От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович. Страница 81

Но все же: «Вопрос терпимости велик и жгуч. Имеем ли мы право отвергать кого-нибудь только и только по политическим и религиозныь мотивам? Разве иудео-христианин не способен быть, например, поваром или чиновником (то есть приносить определенную пользу хаберам. – В. К)? Разве он виноват в том, что покинул еврейство (потому что его крестили когда-то, когда он был младенцем)?» (с. 79).

Но Редлих умел подавить эти свои колебания; в мае 1943 года он записал: «Руководство наше опасается, как бы его не заподозрили в нетерпимости (имеется в виду нетерпимость к тем, кто не принадлежит к «хаверим». – В. К.). Но руководству нужна сила, а не страх. И страх быть заподозренным в нетерпимости – это только страх, только слабость» (с. 7). И в конечном счете «хаверим» всегда «отправляли вместо себя представителей отмерших ветвей» (с. 73), к которым причислялись, разумеется, не только евреи, принявшие христианство (этих отправляли в самую первую очередь), но и все не принадлежащие к «хаверим».

Таким образом, «программа», сформулированная в 1937 году Вейцманом, неукоснительно выполнялась в чешском Терезине, – как, конечно, и во всех других местах, – хотя дело шло о еврейском населении Европы.

Но если даже не принадлежащие к сонму хаберов евреи квалифицируются как «пыль», что уж там говорить о других народах… Приведенные документы и свидетельства из новейшей истории должны помочь яснее понять отделенную от нас тысячелетием историческую реальность Хазарского каганата.

* * *

Одно из существеннейших выражений политики Каганата по отношению к Руси – походы русского войска на Византию, которые совершались, как это становится все более несомненно, под диктатом хазарских властителей. Вся история Руси подтверждает, что ее агрессивные нападения на Византию явно шли вразрез со всеми ее коренными интересами – от экономических до духовных. Об этом убедительно свидетельствует позднейший (после разгрома Каганата Святославом в 960-х годах) характер отношений Византии и Руси.

Наиболее значительный современный исследователь этих отношений, Г. Г. Литаврин говорит о ситуации, сложившейся к концу X века:

«Ни с каким другим независимым государством Европы Византия не была тогда столь связана, как с Русью. Обе правящие династии были связаны тесными родственными узами. С согласия Владимира русский шеститысячный корпус остался на императорской службе и стал постоянной боевой единицей византийского войска. В Византии сложились два центра, к которым тяготели… русские… Одним из них стал русский монастырь на Афоне, основанный, по-видимому, на рубеже X–XI в… Гораздо большую роль играл русский центр в столице империи. Здесь создалось своеобразное землячество, объединявшее не только купцов и дипломатов, но и военных, служивших в византийском войске, паломников, путешественников, духовных лиц. Русская колония в столице империи была, по всей вероятности, многочисленной и составляла, с точки зрения византийских государственных деятелей, определенную политическую и военную силу». Русских «приблизил к своей особе родной брат русской княгини Анны (супруги Владимира Святославича. – В. К.) Константин VIII. С ними он решал важнейшие вопросы, возводил их в высокие достоинства и щедро награждал». С другой стороны, и «на Руси, прежде всего в Киеве, в свою очередь, появилось греческое население: штат греческого митрополита, возглавившего русскую православную церковь, византийские архитекторы, живописцы, мозаичисты, стеклоделы, певчие» [368] .

Эти дружественные взаимоотношения, полностью определившиеся в 980-х годах, сохранялись в продолжение почти полутысячелетия (!) – до захвата Константинополя турками в 1453 году; впрочем, теснейшая связь русской Церкви с Константинопольской патриархией сохранилась и после этого, – не говоря уже о много значившем браке Ивана III (1472 год) с племянницей последнего византийского императора Константина XI Софией Палеолог.

Кто-либо может возразить, что все это было целиком обусловлено официальным принятием Русью христианства «из рук» Византии в 988 году. Но, как уже показано выше, сам этот акт имел более чем вековую – с 860-х годов – предысторию. Кроме того, столь же длительны опыты военных, экономических, политических связей, с полной ясностью воплотившиеся в дошедших до нас русско-византийских договорах. Совершенно очевидна самая настоятельная устремленность к теснейшему союзу с Империей уже в деятельности княгини Ольги – начиная с 946 года (к чему мы еще вернемся).

И, наконец, никак нельзя не учитывать того непреложного факта, что в былинном эпосе (да и в русском народном сознании вообще) Царьград-Константинополь предстает именно и только как нераздельно связанное содружеством и даже родством с Русью место на земле…

К великому сожалению, во множестве работ историков преобладала тенденция всячески «ухудшать» и «обострять» взаимоотношения Руси и Византии (о причинах этого уже шла речь). Вместе с тем в самое последнее время, слава богу, появились исследования, выяснившие действительный ход и смысл тех событий X–XII веков, которые необоснованно истолковывались до сих пор как столкновения Киева и Константинополя.

Речь идет о походе Святослава в 968 году, об осаде и взятии Владимиром Святославичем византийского Херсонеса (Корсуня) в период официального принятия Русью христианства, о походе сына Ярослава Мудрого Владимира в Константинополь в 1043 году и, наконец, о вторжении в Византию в 1116 году войск, посланных Владимиром Мономахом. Подробно об этих событиях мы еще будем говорить; здесь же достаточно сообщить, что, как выяснено в новейших работах, все эти походы были направлены не против Византни как таковой, а против вполне определенных конкретных сил в Империи, боровшихся с той византийской властью, которую на Руси считали законной. Дело в том, что в истории Византии было множество внутренних конфликтов, жестоких войн за власть между теми или иными «претендентами». И когда (начиная с времен святой Ольги) Русь вошла в теснейший союз с Империей, она не раз достаточно весомо выступала с поддержкой какой-либо из борющихся за власть сторон, – о чем в последние годы со всей основательностью сказали Г. Г. Литаврин, А. Поппэ и другие исследователи русско-византийских отношений.

Но до начала правления святой Ольги русское войско действительно совершило агрессивные походы на Византию. О первом из них, состоявшемся в 860 году, при Аскольде, уже более или менее подробно говорилось. Сам по себе факт немедленно, в том же 860 году отправленного императором Михаилом III и патриархом Фотием посольства Кирилла и Мефодия к хазарскому кагану ясно говорит о том, кто был инициатором и организатором похода Руси. После поражения Аскольда был установлен мир с Византией, и в 866–867 годах определенная часть русских (и, возможно, сам Аскольд) крестилась. Но затем Хазарский каганат, очевидно, снова установил свое господство над южной и срединной Русью и превратил Аскольда в своего вассала, так как пришедший позднее с Севера (согласно летописи – в 882 году) Олег свергает Аскольда, заново освобождает часть русских племен от хазарской дани и непосредственно воюет с хазарами (по свидетельству Архангелогородского летописца).

Однако позднее, на рубеже 930—940-х годов, Русь снова потерпела поражение от Каганата (о чем еще будет сказано подробно). Один из наиболее выдающихся арабских географов и историков X века Масуди, который был близко знаком с ситуацией в Хазарском каганате, писал в 943 году: «Русы… служат в войске царя (хазарского. – В. К.) и являются его слугами» [369] . Это сообщение иногда истолковывают в том смысле, что речь идет только о «русах», находившихся тогда в столице Каганата, Итиле. Но виднейший исследователь арабских источников А. П. Ковалевский основательно писал, что в сообщении Масуди «имеется в виду вся область, на которую распространяется власть хазарского кагана. А в первой половине X в. власть эта простиралась до бассейнов рек Днепра (и, в частности, самого Киева. – В. К.) и Оки… аль-Масуди… имел в виду вообще восточных славян. Это подтверждается дальнейшим рассказом» [370] .