Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг. - Семанов Сергей Николаевич. Страница 20

Наконец, после окончания военной страды на Черном море молодой кавторанг должен был получить в Адмиралтействе новое назначение во флот. Оно тоже оказалось весьма и весьма впечатляющим: 1 декабря он был назначен начальником отряда миноносцев на Балтийском флоте. Миноносные силы, столь известные в войнах ХХ столетия, только-только создавались. Дело было новое, неизведанное, поэтому для такого деятельного и смелого командира, как Макаров, это было, пожалуй, наилучшим применением сил в послевоенное время.

Но главное в жизни Степана Макарова в ту пору составляло все же иное. То, что не дается ни приказами адмиралтейства, ни даже повелениями самого Императора.

Он вступал в законный брак. В те времена, как и много веков тому назад, на Православной Руси союз между супругами заключался навечно. Расторжение брака допускалось лишь в самых исключительных житейских обстоятельствах, по сути лишь для семей княжеских или царских, долженствующих продолжить династию во благо своих же подданных. Русское общественное мнение — во всех своих сословиях — относилось к подобным случаям терпимо, ибо освящено церковью, но вполне отрицательно.

Брак заключается на всю жизнь перед лицом Всевышнего, это закон для всех православных мирян — от боярина до последнего холопа в равной мере. Жену ли, мужа ли, каковыми бы уж они ни оказались — не только ты избрал, но дал тебе сам Бог Святой. И если что не так, терпи и переноси, не ропща, знать, все дурное за грехи твои. А семейные радости — в достояние тебе за труды и молитвы.

С такими примерно чувствами, но, разумеется, без размышлений на исторические сюжеты, шел в храм кавторанг Макаров. Рядом с ним шагал невысокий плотный лейтенант во флотской шинели с погонами лейтенанта. Это был недавний подчиненный Макарова Зацеренный, что первым пошел в атаку на турецкий корабль, неся наперевес, как копье, мину со страшной силы зарядом. Теперь боевой лейтенант волновался куда больше, чем в тот памятный для него майский день. Его старший товарищ Макаров — тоже. Шутка ли, оба сейчас под иконами свершат важнейший в жизни каждого смертного обряд. Венчаться должен Макаров, а Зацеренный его шафер, долгом которого является держание брачного венца над головой жениха. Оба в тот миг предстанут перед Всевышним. Было отчего волноваться.

Венчание происходило в Исаакиевском соборе — в ту пору кафедральном соборе российской столицы. Для скромного офицера Макарова это была немыслимая честь, только слава героя последней войны помогла ему. Но не для себя он старался: родня Капитолины Николаевны рады-радешеньки были напомнить петербургскому свету о своем древнем, хоть и обедневшем роде. Для них-то он и старался, ради любимой невесты, конечно.

И вот они стоят в правом приделе, он весьма просторен, хоть и малая это часть громадного храма, самого большого из всего множества иных православных святилищ древних и новых. Макаров, как и все современники, конечно, знал об этом, как знал и о том, что главнейшая святыня православия — Софийский собор в Константинополе по сей день стоит со сбитыми крестами… Именно туда рвались передовые русские отряды, ведомые генералом Скобелевым, о том мечтали моряки — герои войны. Не дошли. Международная мировая закулиса, руководимая тогда масонскими правителями Великобритании, не допустила того.

А молодая невеста блистает, приковывая к себе взоры мужчин и женщин, она высока, стройна, изящна в движениях, прелестна лицом. И так идет ей белоснежное платье с розовыми разводами!

Венчание закончено, молодые впервые в жизни поцеловались. Николай Николаевич Якимовский по обычаю обнимает зятя. Но Макаров — сирота, тещу обнимает он сам. Ибо все в жизни ему приходилось добывать самому.

…Вот уже полтора века Россия распространяла свое влияние на Среднюю Азию. В отличие от европейской колониальной системы это было — за редчайшими исключениями — сугубо мирное продвижение. Еще в 1726 году хан казахского Младшего жуса (объединение ряда племен) обратился к императрице Екатерине с прошением о принятии его народа в российское подданство. Хан Абдулхайр, полновластный владыка степей, при этом не хитрил, не до того было. Цветущие степи эти были долгие годы ареной кровопролитных междоусобиц. В 1731 году, уже при императрице Анне, ходатайство постаревшего, но еще сильного Абдулхайра было удовлетворено. Мир и покой с тех пор сошли в те пределы.

Дальше — больше. К 1740 году ханы Среднего жуса тоже перешли в российское подданство, сами об этом слезно просили. И было отчего: с юга, из Джунгарии вторгались свирепые орды тамошних феодалов. Только боязнь великой России могла остановить их. Вскоре так оно и произошло.

Нет места тут рассказывать об интересной и чрезвычайно поучительной истории присоединения к России Средней Азии. Отметим лишь, что никакого угнетения местным народам это не приносило. Напротив, прекращались кровавые межплеменные смуты, уничтожались рабство и работорговля, бесписьменные народы обретали грамоту. Никакого притеснения по национальным и религиозным вопросам в Российской империи не знали. В отличие от империй Английской и Французской, тем паче — от «демократической» Америки, начисто истребившей коренные народы континента.

В России даже местные правящие группы получали русское дворянство. С теми же точно правами. В русской армии и, разумеется, на флоте служили сыны самых разных народов и вероисповеданий. Предупредительность в этих очень тонких делах соблюдалась полнейшая, до мелочей.

…Теперь войскам под командованием Скобелева предстояло преодолеть без малого пятьсот верст по безлюдной, выжженной солнцем пустыне: от Красноводска до современного Ашхабада. Дорог не было. Снабжение могло поступать только морским путем из Астрахани. Скобелев внимательно изучил причины поражения отряда генерала Ломакина. Оказалось, что решающая из них — это плохое обеспечение тыла. Главными противниками русских войск стали болезни, вызванные недостатком пищи и воды, а также нехватка боеприпасов и снаряжения. Итак, для успеха наступления в глубь пустыни необходимо было прежде всего наладить бесперебойное снабжение по морю. И тогда Скобелев предложил Макарову стать во главе всей морской части в предстоящей военной экспедиции (она получила название Ахалтекинской).

Макаров принял предложение не колеблясь. Ничто в мире не было для него желаннее, чем участие в трудных и опасных предприятиях. Кроме того, он почитал для себя честью служить под началом у такого видного генерала, как Скобелев. 1 мая 1880 года Макаров уже прибыл на Каспий.

…Покачиваясь на мертвой зыби, медленно ползет самоходная баржа, оставляя за собой длинный хвост черного дыма. Баржа старая, много повидавшая на своем веку. Скрипят деревянные борта, натужно пыхтит паровая машина. На палубе бочки, тюки, прикрытые грязным брезентом. Людей не видно, только на тесном мостике двое. У руля, расставив ноги, застыл здоровенный коренастый детина, загорелый дочерна. На скуле сквозь дубленую ветром и солью кожу темнеет синяк: видимо, неплохо гульнул вчера в Астрахани перед отходом… Рядом стоит рослый, ладно скроенный человек в офицерской фуражке и белом кителе. Китель расстегнут, одна пуговица на нем оборвана, грудь и рукава измазаны маслом.

Офицер не отрываясь смотрит в бинокль на едва виднеющийся впереди низкий берег. Черный бинокль так горяч, что хочется подуть на пальцы. Офицер отвел окуляры от глаз (глаза красные, воспаленные). Хриплым, резким голосом приказал:

— Два румба вправо! Так держать.

Круто повернулся и ушел в надстройку, согнувшись в три погибели перед низкой дверью.

Из носового люка на палубу поднялся немолодой матрос. Спросил рулевого:

— А где их высокоблагородие?

— Там он, — кивнул затылком тот.

Матрос почтительно постучал в дверь и, услышав отрывистое «да», всунул внутрь голову. В крошечной каюте было душно, как в преисподней. Высокий человек, раздевшись по пояс, сидел за столом, заваленным бумагами.

— Степан Осипович, так что, прикажете обедать?