Дарт Плэгас - Лусено Джеймс. Страница 35

– Он не посмеет! – рычал он. – У него нет права! Я не допущу этого!

Ярость Палпатина волнами обдавала Плэгаса. Лесные цветы по обеим сторонам тропинки закрывали свои бутоны, насекомые-опылители встревоженно жужжали. 11-4Д покачивался, будто захваченный мощным электромагнитом. «Кто же настоящие родители этого юноши? – спросил себя Плэгас. – Они и впрямь из плоти и крови? Его будто породила на свет сама стихия. Неужели Сила настолько велика в нем, что столько лет скрывала сама себя?»

Палпатин внезапно застыл и вихрем развернулся к Плэгасу:

– Вы должны мне помочь!

– Но как? – удивился тот. – Он же твой отец.

– Посоветуйте, что мне делать! Скажите, как бы вы поступили на моем месте!

Плэгас опустил на плечо Палпатина ладонь, и они медленно продолжили прогулку.

– Можно обратить инцидент себе на пользу. Освободиться от родительской опеки.

Палпатин нахмурился:

– На Набу так не делается. Пока мне не стукнуло двадцать один, я в отцовской власти.

– Законы Набу меня не слишком интересуют, а значит, не должны интересовать и тебя. Я говорю об истинной свободе. Отказавшись от имени, ты начал свое перерождение – и ты должен его закончить.

– То есть не подчиниться отцу?

– Если это самое большее, на что ты готов пойти. И без единой мысли о последствиях.

– Но я хотел…

– Неуверенность – первый шаг к самостоятельности, – сказал Плэгас. – За ней придет и мужество.

Палпатин встряхнул головой, словно пытался прояснить мысли:

– И что я буду делать тогда?

– А что бы ты хотел делать, Палпатин? Если бы это зависело только от тебя.

Юноша помедлил:

– Я не хочу жить той жизнью, какой живут обычные существа.

Плэгас внимательно посмотрел на него:

– Ты считаешь себя исключительным?

Палпатин смутился:

– Я только хочу, чтобы моя жизнь была исключительной.

– Не извиняйся за свои желания. Исключительной в чем?

Палпатин отвел взгляд.

– Зачем сдерживаться? – спросил Плэгас. – Если хочешь мечтать – мечтай по-крупному. – Помолчав, он добавил: – Ты говорил, что политика тебя не интересует. Это так?

Юноша сжал губы:

– Не совсем.

Плэгас застыл на середине пути:

– И как далеко простирается твой интерес? К какой должности ты стремишься? Республиканского сенатора? Монарха Набу? Верховного канцлера Республики?

Палпатин украдкой посмотрел на мууна:

– Вы разочаруетесь во мне, если я скажу.

– А теперь ты недооцениваешь меня – как недооценивал своего отца.

Палпатин набрал в грудь побольше воздуха:

– Я хочу стать силой, несущей перемены. – Его взгляд стал жестче. – Я хочу править.

«Вот оно! – мысленно вскричал Плэгас. – Наконец-то он признал! И кому, как не человеку, носить маску власти, пока бессмертный владыка ситов правит из-за кулис?»

– А если не выйдет? Если не править – что тогда?

Палпатин стиснул зубы:

– Или власть, или ничего.

Плэгас улыбнулся:

– Предположим, я готов помочь тебе ее обрести.

Потеряв дар речи, Палпатин уставился на него. Он смог сказать только:

– Что же вы попросите взамен?

– Лишь одного: чтобы ты был неотступен в своем стремлении освободиться. Чтобы воплощал в жизнь свои амбиции, делая для этого все, что необходимо. Чтобы был готов рискнуть своим сомнительным благополучием и понимал, к каким последствиям это приведет.

Не дойдя до охотничьего домика, Плэгас свернул в сторону пышно растущего сада и увлек спутника в небольшую беседку.

– Я расскажу тебе кое-что о своем прошлом, – начал он. – Я родился и вырос не на Муунилинсте, а на планете, именуемой Майгито, и матерью моей была не супруга моего отца, а его вторичная жена – как это принято называть у муунов. Лишь когда я достиг совершеннолетия, отец вернулся на Муунилинст, и я получил первое представление о планете, давшей начало моему народу. Из-за строгих демографических законов Муунилинста лишь тем муунам, у которых достаточно влияния, – таким, как мой отец, – позволялось привозить домой отпрыска, родившегося на другой планете – не говоря уже о бастарде. Другие члены семьи считали меня чужаком: в их представлении, я не обладал законными правами и светскими манерами, присущими уроженцам Муунилинста. Ибо если и есть что-то, что мууны презирают больше, чем мотовство, так это несоответствие установленным порядкам – а у меня таких несоответствий было в избытке.

Мои расчудесные братья и сестры были прямо-таки образцом для подражания: узколобые, до неприличия расчетливые, с непомерным самомнением, идентичным взглядом на любой вопрос и любовью к сплетням … Меня по-настоящему бесила перспектива унижаться перед этой кликой недалеких эгоистов. К их досаде, они были вынуждены признать, что я – полноценный член клана и обладаю теми же правами на обширное наследство моего отца, что и все остальные. Но, как это бывает с членами любого избранного общества, я должен был доказать, что достоин своего положения, готовя успешные финансовые прогнозы и предоставляя их на суд правящей верхушки.

Я прошел все проверки и испытания, но вскоре мой отец слег от тяжелой болезни. Когда он был на смертном одре, я спросил его, как мне разрешить мои затруднения, и он ответил, что я должен делать все, что необходимо, ибо на кону стоит моя собственная жизнь. Он сказал, что тех, кто слабее умом, нужно наставить на путь истинный – или наказать по справедливости – и что я должен любой ценой защитить свои интересы – ради себя самого, своего народа и жизни в целом.

Переведя дыхание, Плэгас продолжил:

– Причиной его преждевременной смерти оказалось редкое генетическое отклонение, затронувшее его третье сердце. Симптомы этой наследственной болезни нашли у всех его потомков, кроме меня – ибо я был рожден другой матерью. Испугавшись скорой кончины, мои братья и сестры предложили колоссальные деньги любому ученому-генетику, который сможет их спасти, и наконец один такой явился пред их очи, утверждая, что знает нужное лекарство. Все они, включая мою клановую мать, прошли курс лечения и пребывали в полной уверенности, что им удалось избежать семейного проклятья и скоро можно будет сделать то, о чем они так долго мечтали: окончательно и бесповоротно изгнать меня из семьи.

Его взгляд ожесточился.

– Они даже не подозревали, что это я нанял генетика и что его методы лечения были такими же липовыми, как и его рекомендации. И вот они начали умирать – один за другим, а я втайне злорадствовал, по временам развлекая себя тем, что убивался притворным горем на их похоронах и изображал безразличие, когда их несметные богатства переходили ко мне. В конечном счете я пережил их всех – и унаследовал все.

Закончив рассказ, Плэгас вытянулся в полный рост и сложил тонкие руки на груди. Взгляд Палпатина уткнулся в деревянный пол беседки. До уха Плэгаса донеслось тихое жужжание фоторецепторов 11-4Д, которые фокусировались на юноше.

– Ты считаешь меня чудовищем, – сказал он, нарушив затянувшееся молчание.

Подняв голову, Палпатин произнес:

– Вы недооцениваете меня, магистр.

* * *

В космопорту Ханны царила суматоха: один за другим взлетали корабли, спешившие вернуть участников молодежной программы на их родные далекие планеты. В главном пассажирском салоне набуанского звездолета «Джафан III» Палпатин и юный практикант из Керена делились впечатлениями о событиях прошедшей недели. Близкие к тому, чтобы стать хорошими друзьями, несмотря на политические разногласия, они были погружены в обсуждение предстоящих выборов на Набу, когда стюард прервал их беседу, объявив, что Палпатину следует немедленно вернуться в терминал космопорта. Стюард не знал, по какой причине и кто именно хочет его видеть, но едва зайдя в телетрап, юноша тут же узнал суровый, безжалостный взгляд одного из охранников, недавно нанятых отцом.

– Палпатин не вернется на борт, – сообщил охранник стюарду.