Сборник сказок (СИ) - Вайс Лора. Страница 9

Иван все это время пропадал на полях, забирался на стог сена, что повыше и звезды по ночам разглядывал. Но стоило ему глаза закрыть, как возникал образ Беляны, запала она ему в душу. Сразу вспоминалась ночь в заброшенной избе, ведьмины глаза колдовские, кожа нежная, тело стройное, а в голове так и звучал голос чудодейственный.  Душа переворачивалась у Залетного, сердце кровью обливалось, ведь понимал он, что Беляна ни в чем не виновата, что сгубило ее чужое невежество и коварство, а теперь и он предал, бросив на произвол судьбы. Поступил Иван  с ней жестоко, ровно, как и жених прошлый. Такими мыслями Залетный мучился, поэтому не шел домой, стыдно было в глаза домовым смотреть, а уж в лес соваться и того хуже, Беляна поди проклинает его.

А как очередной ночью приснилась ему дева, как во сне коснулся он лика ее и поцеловал в алые уста, то очнулся в холодном поту и решил исправить все, что наделал.

Вернулся Иван домой аж через три недели. Вошел в избу, да и ахнул. Все в пыли, в грязи, всюду насекомые бегают, испугался тогда Залетныей, начал домовых кликать, а их нет нигде. И в подпол слазил, и на чердак заглянул, в саду побегал, но тех след простыл. Ушел Купич с Матреной, обиделись они на Ивана, все ж старались для него, душу вкладывали, любили, а он бросил их.

Но Ванюша рук не опустил. Перво-наперво пошел к Мокию, выспросил о том, где его домовые могут быть, тот указал на полянку волшебную. Явился Залетный туда, три раза по дереву постучал, через плечо плюнул, и тогда явилась взору поляна, а по центру шалаш стоял, там домовые и обосновались. Как Матрена увидела хозяина, то все обиды мигом забыла и бросилась к нему, только Купич пообижался для приличия, но потом и он простил.

И отправились все трое Беляну искать. Переживал Ваня, что она могла на кладбище вернуться, но там ее не оказалось. Всех лесных опросили, везде обошли, но девицы нигде не было, словно испарилась, даже сирины мотали головами, хотя от их зоркого ока еще никто не уходил.

Вернулись они домой ни с чем, домовые ушли дела делать, а Ваня присел на завалинку и тихо прошептал:

- Прости Беляна-краса. Я не лучше остальных оказался. Но знай, где бы ты ни ходила, я люблю тебя и буду помнить…, - но не успел договорить, как дверь избы скрипнула и два зеленых глаза показались.

- Любишь, говоришь? – лукавый взор жаром обдал Залетного. – Хорошо подумал?

 Вскочил Иван, распахнул дверь, а на пороге Беляна стоит в обычном сарафане да с метлой в руках, подхватил он ее на руки и давай расцеловывать. Тут же домовые сбежались, Матрена аж рот открыла, а Купич тихо стоял и бороду поглаживал.

- Голубушка моя ненаглядная, - шептал Иван ей на ухо, -  вернулась, родимая.

- Вернулась, ты же чудак-человек, сам любишь, а гонишь от себя, - говорила Беляна и по лицу его гладила.

- Да не видеть мне больше света белого, ежели снова обижу.

- Не обидишь, а ежели задумаешь, то наворожу пятую ногу, будешь знать, - посмеивалась та, а в глазах-то слезы сверкали.

Следующим днем покинули они деревню. Обошли лес и поселились у речки, добротный дом поставили из бревен сосновых, где и горница большая получилась, и светелки, и трапезная, а домовых на теплом чердаке поселили, Купич тогда на радостях даже люльку сколотил, да в уголочке поставил, Матрена как увидела, так закраснелась, застеснялась, но не воспротивилась. Ну а Иван с Беляной свадебку сыграли, куда пригласили нечисть лесную, много гостей пришло, всю ночь гуляли, молодых поздравляли.

Через год родилась у них дочка, Веей назвали.

Вот и сказке конец, а кто слушал молодец!

Царевна Яра и раб Батулай

В далеком царстве, в далеком государстве, коим правил царь Славута, честной народ готовился к большому празднику. Решился государь свою единственную дочку замуж отдать, да не за князя местного али боярина какого, а за самого царя Фирдоуси - Великого захватчика с далекого Востока.

Вот только царевна шла супротив воли отца, и выходить замуж за облезлого старикана никак не хотела. И в том ее можно понять, Фирдоуси на днях стукнуло восемьдесят, зубов во рту почти не имелось, лишь зиял одинокий клык золоченый, лысина блестела на солнце так, что слепила придворных вельмож, ходить он давно отказывался, поэтому носили его рабы на руках, что уж говорить об остальных царских качествах. А дочке-то Славутской всего на всего семнадцать исполнилось, была румяна она как яблочно наливное, горяча как солнышко полуденное и красива аки райская птица Гамаюн.

Но Славута остался непреклонен к мольбам дочери и заключил соглашение с Фирдоуси.  На том и порешили - быть свадьбе через пятнадцать дней. А пока суетились верноподданные: запасали вина в погребах, лососину коптили да муку мололи для караваев - царевна Яра тихонько рыдала, сидя в своей опочивальне. Тяжело юной соловушке было осознавать свою долюшку, да и папенька, как назло, все захаживал к ней и докладывался о скором приезде жениха заморского.

Томилась Яра дни и ночи, просила у богов поддержки и милости, но те будто и не слышали просьб красной девицы, а она ждала, надеялась. Мечталось ей встретить того, кто будет любить ее всем сердцем, холить и лелеять, защищать от врагов чужеземцев, но самое главное – желала Яра влюбиться сама, чтобы душа тянулась к нему как сокол к небу чистому, чтобы глаза не могли наглядеться на улыбку лучезарную, чтобы уши не могли наслушаться нежным голосом. И пусть бы возлюбленный не имел богатств царских, пусть бы не ходил в шелках да шкурах зверей диковинных, только бы имел большое сердце. Но не встретишь такого среди вельмож, порастеряли те добротность и людскую простоту, погрязли в скупости, жестокости и высокомерии.

Так и батюшка, решил выдать дочь за того, кто имел большую власть на Востоке, кого боялись соседи, а враги уважали. Фирдоуси слыл человеком жестоким, горделивым, неповиновения не принимал и не прощал. Много люду полегло за то, что имели неосторожность высказать неугодное мнение о царе, ибо всюду распространил правитель своих шпионов. Но больше всего не любил Фирдоуси тех, кто не доплачивал налогов в казну, сразу отправлял к палачам. Да и женщин своих не жаловал, казнил направо и налево за то, что те не исполняли приказаний его или же засматривались на стражников.

И наступил день печальный. Прибыл царь заморский с восходом солнца, отворились врата столицы Славии, чтобы впустить гостя особенного. Длинная вереница из придворных советников, звездочетов, стражников и рабов тянулась к самому государевому дворцу, во главе вереницы ступал вороной конь, в седле которого восседал сам Фирдоуси, а рядом с конем семенил раб носильщик, слепясь от пыли из-под копыт мерина.

Народ повыбегал на площадь и с большим любопытством наблюдал за процессией, до чего чудно было смотреть на смуглых гостей в тюрбанах и белых мантиях. Фирдоуси ехал с высоко поднятой головой, только старческий горб мешал выпрямиться, на людей посматривал с брезгливостью и постоянно шамкал беззубым ртом, бормоча под нос ругательства.

Яра в этот момент стояла у окошка, она сквозь слезы смотрела на могучего коня и тщедушного всадника. Аж сердце защемило у соловушки, когда встретилась она с ястребиным взглядом Фирдоуси. Вбежала тогда царевна в светелку своей кормилицы, упала ей в колени и давай горькими слезами заливаться, рыдала бедняжка долго и безутешно, а старушка лишь по шелковым волосам гладила да головой качала:

- Не плачь, горлинка, - приговаривала кормилица. – Ты царская дочка, надобно батюшку слушаться.

- Нет мочи, Седуня. Умру я… - не успокаивалась Яра.

- Терпи голубушка, терпи родимая.

Так и просидели они до позднего вечера.

 К ночи отправилась царевна в сад отцовский, там росли березки пушистые, рябинки игристые, а уж сколько цветов благоухало и красками переливалось, так и не счесть. Здесь Яра игралась еще ребенком, здесь же и поцеловала первый раз Еремку - сына конюха, долго они еще встречались под луной в роще березовой, ровно до того дня, как сгинул Еремка в буране. Не повезло пареньку.