Дурная привычка (СИ) - Торубаров Павел. Страница 15

— За счет заведения? — улыбка расползлась по моему лицу со скоростью лопнувшего на брюках шва.

— Если не насвистел про «Яблочки», то с меня еще один — типа премия.

— Выкатывай! — Я опрокинул в себя стакан и с трудом сдержал навернувшиеся на глаза слезы. Потом подышал, уловив ток горячего воздуха в носу, смачно рыгнул и почувствовал, как по телу разбегается приятное тепло, добираясь до кончиков пальцев и выгоняя из них засевший еще в Долине озноб. Нет, что бы там врачи ни говорили про цирроз, но водка удобнее анитрада: не только радионуклиды, но еще грусть-тоску из организма выводит.

— Потом, лады? — бармен протянул мне крепкий соленый огурец. Знает, зараза , чем меня пронять можно!

— Лады, — я шумно и с удовольствием захрустел предложенной закуской. — Где ты такие огурчики достаешь? Засол отличный: хрен, смородина, чеснок. Ух! Аж до мозгов добирается, когда кусаешь!

— Ты, главное, смотри не потеряй эти мозги. Вместе с головой! Подмени меня, — бармен окликнул своего работника. — Пошли. — Это он уже мне кивнул головой.

— Веди меня, Большой Вождь в свой вигвам. И пусть твоя скво приготовит бизоний язык в пряных травах.

— Крохаль, когда ты эту привычку бросишь, придуряться? — Бармен поморщился. — Каждый раз какой-нибудь фортель откалываешь. У меня уже зубы ноют, глядя на то, как ты из себя шута корчишь.

— Никогда, о Большой Вождь, я не брошу придуряться! Ну, так что, будет бизоний язык в пряных травах, или я обменяю добытые скальпы на огненную воду у бледнолицых? — меня уже несло. Напряжение последних дней, перестрелка на Свалке, Серж и принятая внутрь упомянутая огненная вода смешали последние мысли в моей голове.

— Хамишь? — Бармен картинно нахмурился. — Гляди, прогоню.

— Не гони меня, Большой Вождь! Я тебе еще пригожусь.

— Пошли, — бармен оттаял. — Тоже мне, Мантигома Ястребиный Коготь.

Пока мы шагали по длинному, тускло освещенному коридору, тянувшемуся вдоль всего подвала, бармен поинтересовался:

— Скажи мне, Крохаль, почему «Большой Вождь»? В прошлый раз, помнится, ты меня «Великим Инквизитором» обозвал, а до того — «Христофором Колумбом».

— Это абсолютно рендомно. — Язык мой заплетался, и мне хотелось уже только одного — отоспаться. — Просто, сегодня одного индейца до бара вел, вот и всплыло.

— Всплывает, обычно, знаешь что?

— Знаю, но речь сейчас не об этом.

— А о чем? — бармен остановился перед массивной металлической дверью и принялся возиться с замком.

— О гонораре.

— Сначала хабар покажи. А то я «Яблочек» еще в глаза не видел, а водку, а счет фирмы, ты уже трескаешь.

— Слушай, Большой — Вождь — Скупая — Душа — Гроза — Барыг — Король — Черного — Нала, я тебя хоть раз подводил?

— Попробовал бы только… — Бармен, наконец, отпер строптивый замок и со скрипом открыл дверь. — Проходи, садись, показывай.

Вот он, знаменитый «зал для переговоров»! Тут мне еще не доводилось бывать. Обычно, все дела с барменом решались в комнатке за стойкой. Я огляделся. Хоромы барские: низкая большая комната, посредине, под единственной лампочкой, — грубый стол, пара стульев, кресло, вдоль стен — какие-то ящики. В дальнем углу смутно угадывалась вторая дверь: лампочки хватало только на то, чтобы осветить стол и небольшое пространство вокруг. В луче света, падающем на столешницу, отчетливо были видны пляшущие пылинки. Сама столешница, однако, была чистой, будто ее недавно протерли.

Мы сели друг против друга. Я вытащил из рюкзака контейнер, открыл его и высыпал содержимое на стол. Глаза бармена засветились: в круге света лежал настоящий артефакт «Райские яблочки».

Бармен долго рассматривал редкий трофей, щуря то один глаз, то другой. Потом пощупал хабар руками, взял артефакт, поднес «Яблочки» к лицу, понюхал, и, так мне показалось, собрался попробовать на зуб, как золотую монету. Грызть «фрукты» бармен, однако не рискнул. Удовлетворившись осмотром, он встал и направился к дальней двери, прихватив артефакт с собой. Дверь бесшумно открылась, пропуская хозяина, потом закрылась, так же тихо, оставив меня одного в комнате.

Я закурил и отвалился на спинку стула. Только теперь усталость дала о себе знать в полной мере, и организм окончательно сдался: сначала у меня отнялись ноги, потом неведомая тяжесть добралась до живота, потом мягкой дубиной стукнула по голове. Сигарета выпала из ослабевших рук на бетонный пол, и я провалился в густой, липкий как болотная тина, сон без сновидений.

— Вставай, Вождь Краснорожих! — Бармен тряс меня за плечо. — Счастье проспишь!

Я поднялся со стула, сладко и хрустко потянулся и посмотрел на часы. Они оказывали 21:48. Проспал-то я всего, получается, минут двадцать, а ощущение было такое, будто всю ночь дрых. В теле неожиданно обнаружились запасы бодрости. Может, ожидание гонорара, за которым должны последовать дружеские посиделки с Кузей и Бобром, так на меня подействовало?

— Держи. — Бармен протянул мне сверток.

— Что это, Большой Вождь?

— Язык бизона в пряных травах от моей скво, твою мать!

Я развернул бумагу. Купюры приятно зашелестели. Одну из них я вынул и демонстративно понюхал:

— Ах, как аппетитно пахнет этот язык! Что твоя скво добавила туда, розмарин? Передай ей, что она — замечательная кухарка, затмившая своим ослепительным блеском Луну, Солнце и всех этих поворов-лягушатников вместе взятых.

— Иди на хрен, Крохаль! — Бармен довольно улыбнулся. — А по пути загляни к Воронину, тебе посылка пришла.

— На хрен-то, конечно, я пойду, но, прежде, ты анонсированный стакан огненной воды налей. Я, конечно, не жадный, только ты мне обещал! — я делано погрозил бармену пальчиком. — А обещания свои выполнять надо всегда. Ты сам меня этому учил, если помнишь, конечно.

— Вот же сквалыга! — бармен рассмеялся, на удивление звонко и задорно. Потом тяжело закашлялся и сплюнул на пол желто-серый комочек. — Пошли!

В баре, за время нашего отсутствия, народу прибавилось: из рейда пришел Ганс и уже успел догнать Кузю с Бобром в плане принятого на грудь. Шустрый товарищ! Теперь троица смотрела осоловевшими глазами на меня, ожидая продолжения. Тем более, сам предложил… А обещания свои, если помните, надо всегда выполнять, даже, если не хочется или накладно. Но, попить сорокаградусной чертовки с ребятами — дело святое. Тут жадничать нельзя никак, иначе потом долго пустой ходить будешь.

Я взял у бармена пару бутылок водки, обещанный стакан, налитый до краев, огурцов и тушенки. Потом, со всем этим грузом присоединился к товарищам. Хорошо, что коллеги мне помогли, иначе, что-нибудь я точно бы на полу оставил.

Когда я подсел к столику и освободился от ноши, то смог спокойно разглядеть ребят, которым без риска доверил бы свою спину в любое время и в любом месте Зоны. Судя по довольным глазам Ганса, ходка у него вышла удачной и он ждет не дождется, чтобы поведать нам свои приключения. Интересно, что случилось на маршруте, если сталкер аж светится от счастья? Не каждый день Гансу выпадает удача рассказать что-нибудь занимательное. Обычно, его истории — давным-давно рассказанные у костра байки. А тут, судя по всему, на языке у него вертится что-то такое, чего никто еще не слышал.

— Как жизнь, старатели? — Я поставил бутылку на стол, и ей тут же завладел Ганс. — Что нового в Зоне ее окрестностях?

Вопрос, заданный мной, был риторическим — в Зоне каждый день что-то новое происходит. И, одновременно, ничего нового. Такова уж ее карма: все, что случается, можно либо объяснить с точки зрения банальной логики, либо признать, что такое уже с кем-то было. Беда в другом: объяснить и признать можно, а вот предсказать — никогда. Даже намечающийся выброс аномальной энергии из центра Зоны. Вроде бы существует расписание (ученые составляют и с большой охотой продают всем желающим), но точное время угадать невозможно. Только минут за пятнадцать- двадцать есть шанс сказать: будет Выброс. Поэтому сталкеры стремятся укрыться за сутки до предполагаемого часа. Только Кузя ходит до последнего. Появляется в укрытии позже всех, но, всегда, заранее и не впопыхах. Говорит, что по приметам может угадать, когда Выброс случится. Сколько его не пытают, какие такие приметы, он не колется. Молчит, как пень. Ну, да Зона ему судья. Не хочет говорить — и не надо. Однако, факт остается фактом, Кузя приходит всегда вовремя, не теряя лишних минут ни на поверхности, ни в убежище. Что-то Кузя знает, но не скажет никому. Чувствую.