Отдаешь навсегда - Герчик Михаил Наумович. Страница 40
Так вот, она на работе, Андрей отчитывает «голопузиков», а я занимаюсь. Приходит Юра Рябинин, Андреев приятель. Подружились на товарной, но Юра в прошлом году закончил медицинский и больше туда не заглядывает Хороший парень, спокойный, уравновешенный, начитанный. Работает в спецполиклинике, где проверяют шоферов.
— Слушай, старик, как у тебя со зрением? — спрашивает Юра и тянется за томиком Горького, который, я отложил в сторону.
— Единица, а что?
— Я почти уверен, что ты смог бы получить медицинское разрешение водить машину. — Юра рассеянно листает книгу. — Ты же понимаешь, откуда это «почти». Без тщательного осмотра точно говорить трудно.
— Это-то я понимаю. — Я удивленно перевожу взгляд с Юры на Андрея — что они еще задумали? Я другого не понимаю — на кой оно мне сдалось, ваше медицинское разрешение?
— Но ведь без него ты не сможешь получить права любителя. Тебя просто не допустят к экзаменам! — Юра захлопывает книгу, досадуя на мою несообразительность.
— Послушайте, братцы, — решительно говорю я, — не медленно выкладывайте начистоту и по порядку все, что вы затеяли! Или…
Юра и Андрей переглядываются.
— Видишь ли, — Андрей осторожно забирает у меня однотомник, — Юрка узнал, что ты мог бы через Министерство социального обеспечения купить со скидкой «Москвича». Все упирается в медицину — можно или нельзя тебе водить машину. Юрка хочет, чтоб ты к ним заглянул…
Только и всего? Тьфу, черт, я уже невесть что подумал.
— «Москвича» с ручным управлением, — поясняет Юрка, а я вспоминаю: «комбинат ручного труда», — Ты бы запросто мог его водить. Это ничего, — торопливо бросает он, когда я протягиваю вперед культи, — там что-то подделывают. Я в технике не очень, но я видел в Бресте одного такого парня, он запросто водит машину, Тебе нужно подъехать к ним на комиссию, Сашка. — Андрей взял листок бумаги и ловко рисует на нем смешного чертика. — Он тебя устроит без очереди.
69
Вечером, когда я валялся на тахте с томиком Пастернака, к нам зашел участковый уполномоченный, молодой щеголеватый лейтенант в ослепительно белых перчатках. Поздоровавшись, он достал из планшетки домовую книгу и попросил:
— Предъявите, пожалуйста, ваши паспорта.
— Садитесь, сейчас поищем, — ответила Лида. — Саша, где твой паспорт?
— В шкафу на полке.
Лейтенант сел к столу, положил свою планшетку, фуражку с малиновым кантом, небрежно бросил в нее белые перчатки и углубился в домовую книгу.
Лида нашла паспорта.
— Так, — сказал он и принялся внимательно сличать мой с записями. — Все в порядке. — Взял Лидии. — А вас, гражданочка, я не нахожу. Постойте, вы же прописаны совсем по другому адресу.
— Ну и что? — удивился я.
Лейтенант великодушно игнорировал мой легкомысленный вопрос.
— А проживаете здесь? — Лида кивнула. — Больше месяца? — Лида еще раз послушно кивнула, словно этот молоденький румяный лейтенант загипнотизировал ее. — Значит, сигнал правильный…
— Какой сигнал? — я отбросил Пастернака и подошел к столу. — В чем дело, лейтенант?
Он нахмурился.
— Не лейтенант, а товарищ лейтенант, — ледяным тоном поправил он меня, — А сигнал такой, что проживает у вас без прописки, постоянной или же временной, вот эта неизвестная гражданка, — кивнул он на побледневшую Лиду. — А это непорядочек. Каждый гражданин должен жить там, где прописан.
— Но ведь это моя жена, — отвечаю я. — Где же она еще должна жить, если она моя жена?
— Ах, жена! — Он снова заглядывает в Лидин пас порт. — Ваша фамилия Малышев, Константин Иванович? Или Левашов, Александр Васильевич? — Лейтенант довольно усмехается, будто уличил меня по меньшей мере в подделке документов. — Тут написано, что эта гражданка зарегистрировала брак с граж…
Лида вырывает у лейтенанта из рук свой паспорт, и от подобной дерзости он замирает, не в силах договорить слово.
— Какая вам разница, что у меня написано в паспорте? — Лида кидает плоскую книжечку в приоткрытую дверцу шкафа. — Я его жена не по паспорту, а по жизни, неужели это так трудно понять?!
— Но паспорт… — лейтенант никак не может прийти в себя от столь бесцеремонного Лидиного поступка, — но паспорт — это основной документ… — Он раздумывает, самому встать за этим паспортом или заставить Лиду подать его. — Нельзя жить так долго без прописки.
Похоже, что пока он счел за лучшее отступить.
— А без сердца можно?
Он краснеет еще больше — интересно, до какой же степени можно краснеть?! — и начинает торопливо рыться в планшетке, совсем еще мальчишка, года двадцать два, видно, только из училища, так хочется быть строгим при исполнении служебных обязанностей, а не получается, вон даже пот на лбу выступил. Ничего не находит, снова берет домовую книгу и смотрит уже не на Лиду, а на меня.
— Не положено — без прописки, — упрямо повторяет он. — Мое дело такое — я вас предупредил. А дальше будем принимать меры.
Он. приподнимается и берет свою фуражку, но я силком усаживаю его на место.
— Что же нам делать, лейтенант?
У него вздрагивают губы. Вот чудак, неужто обиделся?
— Ребята, — вдруг говорит лейтенант, — я даже не знаю, как вам быть, но прописаться нужно обязательно, иначе у вас могут быть неприятности. Закон есть закон.
Какое это хорошее слово — «ребята»! Мы с Лидой переглядываемся: румяный лейтенант начинает нам нравиться.
— Извините, пожалуйста, — говорит Лида. — Я завтра же займусь пропиской. Вы правы — закон есть закон.
— В том-то и дело, что я прав, — как маленький, радуется лейтенант Лидиному извинению. — Вас не пропишут к нему, понимаете?
Час от часу не легче.
— Почему? — в один голос растерянно спрашиваем мы.
— Он же сам на квартире, — объясняет лейтенант. — Не может же он к себе квартирантку пустить! Хозяйка не разрешит, метров маловато, и вообще не положено.
— Что ты заладил: положено не положено! — злюсь я. — Какая она может быть квартирантка, если она моя жена?
Лейтенант вздыхает. Он еще, наверно, не привык иметь дело с такими тупыми людьми, как я.
— Послушайте, гражданин, — терпеливо убеждает он
меня, совсем позабыв про хорошее слово «ребята»- да и как его перевести в единственное число: «парень»? — Я вам верю, что она ваша жена. Но для прописки этого мало. Для прописки штамп в паспорте нужен, понимаете. Тогда все будет по закону. А так она и жена и не жена, то есть она, конечно, жена, но и не… Тьфу, совсем вы меня запутали!
— Ну, а если у человека другой штамп? Если ему некогда, да и неохота заниматься всякими штампами? Неужели нельзя все оставить так, как есть?
— Не положено! — Тут лейтенант тверд, как гранит.
— Слушай, — говорю я, а внутри у меня жжет, будто ложку горчицы проглотил, — ты человек или…
— …милиционер? — подхватывает лейтенант и вытирает своей ослепительно белой перчаткой пот со лба — на перчатке остается влажная темная полоска, он замечает это и раздраженно сует перчатку в карман. — Я милиционер, а ты пижон. Понятно?! Если б я не был человеком, я выселил бы ее отсюда еще три недели назад, когда получил первый сигнал. А я до четвертого дотянул, все думал, что эта Муха угомонится! — Он спохватывается, что выдал какую-то милицейскую тайну, взлохмачивает свои льняные волосы и с отчаяньем машет рукой: мол, семь бед — один ответ. — Я ж тебя знаю, уже полгода на участке, вижу, что ты за человек. Вот и дождался, что мне за халатное отношение к жалобам трудящихся выговор влепили. Понятно?!
— Да какая ж она трудящаяся? — с изумлением восклицаю я. — Она ж спекулянтка, она свой дом в насос для выкачивания денег превратила! Да ее давно раскулачить пора.
— Все знаем. — Лейтенант приглаживает ладонью волосы. — Все знаем, и все на законном основании. Дом — личная собственность, пускать жильцов не запрещается, а даже, наоборот, при еще существующем жилищном кри… то есть при нехватке жилья, поощряется. Цветочки продает со своего участка, наемным трудом не пользуется. Вот так-то. Не хочет она вас у себя держать, потому всю эту кашу и заварила.