Загадка 37 года (сборник) - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 59

Вместе с тем, в резолюции содержались и принципиально новые положения. «VII всемирный конгресс Коммунистического интернационала, — провозглашала она, — предлагает ИККИ: а) перенести центр тяжести своей деятельности на выработку основных политических и тактических установок мирового рабочего движения, исходить при решении всех вопросов из конкретных условий и особенностей каждой страны и избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий; б) систематически помогать созданию и воспитанию кадров подлинных большевистских руководителей в коммунистических партиях, дабы партии могли на основе решений конгрессов Коммунистического интернационала и пленумов ИККИ при крупных поворотах событий быстро и самостоятельно находить правильное решение политических и тактических задач коммунистического движения».

Димитров, выступая со вторым основным докладом — «Наступление фашизма и задачи Коммунистического интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма», нарушил логику теоретических построений товарищей по Коминтерну. Он самокритично остановился на недооценке опасности фашизма и потому потребовал подлинного сплочения всех антифашистских сил. И тут же опроверг возможные подозрения, что это, мол, всего лишь маневр Коминтерна. От имени возможных оппонентов чисто риторически заявил: «Пусть коммунисты признают демократию, выступят на ее защиту, тогда мы готовы на единый фронт». И тут же сам ответил: «Мы сторонники советской демократии, демократии трудящихся, самой последовательной в мире демократии. Но мы защищаем и будем защищать в капиталистических странах каждую пядь буржуазных демократических свобод, на которые покушаются фашизм и буржуазная реакция, потому что это диктуется интересами классовой борьбы пролетариата».

Димитров не ограничился лишь этим, а пошел гораздо дальше, развивая такое необычное для коммуниста положение. «И если нас спросят, — сказал он, — стали ли мы на почве единого фронта только в борьбе за частичные требования или же мы готовы разделить ответственность даже тогда, когда речь будет идти о создании правительства на основе единого фронта, то мы скажем да, мы учитываем, что может наступить такое положение, когда создание правительства пролетарского единого фронта или антифашистского Народного фронта станет не только возможным, но и необходимым в интересах пролетариата, и мы в этом случае без всяких колебаний выступим за создание такого правительства».

Далее же, исходя из собственного положения о национальных путях развития, разобрал возможности создания Народных фронтов в различных странах. Как образец, достойный подражания, привел компартию Франции, которая «показывает всем секциям Коминтерна пример того, как нужно проводить тактику единого фронта». Обратился к социал-демократии Великобритании: «Мы готовы поддержать вашу борьбу за создание нового лейбористского правительства; несмотря на то, что оба прежних лейбористских правительства не выполнили обещаний, данных лейбористской партией рабочему классу». Более того, объявил о вполне возможной поддержке и социал-демократий, находящейся у власти — в Норвегии, Швеции, Дании, Бельгии, Чехословакии. «Мы не рассматриваем, — подчеркнул Димитров, — наличие социал-демократического правительства или правительства коалиции социал-демократической партии с буржуазными партиями как непреодолимое препятствие для установления единого фронта с социал-демократами в определенных вопросах. Мы считаем, что и в этом случае вполне возможен и необходим единый фронт».

Но такая программа действий оказалась слишком необычной для делегатов конгресса. Ведь она оказывалась не просто новым курсом, она ломала все привычные представления тех, кто знал только подполье, борьбу, тюрьмы, жертвенность. Мыслил категориями уличных боев, баррикад, забастовок, тайных складов оружия, нелегальных типографий. Тех, кто даже при всем желании никак не мог сразу вдруг, в одночасье отказаться от всего, чем жил раньше, и вступить в иную, незнакомую жизнь. Баллотироваться в парламент, становиться депутатом, речи произносить открыто, вполне законно, не боясь появления полиции. И не перед товарищами по борьбе, а перед некими безликими избирателями.

А потому все, о чем вдохновенно, ярко, горячо говорил тот, кто провел в застенках Моабита почти год, кто состязался в ходе Лейпцигского процесса со скамьи подсудимых не с кем-либо, а с наци номер два — Герингом, — так и осталось всего лишь текстом доклада.

Редакционная комиссия конгресса предельно выхолостила резолюцию по докладу Димитрова. Вполне сознательно внесла в нее только привычное для себя содержание, не несущее ничего нового: «Стремясь объединить под руководством пролетариата борьбу трудящегося крестьянства, городской мелкой буржуазии и трудящихся масс угнетенных национальностей, коммунисты должны добиваться создания широкого антифашистского Народного фронта на базе пролетарского единого фронта».

И все же одно, вроде бы совершенно частное положение, высказанное Димитровым — о поддержке в особых случаях социал-демократических правительств, что, безусловно, было вызвано необходимостью пусть и иносказательно, но подвести теоретическую базу под создававшийся Восточный пакт, неожиданно поддержал выступивший с третьим докладом Эрколи (Пальмиро Тольятти), генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии. Он, несмотря на совсем недавнее негативное отношение к Народному фронту, все же принял его идею. Активно участвовал вместе с Димитровым не только в подготовке конгресса, но и в разработке нового курса для Коминтерна. Сумел добиться, чтобы в резолюцию хотя бы по его докладу включили следующее положение: «Если какое-либо слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или нескольких крупных империалистических держав, которые захотят уничтожить его национальную независимость и национальное единство или произвести его раздел (здесь явно подразумевались Австрия и Чехословакия. — Ю. Ж.), то война национальной буржуазии такой страны для отпора этому нападению может принять характер освободительной войны, в которую рабочий класс и коммунисты этой страны не могут не вмешаться».

Разногласия, отчетливо проявившиеся в ходе VII конгресса Коминтерна, нашли свое выражение не только в содержании докладов, речей и выступлений, резолюций. Приняли они и откровенно личностный характер. Георгий Димитров, а также и Д.З. Мануильский — секретарь ИККИ и формальный глава делегации ВКП(б), отказались впредь работать совместно в руководящих органах Коминтерна с И.А. Пятницким, отказавшимся поддержать новую стратегию международного коммунистического движения. Сталин, оказавшись арбитром, поддержал, естественно, Димитрова и Мануильского. 10 августа, еще до закрытия конгресса, он провел через ПБ решение, предопределившее обязательный и незамедлительный «переход т. Пятницкого на другую работу». Как отмечалось выше, спустя неделю Сталину пришлось согласиться с назначением коминтерновца-ортодокса на должность заведующего политико-административным отделом ЦК. С введением, тем самым, Пятницкого во второй эшелон власти, несмотря на все разногласия по важнейшим вопросам — о проведении радикальной, политической реформы.

Тем временем начала, наконец — спустя четыре месяца после того, как была образована, — свою деятельность конституционная комиссия ЦИК СССР. 8 июля 1935 года центральные газеты страны опубликовали сообщение о прошедшем накануне ее первом протокольном заседании и о создании на нем двенадцати подкомиссий. О том, что их возглавили: И.В. Сталин — по общим вопросам и редакционную, В.М. Молотов — экономическую, В.Я. Чубарь — финансовую, Н.И. Бухарин — правовую, К.Б. Радек — по избирательной системе, А.Я. Вышинский — судебных органов, И.А. Акулов — центральных и местных органов власти, А.А. Жданов — народного образования, Л.М. Каганович — труда, К.Е. Ворошилов — обороны и М.М. Литвинов — внешних дел.

Однако самое существенное осталось за пределами газетной информации. Прежде всего, стенограмма, или хотя бы изложение доклада Сталина на заседании комиссии. Между тем, выступая в тот день, Иосиф Виссарионович неожиданно для всех продемонстрировал настойчивое стремление провести конституционную реформу в гораздо больших масштабах, нежели можно было судить по его же записке от 25 января. На сей раз предложил разделить существовавшую и закрепленную основным законом единую конструкцию власти, в силу этой своей сущности в называвшуюся советской, на две самостоятельные ветви — законодательную и исполнительную. Иными словами, демонтировать действовавшую семнадцать лет систему — от районных и городских советов до ЦИК СССР, и создать взамен ее принципиально иную, ничем не отличающуюся от традиционных, классических западноевропейских.