Последняя лекция - Пуш Рэнди. Страница 9

«Я скоро получу длительный отпуск для научной работы», — сказал я.

«Что это значит?» — спросил Снодди. Я впервые понял, что не всем людям понятны нюансы нашей академической культуры.

Я объяснил, что такое длительный отпуск, и Джон подумал, что было бы неплохо пригласить меня на это время в свою команду. Мы обо всем договорились. Я на полгода прихожу работать над проектом и публикую статью об этой работе. Я был в восторге. Никогда еще фирма Диснея не приглашала академических ученых вроде меня для работы над секретными проектами.

Оставалась последняя проблема: мне нужно было получить разрешение от руководства на такой необычный отпуск.

Каждому диснеевскому фильму необходим свой злодей. Злодей был и у меня — декан университета Вирджинии. «Декан Вормер», как прозвала его Джей по имени героя одного из фильмов, опасался, что Дисней вытянет из меня всю «интеллектуальную собственность», которая по праву принадлежит университету. Он возражал против моих планов. Я спросил его: «Вы не думаете, что это хорошая идея?» Он ответил: «Не вижу в ней ничего хорошего».

Поскольку от декана я ничего не добился, мне пришлось обратиться к куратору спонсорских исследований. Я спросил его: «Вам не кажется, что мне было бы полезно там поработать?» И он ответил: «Я не располагаю достаточной информацией. Но я знаю, что один из моих лучших профессоров сидит сейчас в моем кабинете и преисполнен энтузиазма. Расскажите мне о вашей идее».

А теперь хочу дать урок менеджерам и администраторам, Оба декана сказали одно и то же. Они не знали, стоит ли предоставлять мне академический отпуск. Но посмотрите, насколько по-разному они об этом сказали!

В конце концов мне дали отпуск, и моя мечта воплотилась в реальность. И тут я должен кое в чем признаться. Вы поймете, насколько я был безумен. Как только я приехал в Калифорнию, я сел в свой кабриолет и помчался к Диснею. Был жаркий летний вечер. В машине звучала тема из диснеевского мультфильма «Король-лев». Когда я проезжал мимо здания киностудии, по моему лицу текли слезы. Вот он я, выросший восьмилетний мальчик из Диснейленда. Я наконец-то приехал. Я буду работать у Диснея!

III

АВАНТЮРЫ...

И УСВОЕННЫЕ УРОКИ

Парк открыт до восьми вечера

Моя медицинская одиссея началась летом 2006 года, когда я впервые почувствовал легкую, но необъяснимую боль в верхней части живота. Потом началась желтуха. Врачи подозревали гепатит. Мне пришлось сделать ряд анализов. Результаты компьютерной томографии показали, что у меня рак поджелудочной железы. Потребовалось всего десять секунд, чтобы по информации из Интернета понять, насколько это плохо. По показателям смертности рак поджелудочной железы уверенно занимает первое место. Половина из тех, кому ставят такой диагноз, умирает через полгода, а 96 процентов — в течение пяти лет.

Я отнесся к лечению так же, как к любой работе. Я же ученый. Я задал множество вопросов, чтобы получить наиболее полную информацию, и начал обсуждать план лечения с врачами. Я записывал на диктофон все свои разговоры с медиками, чтобы дома более внимательно прослушать их объяснения. Я стал собирать статьи из научных журналов и приносить их с собой на прием. Врачи были от этого не в восторге. Большинство из них считало меня навязчивым пациентом, потому что я вникал во все мелочи. (Но врачи не возражали, когда я пришел вместе с адвокатом — моей подругой и коллегой Джессикой Ходжинс. Она поддержала меня и постаралась помочь разобраться в сложной медицинской информации.)

Я говорил врачам, что готов подвергнуться любой операции и проглотить любое лекарство, потому что передо мной стоит одна цель: я хочу оставаться в живых как можно дольше, чтобы как можно больше времени провести с Джей и детьми. На первой консультации у питтсбургского хирурга Херба Зе я сказал: «Давайте расставим все точки над «и». Моя задача остаться в живых и в списке ваших пациентов хотя бы на десять лет».

Я надеялся оказаться среди того меньшинства пациентов, которым помогла так называемая «операция Уиппла». Эта операция получила название в честь врача, который в 30-е годы впервые ее выполнил. В 70-е годы после этой операции умирали 25 процентов пациентов. К 2000 году эта цифра снизилась до пяти процентов (конечно, если операцию выполнял опытный специалист). Я знал, что меня ожидает тяжелое время, поскольку после операции нужно будет пройти очень неприятный курс химиотерапии и облучения.

В рамках операции доктор Зе удалил не только опухоль, но еще и желчный пузырь, треть поджелудочной железы, треть желудка и несколько футов тонкого кишечника. После операции я провел два месяца в раковом центре Андерсона в Хьюстоне. Каждый день я принимал массу лекарств и каждый день подвергался облучению. За это время я похудел со 182 фунтов до 138. В конце курса я уже еле ходил. В январе я вернулся домой в Питтсбург. Томография показала, что опухолей больше нет. Ко мне постепенно возвращались силы.

В августе мне предстояло пройти очередной осмотр в центре Андерсона. Мы с Джей вылетели в Хьюстон, оставив детей с няней. Эта поездка казалась нам чем-то вроде романтического путешествия. За день до консультации мы даже побывали в большом аквапарке — конечно же, только я мог представлять себе романтическое путешествие в таком виде. Я съезжал с водяных горок и был полностью счастлив.

15 августа 2007 года мы с Джей сидели в приемной ракового центра и вместе с онкологом Робертом Вулфом ожидали результатов томографии. Мы вошли в кабинет, где медсестра задала мне обычные вопросы: «Вы не замечали изменений веса, Рэнди? Вы все еще принимаете лекарства?» Когда сестра вышла, Джей сказала мне, что ей очень понравился ее легкий, похожий на колокольчик голосок, понравилось, как она весело сказала: «Ну хорошо, теперь ждите доктора: Он скоро придет».

В кабинете стоял компьютер, и я заметил, что сестра не выключила его. Мои медицинские данные все еще оставались на экране. Я умею обращаться с компьютерами, но для того, чтобы познакомиться с этой информацией, особых способностей не нужно было.

«Может, посмотрим?» — сказал я Джей. Меня совершенно не смущало то, что я собирался сделать. В конце концов, это же информация обо мне.

Я кликнул мышкой и увидел свой анализ крови. В нем было 30 показателей, но я знал, на что нужно обратить внимание: С А 19-9 — опухолевый маркер. Я нашел нужную строку и увидел в ней ужасающий показатель — 208. Норма — меньше 37. Я смотрел на экран всего секунду.

«Все кончено, — сказал я Джей. — Моя индейка испеклась».

«Что ты имеешь в виду?» — спросила она.

Я сказал ей про опухолевый маркер. За время моей болезни Джей уже достаточно много знала о лечении рака, чтобы понять: 208 означает наличие метастазов. Это был смертный приговор. «Это не смешно, — сказала она. — Перестань шутить».

Потом я просмотрел результаты томографии и начал считать: «Одна, две, три, четыре, пять, шесть...»

Я услышал панику в голосе Джей. «Не говори, что ты считаешь опухоли!» — воскликнула она. Но я не мог справиться с собой. Я продолжал считать вслух: «Семь, восемь, девять, десять...» Я увидел все. Рак дал метастазы в печень.

Джей подошла к компьютеру. Она все поняла по моим глазам. Мы обнялись и заплакали. Я вдруг понял, что в кабинете нет бумажных салфеток. Я только что узнал, что скоро умру, но почему-то думал только об одном: «Как могло так получиться, чтобы в таком месте и в такое время не было бумажных салфеток? Здесь, как в операционной».

Раздался стук в дверь. Вошел доктор Вулф с большой папкой в руках. Он посмотрел на Джей, на меня, на экран компьютера и понял, что случилось. Я решил опередить его. «Мы все знаем», — сказал я.

К этому моменту Джей находилась в шоке. У нее началась настоящая истерика. Мне тоже было нелегко, и все же я оценил, как доктор Вулф справился с тяжелой миссией, выпавшей на его долю. Он сел рядом с Джей и постарался ее успокоить. Очень спокойно он объяснил ей, что больше не может бороться за мою жизнь. «Единственное, что мы можем сделать, — сказал он, — это немного продлить жизнь Рэнди и улучшить ее качество. При современном развитии науки медицина не может больше ничего сделать для того, чтобы сохранить ему жизнь».