Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 71

Внутри горел огонь в очаге, было тепло. Избрану усадили к столу, предложили ей молока и хлеба — серого, жесткого, но все же хлеба. Молоко было налито в старинный, тяжелый серебряный кубок греческой работы, с голубыми и красными самоцветными камнями. Избрана взялась за него обеими руками: и кубок, сохранившийся несмотря на голод и разбойные набеги, и молоко казались ей чем-то удивительным.

— Так это правда, что князь Волегость погиб? — Избрана отпила немного молока и посмотрела на жрицу. — Там у ворот мне сказали, что он хотел отбить свою бывшую невесту...

— Да, он сделал то, что каждый год пытается сделать Велес, осенью похищающий Лелю. И каждую весну Перун настигает врага, и светлая богиня снова выходит в мир, чтобы дарить радость и процветание земле... — напевно отозвалась жрица, и глаза ее затуманились. В любом событии она привыкла видеть отражение тех сил и законов, которые правят вселенной, и потому ей все было ясно наперед. — Я говорила ему, что Велес терпит поражение и будет терпеть его, пока стоит мир, но он не послушал меня. Я спрашивала богов, вынимала для него резы, и выпала ему реза Нужда — знак Велеса, бога Нави. Ему выпал знак запрета, но он не внял голосу бога. Гордость ослепила его, он хотел непременно получить ту женщину, которую ему обещали, и не заметил, когда встал на путь Нави. Реза Нужда — знак запрета, но и знамение того, что душой его завладела тьма. Реза Нужда — знак неотвратимости. Князь Волегость был обречен. И он стал нашей жертвой, величайшей жертвой, которую могло принести богам племя кривичей. Князь Волегость остался в чужой земле, погас священный огонь, и нет у нас князя, чтобы разжечь его вновь.

— Но я слышала, у вас есть его сын?

— Да, есть, князь Вадимир, сын Волегостя и Ильмеры, да будет путь ее легок в садах Сварога. Ему всего десять лет, но он законный наследник плесковских князей. Но только через два года мы сможем вручить ему княжеский меч. А теперь он в руках Хотобуда. Но расскажи же мне, почему ты приехала? — Жрица пристально взглянула на Избрану. — Думается мне, смоленская княгиня не для того отправилась зимой в такую даль, чтобы узнать наши новости.

— Я хотела попросить помощи у князя Волегостя, — ответила Избрана и опустила глаза. — Мне... пришлось тяжело в последнее время... У нас... случилась война с князем Столпомиром полотеским... Мой брат... Мои люди побоялись, что проиграют войну и им всем придется плохо, и захотели заключить мир со Столпомиром любой ценой. И они решили, что хорошей ценой за это буду я. Они хотели предложить меня в жены князю Столпомиру, не спрашивая моего согласия.

— Но разве ты не дала бы согласия, если от этого зависели бы мир и благополучие твоей земли? — спросила жрица. Она понимала, что узнала еще далеко не все. — Ведь твой долг как княгини был в том, чтобы добыть мир для своего народа, даже если ценой за него будет твоя свобода.

— Я решилась бы на это, если бы... Если бы... — Избрана никак не могла выговорить, что уже не была к тому времени княгиней в своей земле. — Мой брат Зимобор... Он... Он стал союзником Столпомира, и смоленского князя люди видели теперь уже в нем. Земле смолян моя жертва уже ничего не дала бы, а для меня этот брак стал бы изгнанием и больше ничем. Я потеряла бы и престол, и свободу. А так я потеряла пока только престол.

— Так, значит, тебе пришлось бежать из собственной земли?

Не поднимая головы, Избрана кивнула. Жрица не слишком удивилась. Она была дочерью и внучкой князей и выросла на подобных историях.

— И сейчас в Смоленске правит твой брат Зимобор? — уточнила она.

— Не знаю. Видимо, да. Когда я ушла, он еще не вернулся, но он был в войске Столпомира, которое захватывало наши земли. Возможно, что сейчас он уже в Смоленске.

Огняна помолчала. Она хорошо понимала Избрану и сочувствовала ей, но обе женщины были почти одинаково бессильны перед плотным строем враждебных обстоятельств.

— Всем нам Перун дал не много удачи, — наконец сказала жрица. — Пока я могу предложить тебе только приют в доме Рода и Макоши. Даже если твой брат будет тебя преследовать, здесь ты будешь в безопасности. Женщина твоего происхождения может занять среди нас достойное место. Тем более что у меня нет наследниц, родных мне по крови... Но что будет происходить в Плескове, даже я пока не могу тебе сказать.

— Но ведь я приехала не одна. — Избрана снова подняла глаза. — У меня есть дружина из сорока человек, и каждый из них стоит двоих. И если плесковский князь во вражеских руках, мы сделаем все, чтобы освободить его. Все это варяги, но они отличные и надежные воины. И надежные люди, — тише добавила она, вспомнив, что варяги с их продаваемой за серебро отвагой остались верны ей, когда свои ее предали.

— Вот как! У тебя есть дружина! — Жрица оживилась, ее глаза заблестели. — Так что же ты сразу... Где они?

— Остались у ворот.

— Те, в детинце, их уже видели?

— Видели. Мы ведь подъехали прямо к нему.

— Жаль! — Огняна покачала головой. — Ну, да вы же не знали. Ничего! Сорок человек, о которых Хотобуд знает, все-таки гораздо лучше, чем ничего.

— А у него в детинце много людей?

— Своей дружины и тех, кто к нему присоединился, всего с полсотни человек. Но ведь и у старост почти пять десятков. И есть еще Твердята, десятник воеводы Мирослава. Самого Мирослава Хотобуд убил на вече, но из его дружины семнадцать человек уцелело, и сейчас это наши лучшие воины.

— Но Хотобуд за стеной.

— И нам нельзя терять времени. Если он вас видел, он тоже не дремлет и думает сейчас, что ему делать. Эй, те трое еще стоят у ворот? — спросила Огняна у младших жриц. — Пусть бегут к детинцу и позовут сюда старост и десятников княгининой дружины. И Твердяту!

— Хватит одного человека — скажите, что я приглашаю Хедина, — уточнила Избрана и спросила у Огняны: — Я прикажу моим людям занять несколько пустых дворов?

— Конечно, у нас теперь полным-полно свободного места. Вот только с припасами не густо. Я прикажу наловить вам рыбы.

— А в детинце есть припасы?

— Есть кое-что, князь Волегость закупил хлеба за морем. Поэтому Хотобуд может сидеть там еще долго, а вот мы не можем ждать.