, впрочем, терзали смутные сомнения: как это наша база с ГСМ оказалась впереди передовой? Правда, здесь передовая — это понятие более чем условное, так как противник, находится, в принципе, везде, но все-таки… Нет, непонятно. И чем дальше мы ехали по дороге, тем меньше мне все это нравилось. Наконец, мы въехали в поселок. Я это сразу понял, как только начались дома и заборы. Света нигде не было. Ни на улице, (ну, еще бы), ни даже в домах, (тоже можно догадаться, по какой причине). Однако здорово светила луна.

— Стой! — закричал я.

Солоха с перепугу ударил по тормозам так, что я чуть не улетел через лобовое стекло. За нами, в кузове, что-то сильно загремело, и раздался мат. Я узнал голос Рамира. Впрочем, сейчас мне было не до этого.

— Разворачивайся, быстро! — сказал я водителю. — И газу! Мы к чехам заехали!

Солоху проняло: он со свистом развернул «шишигу», так что в кузове опять кто-то с воплем рухнул, и дернул вперед. Мы проехали с километр, и машина внезапно заглохла. Солоха повернул ключ, стартер закрутился, но зажигание не схватывалось. Водила попробовал снова — и опять неудача. У меня все оборвалось.

— Это что еще такое? — спросил я Солоху.

Да он и сам заметно побледнел.

— Я не знаю, — ответил он. — Надо смотреть.

Ситуация вырисовывалась просто «блестящая»: мы заглохли ночью, на нейтральной полосе. Где нас искать, никто не знает. И будут ли искать до утра вообще — это очень большой вопрос.

«Так», — лихорадочно соображал я. — «Надо, для начала, успокоиться. Что мы имеем?.. Да, а кстати, что мы имеем»?

Я вылез из машины, так как Солохе нужно было поднять всю кабину, чтобы добраться до двигателя. (Привет конструкторам!). Затем очень негромко позвал Папена и Рамира. Они с грохотом полезли наружу, и мне пришлось резко предупредить их, чтобы они вели себя как можно тише.

— А что случилось? — спросил Папен, потирая бок. Видимо им он и треснулся в машине.

— Мы заглохли, — сказал я. — А рядом — чехи. Так что у нас могут быть большие проблемы… У вас оружие есть.

— Нет, — пробормотали Папен и Рамир. — Мы не взяли. Мы же грузить ехали!

Этих ребят я знал уже давно. Нечто подобное я и предполагал, потому и задал вопрос об оружии.

— Солохин, — спросил я у водителя. — У тебя оружие есть?

— Да, — ответил он. — Автомат и два рожка.

— И все? — переспросил я.

— И все, — ответил Солоха. Он пытался что-то разглядеть при слабом свете лампочки, освещавшей пространство под капотом. (Хотя в отношении «шишиги» имело смысл говорить «под кабиной»).

«Так», — в моей голове лихорадочно запрыгали мысли и их обрывки. — «Рассчитывать можно только на себя. У меня четыре рожка, и две гранаты. Не густо… Совсем не густо. Что делать?.. А может, все обойдется? Ну, кто нас там видел, кто слышал? Да если и слышали, кто догадается, что у нас одна машина, и два автомата на четверых? Может быть, у нас тут целая колонна? Пусть сидят по домам и трясутся… А если сработает такая штука, как невезение? Если нас все-таки видели? Видели одну машину, которая резко развернулась, и рванула обратно. Значит, заехали случайно, испугались, и решили удрать. И вскоре звук движения оборвался. И потом пытались завестись. И неудачно. Слышно это было там? Кто его знает? Будем исходить из того, что было слышно. Могли сопоставить факты и сообщить кому следует? Стоит предполагать худшее — наверное, могли. И что делать?… Бросить машину, и уходить пешком? Направление известно. Да нет! Так не пойдет. За машину меня за яйца подвесят. Да и стыдно будет. Очень стыдно. Будут пальцем показывать — обосрались, технику бросили…».