Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 50
— Однако в гости тебя приглашала! — Ранослав слегка подпихнул Зимобора в бок. — Может, надумаешь еще?
— У меня невеста есть.
— Так где одна, там и две, чего такого-то?
— Ты бы лучше подумал, куда она тебя приглашала? — сказал Зимобору умный Достоян. — Как-то мне это не нравится...
— А народ тут не бедный! — заметил Жилята. — Видал, какие на ней ожерелья?
— И как будешь бедный, когда в лесах соболя кишат, а по Юлге знай вези их арабам! — отозвался Достоян.
— Может, заглянуть и к ним в гости... — задумчиво предложил Коньша. — Раз уж так просили...
— За Угру не пойдем. — Зимобор покачал головой. — С вятичами воевать нам рано. В такой поход как следует готовиться надо и настоящее войско собирать. Пусть уж. А там... годиков через несколько... можно будет и в гости съездить.
Кмети, посмеиваясь, снова принялись за еду.
— Все-таки как-то мне это не нравится... — задумчиво бормотал Достоян.
Через несколько дней, отдохнув и распрощавшись с гостеприимным Даровоем, поехали дальше. Миновали еще пару вятичских сел, а кое-где население было смешанное, и даже на одной и той же женской голове можно было увидеть височные кольца и вятичского, и кривичского вида. Вятичанок отличало преобладание красного и синего цветов в тесьме и толстых шерстяных поневах. Дань жители мелких сел платили неохотно, но топорами никто не махал.
Ехали второй день. Длинный обоз растянулся по льду Угры: передовым отрядом шла дружина Красовита, потом начиналась длинная вереница саней с поклажей, вдоль которой разместились прочие дружины. Самое ценное, то есть меха, везли в середине обоза под охраной кметей самого Зимобора. На задних санях были уложены мешки с зерном, льняные и шерстяные ткани, бочонки меда и прочие товары попроще. Позади них шагало ополчение во главе с Предваром. В одном селе дань заплатили лошадью, не слишком молодой, но еще пригодной, и теперь Предвар ехал на ней, не хуже других бояр.
Река петляла, так что из середины обоза не было видно ни его начала, ни конца. Следов близкого жилья не попадалось, только птицы прыгали по веткам, иногда сбрасывая на людей хлопья снега. Было пасмурно и довольно тепло. Это как раз тревожило: если потеплеет, на льду появится вода, откроются полыньи... А если выдастся ранняя весна и реки вскроются раньше, чем получится вернуться в Смоленск, то совсем дело плохо. Санный путь кончится, и перевозить собранное по грязи или по весенним бурным рекам, да еще против течения, будет вообще беда.
Начинались сумерки: еще не так чтобы темнело, но воздух засерел, намекая, что скоро наступит непроглядная зимняя тьма и пора заботиться о ночлеге.
— Что, княже, на снегу ночевать будем? — окликнул сзади боярин Любиша, подъехав поближе.
— Похоже на то. — Зимобор обернулся. — Я уже Красовиту сказал: если увидит хоть самое плохонькое село, пусть сворачивает.
Впереди вдруг закричали: «Назад, назад! Тащи! Тяни! Ах, мать твою!» Послышалось испуганное лошадиное ржанье, треск льда. Зимобор хлестнул коня и поскакал вперед, но через несколько шагов его схватили за повод:
— Стой, княже! Не езди, провалишься!
— Что там?
— Да полынья там, или лед треснул! Сани чуть не утопили.
Видимо, здесь в реку впадал шустрый ручеек, из-за чего лед у берега был непрочным и под тяжестью саней раскололся. Очередная лошадь пробила лед и погрузилась в воду. К счастью, возле берега было неглубоко, и лошадь удалось, освободив от саней, вытащить из-подо льда вовремя, пока она не поломала ноги.
Пока возились с лошадью, пока снова запрягали и поправляли груз — прошло время и передовая дружина ушла далеко вперед. Оставшаяся часть обоза теперь двигалась медленнее: опасное место приходилось обходить с осторожностью, и кмети с длинными палками прощупывали лед у берегов, прежде чем ехать. Между тем сумерки все сгущались, и Зимобор не шутя, задумался о ночлеге.
— Что нам в их селах — дозорному десятку погреться, и только! Так и так людям на снегу спать, — решил он и махнул рукой: — Любиша, давайте на берег! Будем ночлег устраивать! Дальше передайте!
Вдоль обоза закричали, передавая его приказ, сани стали по очереди поворачивать, чтобы выбраться на берег.
— Красовит! — заорали с передних саней. — Поворачивай! Эй, где вы там? Не утонули?
— Горбатый, давай вперед, найди их и верни! — велел Зимобор одному из кметей. — А то они там до истоков доедут, не оглянутся.
— Этот кабан упрямый, он такой! — хмыкнул Горбатый. — Весь в отца, чтоб их кикиморы обоих защекотали.
Горбатый уехал по льду вперед. Едва миновав первый поворот и не видя перед собой Красовитовой дружины, он открыл, было, рот, чтобы их позвать, но тут уловил впереди странные и подозрительные звуки. Навстречу ему промчался оседланный конь без всадника, за ним другой. Это уже было совсем плохо.
А Красовит, не имея привычки оглядываться назад, успел уехать от обоза довольно далеко — перестрела на три-четыре. Река петляла, и оттого он не замечал, как далеко оторвался. Мысли его, как и всех прочих, были сосредоточены на поисках ночлега. О городах в этой местности Даровой ничего не говорил, а маленькие прибрежные села из пяти-шести небольших избушек, а то и полуземлянок не могли приютить даже десятую часть дружины. И все же надежда хоть ненадолго зайти в душное тепло избы была такой привлекательной, что Красовит усиленно вглядывался в берега, надеясь различить-таки признаки жилья.
Когда рядом свистнула стрела, он даже не успел это осознать. Тело само сорвалось с седла и покатилось по снегу, а Красовит только теперь и сообразил, что происходит. Один из кметей его дружины тоже катился по льду, но со стрелой в груди. Вокруг кричали: часть его людей оказалась одновременно ранена неизвестно откуда прилетевшими стрелами, другая часть вскинула щиты и готовилась защищаться, лихорадочно выискивая противника.
— Сзади, сзади! — кричали кмети.
У Красовита мелькнула мысль, что обстреляли их свои же смоляне — новый князь мог выбрать случай и избавиться от сторонника своей сестры-соперницы! Но эту мысль Красовит сразу отбросил, потому что прямо перед глазами увидел тело кметя со стрелой в спине — стрела была не смоленская, совсем чужая, с незнакомым оперением.