Коренные различия России и Запада. Идея против закона - Кожинов Вадим Валерьянович. Страница 66

Зато резко вырос электорат центристских партий: четыре года назад они набрали только 11,5 % голосов, а теперь – 20,5 % (две трети из них – 13,3 % за блок «Отечество-Вся Россия»). Естественно полагать, что прирост на 9 % осуществился в основном за счет правых, которые потеряли 6,3 %; остальные 2,7 % «прибавки» – это, по всей вероятности, голоса избирателей Аграрной партии, часть которой во главе с Лапшиным присоединилась к центристской ОВР (в 1995 году АПР получила 3,8 % голосов).

Электорат КПРФ увеличился ненамного – с 22,3 % до 24,3 %, но нельзя не сказать следующее. Значительная часть избирателей этой партии – люди старших возрастов (свыше 35 лет), а как уже упомянуто, страну постигла сверхсмертность, и можно даже удивиться тому, что за КПРФ проголосовало на 760 тысяч больше людей, чем в 1995 году.

А теперь обратимся к судьбе партии власти (черномырдинской НДР) и патриотических партий. В 1995 году НДР получило 10,1 % голосов, а патриоты – 20,5 %. Через четыре года у НДР осталось всего лишь 1,2 % избирателей, а у патриотов – 6,9 %. В сумме они потеряли (8,9+13,6) 22,5 %. И едва ли можно сомневаться, что именно их бывшие сторонники проголосовали за «Единство-Медведя», набравшего 23,3 %, то есть всего на 0,8 % больше, чем потеряли эти партии. Почти 9/10 электората НДР закономерно отдали голоса новой партии власти, поддержанной новым главой правительства (выше шла речь о людях, которые всегда голосуют за власть), а 2/3 патриотов исходили из того, как Путин повел дело на Кавказе, решительно отвергая к тому же попытки западного вмешательства.

Таким образом, заявления о том, что успех «Единства-Медведя» свидетельствует о правом, прозападном повороте значительной части населения России, совершенно не соответствует реальному положению вещей. На деле прозападные партии потеряли, в сравнении с 1995 годом, больше трети своего электората, проголосовавшей, очевидно, за более или менее «патриотических» центристов.

Для полноты картины стоит добавить, что 4 % голосов набрали радикальные левые партии («Трудовая Россия» и другие), что вместе с перечисленными выше составляет 94,7 % голосов; еще 3,3 % избирателей были «против всех», и 2 % бюллетеней признаны недействительными.

Но вернемся к «Единству-Медведю». Как можно считать его избирателей правыми, если они голосовали за эмблему того самого русского медведя, страх перед которым является на Западе основой для русофобии: вот, дескать, лежит-лежит он в своей берлоге, а если проснется, то что делать – никто не знает. Весь страх перед Россией сосредоточен в этом архетипе. Люди голосовали за этого медведя, и, кстати, за борца Карелина, девятикратного чемпиона мира по классической, или, как теперь говорят, греко-римской борьбе, которого включили вторым номером федерального списка именно для представительства идеи «медведя». И люди голосовали именно за это.

Повторю, я вовсе не утверждаю, что действия Путина и его команды будут соответствовать такому «медвежьему русскому духу», но игра с символами никогда не остается без последствий. В уже упомянутой своей программной статье, довольно противоречивой, Путин тем не менее говорит то, чего ни один из «правых» и «либералов» произнести не мог: «Россия не скоро станет, если вообще станет, вторым изданием, скажем, США». Я не думаю, чтобы Гайдар или Чубайс когда-нибудь рискнули бы такое повторить.

Надо сказать, что начиная с 1990 года нам представили так называемую западную цивилизацию в качестве уже воплощенного коммунизма. Просто слово «коммунизм» заменили на «цивилизованный мир». Представьте, если бы при партийной власти какой-нибудь крамольный руководитель высказался в том духе, что Россия не скоро станет, если вообще станет коммунистической страной, где «от каждого по способностям, каждому – по потребностям»… Кстати, именно в таком виде нам изображают «западную цивилизацию»: вот, дескать, работай по способностям, а потом приходи в супермаркет, где все, что хочешь, для тебя приготовлено…

И еще одна характерная вещь: зачем-то, я не совсем понимаю, какие тут скрытые мотивы были, Путин не просто сообщил о том, что за 90-е годы у нас в два раза снизился ВВП, но и подчеркнул, что сейчас ВВП Китая в пять раз больше нашего. Это несмотря на то, кстати, что в КНР, при всех инвестициях Запада, строй понятно какой, никто там ничего особенно с 1949 года не менял. И почему-то Путин счел необходимым сказать следующее: что мы не можем жить без коллективизма, мы не можем жить без сильной государственной власти. Причем он связывает с этим нашу историческую и культурную традицию и говорит, что по крайней мере сейчас ситуация требует от государства большей степени воздействия на экономические и социальные процессы.

Корр.: Тогда почему люди голосовали не за компартию Зюганова, а за «Единство» Путина?

В. К.: Видимо, по тем же самым причинам, по которым они голосовали и в противоположном смысле. Есть идеи, и есть история их реализации. Есть церковь, и есть инквизиция. КПРФ сохранила название коммунистической партии и тем приняла на себя не только наработанный за долгие годы политический капитал, но и долги, и потери, связанные с этим капиталом. Их не так просто снять, да и отделить от капитала чрезвычайно сложно.

Очень много говорилось о том, что за коммунистов голосуют в основном люди пожилого возраста, что идеи коммунистов непривлекательны для молодежи, а потому со временем эта политическая сила сама собой уйдет в небытие. Но что получилось на самом деле? 20 миллионов человек, в основном пожилого возраста, среди которых, по всем расчетам, было много сторонников КПРФ, за последнее десятилетие умерли, а голосов коммунисты собирают с каждыми выборами все больше. Это значит, что их электорат молодеет, и отрицать такой сдвиг нельзя.

Корр.: Вадим Валерианович, не получается ли так, что в политических предпочтениях избирателей на протяжении всего времени ельцинских «реформ» существует некоторый застой? Ведь цифры сторонников того или иного направления вот уже шесть лет, с 1993 года начиная, оказываются практически неизменными. Видно, что снижается число сторонников этих «реформ», а остальные прочно удерживают свою политическую нишу или удерживаются в ней прежде всего усилиями прессы, радио и телевидения. То есть общество расколото, и этот раскол весьма на руку врагам России. Я не хочу ставить в пример обязательные и почти стопроцентные голосования советского времени, но как можно преодолеть этот раскол?

В. К.: Я не думаю, что налицо какой-то гибельный для страны, для народа и государства раскол. Если принять сказанное мною относительно «Единства», то ее восприняли как партию государственную, державническую. Тот имидж, который был придан «Единству» и который привлек к нему симпатии людей, не является имиджем «правым», «либеральным». Иными словами, подавляющее большинство наших граждан проголосовало против «западного пути» для России. Оправдают ли «Единство» и Путин эти надежды своих избирателей – будет ясно только после марта 2000 года. Слишком быстро все в России иногда меняется, но у меня есть основания полагать, что Путин – не настолько зависимая фигура, какой его иногда пытаются представить. И если он действительно хочет руководить страной, то ему придется хотя бы понимать настроения людей.

Относительно системы выборов. Та система, которую мы сегодня используем, была заимствована у Запада в начале века и уже тогда критиковалась наиболее последовательными отечественными мыслителями. Нет, они вовсе не пытались поставить под сомнение сам принцип выборности. В конце концов, в России было вече, были земские соборы еще при царе Горохе, на которые также выбирались люди. Но предлагался иной принцип выборности, многоступенчатый, более сложный, медленный, трудоемкий, но куда лучше соответствующий нашей стране, ее истории и традициям. Согласно этому принципу, люди должны были выбирать узким кругом человека из своей среды, которого они все хорошо знают и считают достойным представлять их в местных органах власти. Предлагались даже разные типы цензов: сколько лет здесь человек должен прожить, проработать и так далее. В таких условиях Абрамович не мог бы избираться на Чукотке, Кобзон – в Бурятско-Агинском округе, а Березовский – в Карачаево-Черкесии. Избранные на местах люди должны были вместе работать в масштабах сначала волостей, потом уездов и губерний над благосостоянием своих территорий. Они должны были узнать друг друга в этой работе, понять, кто чего стоит, и лишь потом выдвигать одного или нескольких наиболее достойных кандидатов из своей среды на следующий уровень. В таком случае мы могли бы иметь в начале XX века действительно Государственную думу, а не политический инструмент разрушения государства. Ведь надо признать, что все действия Государственной думы с 1905 по 1917 годы носили крайне деструктивный характер. С нее все началось. Что касается Октября, то это был результат полного хаоса и анархии, в которые погрузилась Россия после отречения царя, подготовленного и осуществленного в первую очередь депутатами Думы. Об этом мало кто вспоминает, но в ноябре 1916 года два совершенно разных человека, Милюков и Пуришкевич, обвинили правительство ни много ни мало в государственной измене, в том, что оно является агентом врага.