Карта времени - Пальма Феликс Х.. Страница 98

Дорогой Берти!

Если ты получил это письмо, значит, я оказался прав и в будущем люди смогут путешествовать во времени. Я понятия не имею, кто передаст тебе это послание, но будь уверен, это человек одной с тобой крови, и со мной тоже, потому что, как ты уже понял по почерку, я — это ты. Уэллс в будущем. В очень далеком будущем. Тебе следует переварить эту новость, прежде чем продолжать чтение письма. А так как я знаю, что полное сходство наших почерков еще не служит для тебя достаточно веским доказательством — ведь любой ловкач способен его подделать, — то я попробую убедить тебя в том, что мы с тобой — одно и то же лицо, описав нечто, известное только тебе и больше никому. Кто, кроме тебя, знает, что корзина, которая стоит на кухне, наполненная помидорами и перцем, — это вовсе не обычная корзина? Хватит с тебя, или я должен позволить себе бестактность, напомнив, что в годы брака с кузиной Изабеллой ты мастурбировал, воображая скульптуры из Хрустального дворца? Прости, что коснулся постыдного периода твоей жизни, но я уверен: ни об этом, ни о роли, которую выполняет корзина с помидорами, ты ни за что на свете не расскажешь в своей будущей автобиографии, а значит, ни один человек из будущего не сможет почерпнуть такие подробности из книги, чтобы начать тебя разыгрывать. Нет, Берти, я — это ты. Прими это как факт, иначе нет смысла продолжать чтение этого письма.

А сейчас я расскажу, как ты превратишься в меня. Когда завтра вы отправитесь к Маркусу, чтобы вручить ему рукописи, вас будет ожидать неприятный сюрприз. Все рассказанное пришельцем — сплошная ложь, правдой является лишь то, что он — большой почитатель ваших произведений. Поэтому он не сумеет скрыть улыбки, когда вы сами принесете ему столь драгоценные трофеи. Затем он отдаст приказ своему телохранителю, и тот выстрелит в бедного Джеймса. Ты уже и сам видел, какие раны наносит их оружие, поэтому не стану вдаваться в подробности, тебе легко вообразить, что костюм твой будет обрызган кровью и кусочками плоти несчастной жертвы. Потом, не дав вам времени опомниться, убийца снова выстрелит, на сей раз в Стокера. Затем он прицелится в тебя, но Маркус остановит его мягким движением руки. Дело в том, что он тебя слишком почитает, чтобы позволить умертвить, не изложив причины. В конце концов, ты автор «Машины времени» — романа, который породил моду на путешествия во времени. Так что он как минимум обязан дать тебе объяснения, открыть правду, пусть даже только для того, чтобы лишний раз послушать самого себя, собственный рассказ о том, как ему удалось одурачить вас троих. И тогда он признается, расхаживая своими смешными шажками по холлу, что на самом деле никакой он не смотритель времени и никогда не бывал в Библиотеке правды.

Маркус — эксцентричный миллионер, из тех редких людей, что разъезжают по всему миру, потакая своим капризам. Но наступил момент, когда государство учредило Департамент времени, и Маркус попал в число объектов его внимания. Вернее, стал объектом изучения, но это не принесло ему каких-то особенных неприятностей, если не считать необходимости тесно общаться с людьми разных классов и сословий. Хотя и такое можно стерпеть, когда взамен ты получаешь информацию о причинах твоей болезни — так, между прочим, сам он стал воспринимать свой дар после пары временных перемещений. И особенно если откроешь, какие возможности он перед тобой открывает. Когда Департамент был ликвидирован, Маркус вознамерился усовершенствовать свои способности, которыми уже научился управлять с завидным мастерством, занимаясь межвременным туризмом. Сперва он странствовал по прошлому как ему заблагорассудится, без всякого плана перескакивая из века в век, но наконец ему наскучило присутствовать при исторических морских сражениях, сжигать на костре ведьм и оставлять свое семя в лоне гетер и египетских рабынь. И тут ему пришло в голову, что, используя этот дар, он может утолить свою страсть к собиранию редких книг. Маркус хранил у себя в особняке огромную библиотеку, где имелись настоящие сокровища — инкунабулы и первые издания, но ни с того ни с сего собственная коллекция вдруг показалась ему смехотворной и лишенной истинной ценности. Что толку обладать первым изданием «Паломничества Чайльд-Гарольда» лорда Байрона, если глаза твои, в конце концов, скользят по тем же строкам, какие доступны всякому и каждому? Совсем другое дело — держать в руках единственный экземпляр какого-нибудь произведения, единственный в мире, как если бы английский поэт сочинил его с целью подарить специально тебе. И теперь Маркус вполне мог осуществить нечто подобное. Если он, переместившись в прошлое, украдет рукопись одного из своих любимых писателей, прежде чем тот успеет опубликовать произведение, а потом убьет его, можно будет собрать совсем особую библиотеку — из текстов, которые остальному миру никогда не будут известны. А то, что придется прикончить кучку писателей, чтобы иметь в своей библиотеке личную историю литературы, также не представляло для него ни малейшей проблемы, поскольку Маркус всегда относился к любимым романам так, словно они возникли сами по себе, вне всякой связи с конкретными авторами, потому что те были людьми, а все люди, как правило, омерзительны. Кроме того, он уже давно забыл, что такое угрызения совести, ведь свое состояние он нажил, прибегая к способам, которые, согласно общепринятым моральным нормам, считаются преступными. Однако ему не было нужды оглядываться на чужую мораль — он уже давно сотворил себе собственную. Иначе он никогда не смог бы, скажем, избавиться от отчима, которого отравил, как только тот составил завещание в пользу матери Маркуса. И последний каждое воскресенье непременно носил на его могилу цветы. В конце концов, именно ему он был обязан тем, чем стал. Хотя огромное состояние, унаследованное от этого грубого и бездушного человека, не шло ни в какое сравнение с наследством, полученным от настоящего отца: с тем драгоценным геном, который позволял Маркусу путешествовать во времени. Тогда-то он и стал мечтать об уникальной библиотеке, где будут соседствовать рукописи «Острова сокровищ», «Илиады», «Франкенштейна» и трех романов самого его любимого автора, Мелвина Аарона Фроста. Он взял в руки «Дракулу» Фроста и внимательно изучил фотографию писателя. Да, вот этот тщедушный человечек, чьи глаза свидетельствовали, что душа его была изъедена пороками и слабостями, станет первым в длинном списке писателей, погибших при странных обстоятельствах. А цепочка таких преждевременных смертей поможет Маркусу собрать свою библиотеку-призрак.

С этой целью он и прибыл в нашу эпоху, прихватив с собой двух подручных. Всего через несколько месяцев Фросту предстояло стать знаменитым. Надо было отыскать его, убедиться, что он еще не успел передать рукописи издателю, и, если это так, силой отнять у него то, что единственно отличало Фроста от прочих ничтожных людишек, позоривших своим существованием землю. Потом Маркус уничтожит его, подстроив какой-нибудь несчастный случай. Но, к своему немалому удивлению, Маркус не нашел и следа этого самого Фроста. Как ни странно, никто, по всей видимости, не знал его. Того словно бы и не существовало. Откуда Маркусу было знать, что Фрост, как и он сам, был пришельцем из будущего и известность он обретет, только завладев рукописями трех замечательных произведений? Но Маркус не собирался отступать от задуманного. Он выбрал Фроста, чтобы начать с него жестокую охоту на писателей, и найдет его во что бы то ни стало. Единственный способ выманить Фроста из укрытия, который пришел Маркусу в голову, — это лишить жизни трех человек и написать на месте преступления начальные фразы из трех выбранных произведений — соответствующие книги он прихватил с собой из будущего. Казалось, Фрост не мог не клюнуть на такую приманку. Тексты, как и рассчитывал Маркус, попали на страницы газет. Но Фрост так и не появился, словно все это не имело к нему никакого касательства.

Маркус, чувствуя попеременно то бешенство, то отчаяние, день и ночь караулил его вместе со своими подручными в местах, где были совершены убийства, но безрезультатно. Зато внимание его привлек к себе некий человек, стоявший в толпе любопытных неподалеку от тела третьей жертвы. Это был вовсе не Фрост, однако внешность незнакомца пробудила в Маркусе схожие эмоции. Маркус глазел, как и все остальные, на труп миссис Эллис, которую сам же несколькими часами раньше лишил жизни и оставил сидеть, прислонив спиной к стене. Потом он перевел взгляд на инспектора Скотленд-Ярда, стоявшего рядом с жертвой. Инспектор был совсем молоденький и, казалось, изо всех сил боролся с приступом дурноты. Затем на глаза Маркусу попался мужчина средних лет, находившийся справа от него. Все в его облике выдавало типичного представителя своего времени: элегантный синий костюм, цилиндр, монокль и трубка во рту — и очень напоминало тщательно продуманный карнавальный костюм. Но тут Маркус увидел книгу, которую незнакомец держал в руке, — «Поворот винта» Мелвина Фроста, повесть, пока еще не увидевшую свет. Как она попал к нему? Выходило, что рядом с ним стоял еще один путешественник во времени. Маркус краем глаза наблюдал, как мужчина сравнивал первые строки книги с текстом, написанным на стене, как он нахмурился, убедившись, что все совпадало слово в слово.

Незнакомец спрятал книгу в карман и зашагал прочь. Маркус решил последовать за ним. Не заметив этого, мужчина привел его к дому на Беркли-стрит, который выглядел необитаемым. С опаской осмотревшись по сторонам, он вошел в дверь. Маркус со своими людьми тотчас ворвались туда же. Всего нескольких крепких ударов хватило, чтобы незнакомец признался, что действительно владеет пока еще не опубликованной книгой. Тут-то Маркус и услышал рассказ про Библиотеку правды и про все прочее. Итак, Маркус прибыл в твое время, чтобы убить своего любимого писателя и стать его единственным читателем, а открыл для себя много такого, с чем ему вроде бы было не просто сладить. Мужчину, которому они изрядно подпортили лицо, звали Огюст Драпе, и он на самом деле был библиотекарем, отвечающим за XIX век. Он явился сюда, чтобы исправить беспорядок, который пришелец по фамилии Фрост устроил в ткани времени, убив трех писателей — Брэма Стокера, Генри Джеймса и Герберта Джорджа Уэллса и напечатав их сочинения под своим именем. Маркуса страшно удивило, что Мелвин Фрост не был подлинным автором этих замечательных сочинений, а упомянутые библиотекарем писатели, хотя они в реальности Маркуса и погибли, едва успев прославиться, в их собственном оригинальном мире еще будут продолжать и продолжать писать. Маркус почти так же удивился, узнав, что Джек Потрошитель на самом деле так и не был схвачен. Он почувствовал себя оскорбленным — в метафизическом, понятно, смысле: оказывается, он всего лишь скакал по параллельным мирам в ритме, навязанном ему другими путешественниками во времени, но те-то не ограничивались оргиями с египетскими рабынями. Однако Маркус решил не думать сейчас об этом, а сосредоточить внимание на показаниях пленника. Тот собирался исправить положение, предупредив трех писателей о том, что им грозит. Для этого он хотел подсунуть в почтовый ящик каждому из них соответствующую книгу, напечатанную под именем Мелвина Фроста, а также карту, где будет указано место встречи с ним, библиотекарем. Он уже готов был приступить к исполнению своего плана, когда в газетах появились сообщения о необычных убийствах. Это заставило его отправиться туда, где обнаружили третий труп. О том, что было с ним дальше, нетрудно догадаться: Маркус без колебаний убил его и решил встретиться с вами, выдав себя за смотрителя времени.

Я рассказал тебе, что произошло на самом деле, и если ты как следует поразмыслишь над этим, то найдешь объяснение многим вещам. Разве не кажется тебе странным, что Маркус установил с вами связь столь рискованным образом: убив трех человек и подняв на ноги всю лондонскую полицию. Кстати сказать, я очень сомневаюсь, что жертвам его было так или иначе суждено умереть в ближайшие дни. Хотя не имеет никакого значения то, что тебе кажется сейчас, если ни о чем похожем ты не подумал в тот миг, когда как раз и следовало бы подумать. Ты не так умен, как сам считаешь, дорогой Берти. И знал бы ты, как мне больно говорить тебе об этом.

Так на чем мы остановились? Ах да! Ты выслушаешь объяснения Маркуса, не сводя глаз с нацеленного на тебя оружия, чувствуя, как сердце все быстрее колотится в груди, как пот течет по спине и как у тебя даже начинает странным образом кружиться голова. Думаю, выстрели они в тебя столь же неожиданно, как в Стокера и Джеймса, ты бы умер, и все. Но долгие объяснения Маркуса позволили тебе освоиться с ситуацией — назовем это так. В результате, когда Маркус замолк и его подручный сделал шаг вперед и прицелился в самую середину твоей груди, все накопившееся у тебя внутри напряжение выплеснулось наружу — и яркая вспышка осветила мир. На какую-то долю секунды ты ощутил свободу от собственного веса, от собственной плоти — она показалась тебе лишь ничтожной оболочкой, вместилищем болезней и пустых удовольствий. И ты почувствовал себя сотканным из воздуха. Но уже в следующий миг вновь обрел прежнюю тяжесть и закрепился в мире, как якорь, упавший на дно. К тебе вернулось ощущение твоего тела — и это принесло облегчение, но одновременно породило тоску по тому бестелесному существованию, которое мимолетно тебя посетило. Внезапно ты испытал мучительные приступы рвоты. Потом, немного придя в себя, поднял голову, так и не поняв, выстрелил уже человек Маркуса или забавляется зрелищем твоих мук и потому отсрочил казнь. Но ты не увидел направленного на тебя оружия. Вокруг вообще никого не было — ни Маркуса, ни его подручных, ни Стокера с Джеймсом. Ты стоял один в темном холле, откуда исчезли даже канделябры. Словно все предыдущее тебе только приснилось. Но как такое могло произойти? Я отвечу тебе, Берти: просто-напросто ты уже был не ты. Ты превратился в меня.

А теперь, если позволишь, я продолжу рассказ от первого лица. Поначалу я не понял, что случилось. Несколько минут стоял в холле, дрожа от страха и прислушиваясь, но кругом царила полная тишина. Казалось, дом опустел. Вскоре я рискнул выйти на улицу, которая тоже была безлюдной. Я пребывал в полнейшем смятении, однако в одном не сомневался: испытанные мною ощущения были слишком реальными, чтобы счесть их частью сновидения. Что же такое со мной было? И тут меня что-то кольнуло. Дрожащими руками я схватил газету, кем-то выброшенную в урну, и ошарашенно уставился на дату: мои подозрения подтвердились, и болезненные ощущения, испытанные мной, свидетельствовали лишь о том, что я совершил прыжок во времени. В это было невозможно поверить, но я попал в 7 ноября 1888 года, то есть перенесся на восемь лет назад!

Несколько минут я простоял как вкопанный посреди пустой площади, пытаясь осознать случившееся, но времени на раздумья у меня оказалось маловато, поскольку мне тотчас пришло на ум, что сегодняшняя дата потому и казалась мне знакомой, что именно в этот день Джек Потрошитель убил в Уайтчепеле любовницу юного Харрингтона, после чего был задержан Комитетом бдительности, наведенным на след убийцы пришельцем… Неужели этим пришельцем был я? Не берусь утверждать, но все указывало на то. Кто еще, кроме меня, мог знать о предстоящих ночных событиях? Я бросил взгляд на часы. До преступления оставалось не более получаса. Надо было спешить. Я кинулся искать кэб, а когда нашел, велел извозчику как можно быстрее мчаться в Уайтчепел. Пока мы пересекали Лондон, у меня в голове крутился один вопрос: неужели это я изменил ход Истории, сделав так, что мир покинул дорогу, по которой двигался вперед, и свернул на непредвиденную тропу, обозначенную синей веревкой, и стал все дальше удаляться от белой веревки, как нам объяснил Маркус? А если да, то действовал я по собственной воле или просто потому, что так было предначертано, поскольку я уже совершил сей шаг?

Как ты можешь себе вообразить, я прибыл в Уайтчепел в страшном волнении и, честно сказать, не знал, что делать. Во всяком случае, точно не собирался бежать на Дорсет-стрит, чтобы вступить в борьбу с кровавым чудовищем, — если во мне и есть что-то от доброго самаритянина, то до известных пределов. Итак, я влетел в первый попавшийся паб с криком, что только что видел в Миллерс-корт Джека Потрошителя. Я сделал первое, что пришло мне в голову, и, думаю, поступил правильно. Рядом со мной тотчас вырос здоровенный светловолосый мужчина по имени Джордж Ласк, который, вывернув мне руку и прижав меня лицом к стойке, заявил, что сейчас же отправится проверить мои слова, но если я соврал, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Затем он созвал своих людей, и они без особой спешки двинулись в сторону Дорсет-стрит. Я подошел к дверям паба, потирая руку и проклиная этого мерзавца, которому теперь достанется вся слава. Но тут в толпе, заполнявшей улицу, я увидел нечто, меня испугавшее. Я увидел юного Харрингтона. Бледный как привидение, он брел, не замечая ничего вокруг, бормотал что-то бессвязное и нервно тряс головой. Было понятно, что он только что обнаружил изуродованное тело своей возлюбленной. Я хотел было подойти к нему и утешить, даже сделал несколько шагов в его сторону, но тотчас остановился, вспомнив, что, насколько мне известно, в прошлом я ничего подобного не делал, поэтому я лишь проследил за ним глазами, пока он не скрылся в конце улицы. Повести себя иначе я не мог: приходилось следовать сценарию, ведь любая импровизация с моей стороны повлекла бы за собой нежелательные изменения в ткани времени.

И тут я услышал за спиной знакомый голос, единственный в своем роде шелковистый голос: «Не могу поверить глазам своим: неужели это вы, мистер Уэллс?» Маркус стоял, прислонившись к стене, со своим ружьем в руке. Я смотрел на него так, словно он привиделся мне во сне. «Итак, сердце не обмануло меня, и я правильно угадал то единственное место, где могу встретить вас: вы тот самый пришелец, который навел Комитет бдительности на след Джека Потрошителя и тем самым изменил все. Кто бы мог подумать, мистер Уэллс? Хотя есть у меня подозрение, что на самом деле вас зовут иначе. Думаю, настоящий Уэллс уже лежит где-нибудь мертвый. Но, кажется, я понемногу начинаю привыкать к этому балу-маскараду, в который путешественники во времени превратили прошлое. Хотя, честно сказать, мне совершенно безразлично, кто вы такой, я все равно убью вас». Он улыбнулся и очень медленно навел на меня ружье, словно ему было некуда спешить и он хотел растянуть приятный момент.

Но я вовсе не собирался смирно стоять, дожидаясь, пока тепловой луч пронзит меня насквозь. Я развернулся и со всех ног бросился наутек, стараясь двигаться зигзагами. В тот же миг раскаленный луч пролетел над моей головой, опалив мне волосы, и я услышал смех Маркуса. Видимо, он решил поразвлечься, прежде чем убьет меня. Я продолжал бежать, изо всех сил борясь за жизнь, и в голове моей с быстротой молнии раскручивался самонадеянный план. Я слышал за спиной твердые шаги Маркуса, который откровенно наслаждался преследованием. К счастью, выбранная мной улица оказалась совершенно пустынной, так что никто посторонний не мог пострадать в ходе нашей с ним опасной игры. Тут новый тепловой луч сверкнул справа от меня и разрушил часть стены, затем еще один прорезал воздух слева и срезал фонарь. В этот самый миг я заметил экипаж, выехавший из боковой улицы, и из последних сил рванул вперед — ему наперерез. И тут же услышал грохот за спиной и понял, что Маркус без колебаний выстрелил в экипаж, перегородивший ему дорогу. Я увидел, как над моей головой взлетела охваченная пламенем лошадь и как она рухнула на землю в нескольких метрах передо мной. Я обогнул обуглившееся животное и свернул на другую улицу. И тотчас в свете фонаря на стену ближайшего дома упала длинная тень Маркуса. Он остановился и поднял ружье, ему явно наскучило играть со мной в кошки-мышки. Через пару секунд я умру, сказал я себе, не замедляя бега.

И в тот же миг почувствовал уже знакомое головокружение. Почва ушла у меня из-под ног, но уже в следующую секунду я опять стоял на твердой земле и в глаза мне бил солнечный свет. Я перестал бежать и сжал зубы, чтобы меня не вывернуло наизнанку, потом несколько раз моргнул, восстанавливая ясность зрения. И сделал это весьма вовремя, чтобы заметить, как огромная металлическая машина мчится прямо на меня. Я резко дернулся в сторону, упал и сколько-то метров катился по земле. Приподняв голову, я наблюдал, как чудовище следует своим путем, а люди, по всей видимости скрывавшиеся внутри, что-то кричали и обзывали меня пьяницей. Но этот грохочущий механизм не был здесь единственным. Всю улицу заполонили такие же машины, похожие на железных бизонов, в панике мчащихся кто куда. Я встал на ноги и с удивлением осмотрелся по сторонам. К счастью, Маркуса нигде не было видно. Я поднял с ближайшей скамейки газету, чтобы посмотреть, куда на сей раз меня занесло, и обнаружил, что нахожусь в 1938 году. Судя по всему, я постепенно набирался сноровки: теперь мне удалось переместиться вперед аж на сорок лет.

Я покинул Уайтчепел и, с изумлением глазея по сторонам, зашагал по этому странному Лондону. Например, дом номер пятьдесят по Беркли-сквер ныне превратился в книжный магазин, где торговали старыми книгами. Все стало иным, хотя, к моей радости, я еще многое мог узнать. Несколько часов я бродил по улицам, рассматривая ужасные автомобили — их не тянули лошади и не толкал вперед пар, чье царство, вопреки убеждениям твоей эпохи, оказалось весьма призрачным. На мне время не отразилось, но для мира эти сорок лет не прошли даром. Я наблюдал повсюду сотни изобретений, множество машин, которые свидетельствовали о неисчерпаемости человеческой фантазии, хотя в конце твоего века директор Национального патентного бюро подал президенту страны докладную записку, где предлагал закрыть бюро, так как, по его мнению, все, что можно было изобрести, уже изобретено.

Наконец я решил сесть на скамейку в каком-то парке, чтобы спокойно обдумать то, что со мной в последнее время случилось. Итак, я способен перемещаться во времени. Но в какое будущее я попал — в то ли, о котором нам рассказывал Маркус? Существует ли здесь соответствующий Департамент и могу ли я туда обратиться? Вряд ли. Я ведь одолел расстояние всего в сорок лет, не более того. Если в данной эпохе имеются и другие пришельцы, они должны чувствовать себя столь же одинокими и беззащитными, как я. И тут я задался вопросом, смогу ли вновь заставить действовать свой мозг, чтобы вернуться в прошлое, в твое время, и предупредить тебя о том, что должно произойти. Но после нескольких попыток сделать это я смирился с неудачей. И понял, что попал в будущее, как в ловушку. Но я был жив, не погиб от теплового луча, и вряд ли Маркус отыщет меня здесь. Надо радоваться и этому.

И действовать соответственно. Побыстрее узнать, что произошло в мире, но в первую очередь попытаться проследить судьбу Джейн и знакомых мне людей. Я направился в библиотеку, несколько часов подряд рылся в газетах и получил в общих чертах представление о мире, в который попал. С большим огорчением я убедился, что люди с тупым упрямством приближались к мировой войне; мало того, не так давно человечество уже пережило одну такую войну, залившую кровью чуть ли не половину Земли и унесшую жизни восьми миллионов. Но это мало чему научило обитателей планеты, и ситуация снова была настолько шаткой, что приходилось ожидать самого худшего. Я вспомнил заголовки некоторых статей, висевших на карте времени, и понял, что предотвратить вторую войну не удастся, поскольку речь шла о такой ошибке прошлого, с которой люди будущего предпочли смириться. Оставалось только ждать начала ужасной бойни и по возможности спасать свою шкуру.

А еще я прочел статью, которая одновременно и смутила и огорчила меня. Речь в ней шла о двадцать пятой годовщине со дня смерти писателей Брэма Стокера и Генри Джеймса — они погибли, встретившись с привидением в доме пятьдесят на Беркли-сквер. В ту же ночь произошло еще одно трагическое для литературного мира событие: Г.-Дж. Уэллс, автор «Машины времени», таинственным образом исчез, и никогда больше никто о нем не слышал. А вдруг он отправился в путешествие на придуманной им машине? — не без ехидства спрашивал репортер, не подозревая, насколько его шутка была близка к истине. В статье тебя называли основателем научно-фантастической литературы. Так и слышу, как ты спрашиваешь: «А что это такое, черт побери?» Представь себе, этот термин заменит «научный роман», и придумает его в 1926 году некий Хьюго Гернсбек, он вынес определение на обложку основанного им журнала «Удивительные истории» — первого издания, целиком посвященного сочинениям в этом жанре. Кажется, там были перепечатаны многие из тех рассказов, что ты писал для Льюиса Хинда, а также рассказы американца Эдгара Аллана По и, разумеется, Жюля Верна, который оспаривал у тебя титул отца нового направления. Как и предрекал инспектор Гарретт, романы, посвященные будущему, дали начало отдельному жанру, и не последнюю роль в этом сыграл он сам, разоблачив величайшую аферу XIX века — фирму «Путешествия во времени Мюррея». После этого будущее опять превратилось в бесхозную территорию, которую каждый писатель мог обустраивать по своему капризу и разумению, в terra incognita, [19] неведомые просторы, подобные тем, что отмечались на старинных мореходных картах, где, согласно легендам, обитали чудовища.

Прочитав все это, я с испугом осознал, что мое исчезновение развязало цепочку роковых событий: без моей помощи Гарретт не смог поймать Маркуса и собирался отправиться в 2000 год, чтобы арестовать капитана Шеклтона. В итоге он разоблачил Мюррея, и тот оказался в тюрьме. Я тотчас подумал про Джейн и пролистал сотни газет и журналов, боясь натолкнуться на сообщение, что «вдова» писателя Г.-Дж. Уэллса погибла в результате несчастного случая — упав с велосипеда. Но Джейн не умерла, она продолжала жить после таинственного исчезновения мужа. И это означало, что Гиллиам Мюррей не исполнил своей угрозы. Может, он просто хотел таким образом заставить меня работать на него? Скорее всего. А может, не успел привести угрозу в исполнение, так как зря потерял время, разыскивая меня по всему Лондону, чтобы призвать к ответу: когда, черт возьми, я наконец найду злодея, убившего невиданным оружием трех человек? Но ни он, ни его подручные не напали на мой след. Им ведь не пришло в голову заглянуть в 1938 год. Так или иначе, но Мюррей попал в тюрьму, а моя жена осталась жива.

Благодаря газетам я восстановил основные вехи ее жизни после моего внезапного и странного исчезновения. Джейн ждала меня в нашем доме в Уокинге почти пять лет, но потом терпение ее иссякло. Она вернулась в Лондон и там вышла замуж за известного адвоката, Дугласа Эванса. У них родилась дочь, которую они назвали Сельмой. Я даже наткнулся на фотографию Джейн: милая старушка улыбалась все той же улыбкой, в которую я когда-то влюбился, прогуливаясь с ее обладательницей по Кинг-Кросс. Мне тотчас захотелось встретиться с ней, но мой порыв был явно неосмотрительным. Что бы я ей сказал? Мое неожиданное появление внесло бы совершенно ненужный переполох в ее спокойное существование. Иными словами, с самого момента моего исчезновения я больше не видел прелестной женщины, которая теперь спит рядом с тобой. Возможно, мое признание заставит тебя, как только ты дочитаешь письмо до конца, разбудить ее нежными ласками. Но тут уж ты поступай как знаешь! Я в твою личную жизнь вмешиваться не намерен. Впрочем, главным в тот миг, как я считал, было побыстрее убраться из Лондона — и не только из страха, что я могу встретиться с ней или с кем-то из своих друзей, которые вмиг узнают меня, поскольку внешне я ничуть не переменился. Нет, мне надо было спасаться, ведь Маркус вполне мог прочесывать век за веком в надежде разделаться со мной.

Я изменил свой внешний вид, отрастив густую бороду, и выбрал прелестный средневековый город Норидж в качестве места жительства, чтобы без лишнего шума начать там новую жизнь. Благодаря тем навыкам, которые ты в юности обрел, работая у мистера Коуэпа, я поступил на службу в аптеку и в течение целого года с утра до ночи отпускал мази и микстуры, а ночами, растянувшись в постели, слушал новости, следя за тем, как медленно надвигается война, которой суждено раз и навсегда изменить мир. Короче говоря, по собственной воле я вел серую и бессмысленную жизнь — именно такую, какой всегда так боялся и о какой упрямо мечтала для меня матушка. Я страшился писать, чтобы не привлечь к себе внимания Маркуса. Я был писателем, обреченным жить так, словно я лишен всякого таланта, способного облагородить окружающий мир. Можешь ли ты вообразить большую муку? Я — нет. Порой меня даже одолевали сомнения: а стоит ли держаться за такую жизнь? К счастью, нашлась женщина, которая помогла мне. Ее звали Алисой, и она была прелестна. Однажды утром она зашла в аптеку, чтобы купить пачку аспирина — препарата ацетилсалициловой кислоты, который стала производить некая немецкая фирма, прежде занимавшаяся красителями, — и унесла мое сердце, завернув его в тонкую бумагу.

Любовь вспыхнула между нами невероятно быстро, и случилось это еще до начала войны. Поэтому нам с Алисой теперь было что терять. К счастью, основные события развивались далеко от нашего г