Кабинет диковин - Чайлд Линкольн. Страница 22

13 июля 1881 года

Теперь, чтобы закончить это повествование, я должен призвать на помощь всю свою волю.

После визита Ленга я почувствовал, что нахожусь в тисках ужасной внутренней борьбы. Свойственный мне научный идеализм вкупе с природной сдержанностью требовали, чтобы я принял объяснение Ленга за чистую монету. Но другой внутренний голос говорил, что я, как джентльмен и человек чести, должен лично убедиться в их истинности.

В конечном итоге я решил узнать характер тех экспериментов, которые проводит профессор. Если эксперименты окажутся вполне благопристойными, я рискую лишь тем, что меня обвинят в излишнем любопытстве.

Возможно, Вы решите, что я пал жертвой необоснованных опасений. В свое оправдание я мог сказать, что эти темно-красные капли оставили в моем сознании точно такие же пятна, которые возникли на моем запястье и на писчей бумаге. В том взгляде, который обратил на меня с порога Ленг, было нечто очень странное. Под этим взором я вдруг ощутил себя чужим в своем собственном доме. В глубине его безразличных глаз я вдруг увидел лед. Мне показалось, что он что-то хладнокровно взвешивает в уме, и кровь застыла в моих жилах. Я не мог далее терпеть этого человека под крышей моего дома, не имея полного представления о его деятельности.

В силу какого-то каприза, который оставил меня в полном недоумении, Ленг с недавнего времени стал оказывать медицинские услуги некоторым промышленным домам нашей округи и в силу этого обстоятельства не бывал дома всю вторую половину дня. В прошлый понедельник, 11 июля, я увидел из окна своего кабинета, как он пересекает улицу, явно направляясь к Парк-роу, где и расположен работный дом.

Я понял, что это не случайность. Сама судьба предоставила мне шанс.

Испытывая некоторый трепет, я поднялся на третий этаж. Ленг заменил замок на двери, ведущей в его жилище, но у меня имелась отмычка, с помощью которой я вскрыл запоры. Дверь распахнулась, и я вступил в обиталище Ленга.

Обстановка передней комнаты напоминала в некотором роде обстановку гостиной. Но интерьер, не скрою, меня поразил. Стены были украшены безвкусными литографиями охотничьих сцен, а на столе валялось множество бульварных газет и других грошовых, но столь же отвратительных изданий. Это показалось мне весьма странным. Ленг всегда был для меня образцом утонченного и изысканного джентльмена, а вся обстановка его комнаты тем не менее отвечала вкусам некультурной молодежи. Я оказался в помещении, которое могло бы показаться очень привлекательным для девицы или молодого человека, не получивших в силу обстоятельств должного воспитания. А бездомному бродяге эта комната представилась бы подлинным раем. На всех предметах лежал слой пыли, и это говорило о том, что в последнее время сам Ленг редко наведывался в свою «гостиную».

Дверь, ведущая в другие помещения, скрывалась за тяжелыми парчовыми портьерами. Я отодвинул занавес своей тростью, и, хотя, как мне казалось, был готов ко всему, моему взору открылась картина, которую я никак не ожидал узреть.

Все комнаты в глубине квартиры оказались практически пустыми, если не принимать во внимание пяти или шести расставленных в разных местах столов. Глубокие царапины на их поверхности были немыми свидетелями того, что на этих столах проводились эксперименты. Никаких других предметов мебели в помещении не было. Атмосфера этих комнат была насыщена столь густым запахом аммиака, что я едва не задохнулся. В одном из выдвижных ящиков стола я обнаружил несколько затупленных скальпелей. Все остальные ящики были пусты, если не считать небольшого количества пыли и пауков.

Проведя более внимательный осмотр, я нашел ту щель в досках пола, через которую несколько дней назад просочилась кровь. Судя по всему, это место тщательно промыли кислотой. Запах говорил о том, что для этой цели использовали царскую водку. Я осмотрел стены и заметил пятна. Некоторые совсем маленькие, а другие побольше. Стены в этих местах также подверглись чистке.

Должен признаться, что в тот момент я ощущал себя круглым дураком. Ничего из того, что я обнаружил, не могло вызвать тревоги даже у самого проницательного полисмена. Однако ощущение чего-то ужасного отказывалось меня покидать. Возможно, это ощущение порождали странная обстановка гостиной, запах химикатов, тщательно вычищенные стены и пол. Почему Ленг держит в чистоте скрытые от людских взоров помещения, позволяя парадной комнате накапливать пыль?

И в этот момент я вспомнил о подвале.

Несколько лет назад Ленг походя поинтересовался, не мог бы он использовать старый угольный тоннель для хранения излишнего лабораторного оборудования. После того как в доме несколько лет назад установили новый котел, тоннель вышел из употребления и стал мне совсем не нужен. Я передал Ленгу ключи и тут же об этом забыл.

Чувства, которые охватили меня, когда я спускался по ступеням, трудно передать словами. На половине пути я даже остановился, размышляя, не пригласить ли себе эскорт. Но здравый смысл снова одержал верх. Никаких признаков чего-то противозаконного не имелось, и я продолжил путь самостоятельно.

На дверь угольного подвала Ленг навесил замок. Увидев его, я тут же испытал чувство облегчения. Я совершил все, что было в моих силах, и теперь мне не оставалось ничего, кроме как вернуться назад. Я даже повернулся, чтобы уйти, и сделал первый шаг вверх по ступеням, но тут же остановился. Тот же внутренний импульс, который привел меня вниз, не позволил мне удалиться, не завершив дела.

Я занес ногу, чтобы нанести удар по двери, но вовремя остановился. Если мне удастся снять замок при помощи кусачек, то Ленг решит, что в подвал забрались воры.

На то, чтобы подняться наверх, вернуться и раскусить дужку замка, потребовалось не более пяти минут. Оставив замок валяться на полу, я широко распахнул дверь, и подвал залили лучи послеполуденного солнца.

Как только я вошел в тоннель, меня охватили совсем не те чувства, которые мне пришлось испытать, находясь на третьем этаже.

Прежде всего я снова обратил внимание на запах. Как и наверху, в подвале пахло едкими реагентами с некоторой примесью запаха формальдегида или эфира. Но эти ароматы едва ощущались на фоне иных, гораздо более насыщенных и мощных запахов. С этим запахом я познакомился, проходя мимо мясных лавок на Перл-стрит и Уотер-стрит. Так смердят только скотобойни.

Света с лестницы вполне хватало, и зажигать газовые лампы необходимости не было. И здесь находилось множество столов, но в отличие от столов наверху им сопутствовал полный набор хирургических и иных медицинских инструментов, рядом с которыми стояли реторты, мензурки и лабораторные стаканы. На одном из столов я увидел три десятка небольших сосудов, заполненных прозрачной, янтарного цвета, жидкостью. Все сосуды были тщательно пронумерованы и имели на себе ярлыки. Вдоль стен стояли шкафы с широким набором химикатов. Пол был щедро засыпан опилками. Местами опилки оказались влажными, и, разгребая их носком ботинка, я обнаружил, что они увлажнились потому, что впитали в себя значительное количество крови.

Я понял, что мои опасения имеют под собой некоторые основания. В то же время я продолжал убеждать себя в том, что для сильной тревоги причин у меня нет. Ведь препарирование как-никак является краеугольным камнем науки.

На ближайшем к входу столе лежал толстый лабораторный журнал. Множество листов в нем было заполнено записями, выполненными характерным почерком Ленга. С большим чувством облегчения приступил я к изучению этих заметок. Ведь передо мной открылась прекрасная возможность узнать, какие научные задачи решает Ленг. Скорее всего на этих страницах мне откроются благородные цели, которые сделают все мои опасения просто смешными. Так думал я.

Но записи в журнале не содержали в себе даже намека на благородство.

Вам хорошо известно, мой старый друг, что я – человек науки и никогда не был тем, кого можно было бы назвать богобоязненным. Но в тот день я устрашился Бога, или, скорее, я испугался его гнева за то, что подобные, достойные самого Молоха дела творились под крышей моего дома.

Журнал Ленга сообщал об этом без всяких экивоков и с массой деталей. Это было наиболее методичное и полное описание научных экспериментов из всех тех, которые мне доводилось читать. У меня нет развернутых комментариев к его экспериментам, и я позволю себе ограничиться лапидарным изложением их существа, насколько это в моих силах.

Последние восемь лет Ленг пытался найти способ продления человеческой жизни. Своей собственной жизни, как следует из записей в журнале. Но для этого – клянусь Богом, Тинбери! – он в качестве материала использовал человеческие существа. Его жертвы, как мне представляется, почти целиком состояли из молодых людей. В журнале снова и снова подробно регистрировался процесс препарирования человеческих черепов и позвоночного столба. К последнему он в основном и питал извращенный интерес. Самые свежие записи в журнале говорят о том, что Ленг сосредоточил внимание на нижнем отделе позвоночника, а именно на cauda equina, или «конском хвосте», – нервном узле в крестцовом отделе позвоночника.

Я читал десять, затем двадцать минут, замерев от восхищения и ужаса. После этого я бросил отвратительный документ на стол и направился к выходу. Возможно, в этот момент я лишился разума, поскольку все еще пытался найти всему этому логическое объяснение. Похищение из могил тел недавно скончавшихся людей – явление, к сожалению, довольно обычное, убеждал я себя. Это вызвано той обстановкой, в которой в настоящее время вынуждена существовать медицина. Материала для медицинских исследований катастрофически не хватает, и единственным способом их получения является ограбление могил. К этому, увы, вынуждены прибегать даже самые выдающиеся хирурги, внушал я себе. И хотя потуги Ленга продлить жизнь есть несбыточная химера, нельзя отрицать возможность того, что по ходу своих экспериментов он сделает иные выдающиеся открытия.

И в этот момент мне почудилось, что моего слуха коснулся какой-то звук.

Слева от меня стоял стол, на который я вначале не обратил внимания. На нем находился какой-то большой и массивный предмет, накрытый клеенкой. Пока я рассматривал стол, до меня из-под клеенки донесся еще один слабый звук; казалось, что звук издает лишенное языка и голосовых связок животное.

Я не могу объяснить, как я нашел силы подойти к столу. Меня, видимо, толкнуло на это мое всепоглощающее желание установить истину. Итак, я приблизился к столу и, прежде чем меня успела покинуть решимость, сорвал клеенку.

Открывшаяся передо мной картина будет преследовать меня до конца дней. Труп лежал лицом вниз. Там, где раньше находилось основание позвоночника, зияла огромная рана. Я решил, что звук, который я слышал, был следствием выхода газов из разлагающегося тела.

Казалось, что ничто не может быть сильнее уже испытанного мною шока. Но представьте мое состояние, когда я увидел, что как тело, так и рана имеют свежий вид. Мне показалось, что я нахожусь в каком-то фантасмагорическом мире.

Пять или, может быть, десять секунд я пребывал в состоянии нерешительности. Затем, преодолев внутреннее сопротивление, я приблизился к телу, задавая себе снова и снова одни и те же вопросы. Не могло ли это быть то тело, которое столь обильно залило кровью пол в жилище Ленга? Неужели возможно, что на протяжении одной недели Ленг использовал два тела? Последнее представлялось мне совершенно невероятным.

Коль скоро я зашел так далеко, надо идти до конца, сказал я себе и, подойдя вплотную к столу, стал осторожно перекладывать тело на спину, чтобы проверить состояние и цвет кожи трупа. Во влажной атмосфере подвала кожный покров показался мне мягким и теплым. Когда я переворачивал тело, лицо оказалось открытым, и, к своему ужасу, я увидел, что изо рта покойника торчит пропитанный кровью кляп. Я отдернул руки, и труп упал на спину лицом вверх.

Я отступил назад, едва удержавшись на ногах от потрясения. Испытанный мною шок оказался таким сильным, что я не сразу понял все значение окровавленного кляпа. Если бы было не так, то я, как мне представляется, сразу бы убежал из подвала, избавив себя от того последнего ужаса, который мне пришлось через миг испытать.

Вы не поверите, Макфадден, но ресницы над окровавленной тряпкой вдруг затрепетали, и труп открыл глаза. В его взгляде не было ничего человеческого; испытанный этим несчастным страх и нестерпимая боль превратили его в животное.

Я стоял, окаменев от ужаса, и в этот миг раздался еще один едва слышный стон.

Теперь я знал, что этот звук не имеет никакого отношения к выходящим из трупа газам. До меня дошло, что я вижу перед собой не похищенное из могилы тело. Ленг не работал с мертвецами. В несчастном создании на столе все еще теплилась искра жизни. Ленг проводил свои отвратительные опыты на живых людях.

Изуродованное, вызывающее безмерную жалость создание на столе издало еще один стон и испустило дух. Не знаю как, но у меня хватило мужества вернуть тело в первоначальное положение и прикрыть клеенкой. Я вышел из подвала, прикрыл за собой дверь и поднялся из жуткого погреба в мир живых людей...