Приют - Макграт Патрик. Страница 21

Я откровенно удивился этому проявлению наивности. Неужели она была так слепа и не видела опасности, которой подвергалась? Неужели жизнь среди психиатров ничему ее не научила?

Глава шестая

Стелла была в огороде. Впоследствии она сказала мне, что ходила туда, когда ее мучила тоска по первым дням их романа. Там были уже заметны первые признаки осени: послеполуденные тени стали длиннее, краски увядания насыщеннее. В воздухе ощущалась свежесть, напоминающая о палой листве, холодных ночах, густой росе, блестящей поутру в паутине на деревьях. В саду снова работали пациенты, опять под наблюдением Джона Арчера. Они подметали, расчищали, жгли, обрезали ветви, готовили сад к зиме. Стелла сидела на скамье возле оранжереи. Незнакомый ей пациент вез груженую тележку к костру, тлевшему на расчищенном участке вдали. От костра поднимался неприятно пахнущий дым, создавая марево. У Стеллы было ощущение завершения, конца. Урожай яблок выдался хорошим, упавшие плоды начинали гнить в траве, их надо было бы собирать для сидра. Но Стелла предпочитала сидеть и вспоминать события ушедшего лета. До чего безрассудно они вели себя, если учесть, что не могли заглянуть вперед. Сейчас, когда перед ней замаячила перспектива дальнейших отношений с Эдгаром, она видела, что удержаться было невозможно, хоть и по-прежнему поражалась собственной безоглядности. Теперь их любовь окрепла, думала Стелла, стала сильнее, радостнее, чем она могла надеяться летом. Саду предстояло погрузиться в зимний сон, но то, что зародилось в нем, оставалось цветущим.

С этими приятными, чуточку грустными мыслями, навеянными отчасти двумя порциями джина перед обедом, Стелла задалась вопросом, не вернуться ли ей в дом. «Посижу еще пять минут», – сказала она себе, и тут калитка в дальнем конце стены отворилась.

Я пошел по дорожке, осторожно ступая среди скошенной травы и цветов, брошенных на гравий, и стараясь не дышать дымом костра. После побега Эдгара я догадался, что Стелла знает что-то о нем, и сознавал, что ей это понятно, так как она стала избегать меня. Я ждал, наблюдал за ней и не предпринимал ничего, но, узнав о ее поездках в Лондон, понял, что нужно срочно действовать. Мое внезапное появление насторожило ее. Глядя на меня, шедшего сквозь марево, она вспомнила, как несколько недель назад по этой же дорожке к ней шел Джек Стреффен. Что так влечет к ней психиатров? Никак не оставляют ее в покое!

– Питер! Какая приятная неожиданность! Присаживайся. Я просто любовалась концом лета.

– И какого лета! Пожалуй, я не прочь заснуть до весны. Как дела, дорогая?

– Хорошо. Макс, наверное, в больнице.

– Нельзя ли и мне посидеть, полюбоваться концом лета? В последнее время я тебя почти не вижу. Выглядишь ты замечательно. Все в порядке?

Тут я устремил на нее рассеянный взгляд. Осторожно, Стелла, сказала она себе, однако при этом испытывала почти неодолимое желание излить мне душу, как раньше, пока наша дружба не дала трещину. Как сильно пылкая страсть стремится обнаружить себя, поведать свою историю, и каким я был подходящим слушателем, мудрым, добрым другом. И какими, должно быть, неимоверными были усилия Стеллы утаить ее от меня.

– Теперь, когда Чарли в школе, у меня больше свободного времени. Лето было утомительным: он дома, да тут еще Бренда. Вряд ли Макс понимает, каково с ней.

Впоследствии Стелла сказала мне, что специально за-: тронула эту тему с целью направить разговор в нужное ей русло.

– Твоя дражайшая свекровь – бесценная женщина. Знаешь, она просила меня отговорить Макса от стремления стать главным врачом.

– Не могу поверить.

– Отвела меня в сторону, сказала, что очень дорожит моим мнением, затем попросила не поощрять его, а если удастся – отсоветовать.

– Должна сказать, тут наши желания совпадают.

– Тебе, разумеется, хочется вернуться в Лондон.

После этой многозначительной фразы я помолчал.

– А стремится ли Макс к этой должности? Сама понимаешь, я не разговаривал с ним на эту тему.

– Думаю, что, к сожалению, да.

– Понятно.

Я достал из внутреннего кармана плоский серебряный портсигар, мы закурили. У Стеллы возникла мысль, которая раньше не приходила ей в голову.

– Питер, а ты не хочешь занять должность Джека?

Я изобразил растерянность, задумчивость, но не удивление.

– Сам не знаю. Хотя, пожалуй, нет. Это игра для молодых, мне она уже не по силам. К тому же сейчас все связано с политикой.

Я умолк, предоставив Стелле задуматься о моем красивом доме в нескольких милях отсюда, с прекрасными картинами, прекрасной мебелью, прекрасной библиотекой. Нет, она не могла представить, что в мою размеренную жизнь с приверженностью судебной психиатрии и эстетическими пристрастиями войдет руководство большим, сложным учреждением. Возможно, Стелла подумала, а есть ли в этом доме половая жизнь. Она, должно быть, слышала, как люди судачат на эту тему, но интуиция подсказывала ей, что, как бы я ни вел себя в молодости, теперь это в прошлом. И хотя мы бывали откровенны друг с другом, она ни разу меня об этом не спрашивала. Предполагала, что половое влечение у меня слабое, и пыталась вообразить, каково жить такой жизнью, как я, но не могла.

Я понимал, что все это проносится у нее в голове.

– Дорогой Питер, – пробормотала Стелла.

– Значит, ты по-прежнему видишься с Эдгаром Старком? – спросил я.

Осторожно! Я опасен. Недооценивать меня нельзя. Можно ли добиться безопасности частичным признанием? Нет. Нужно отрицать, и притом убедительно. Она медленно повернулась ко мне. Легкая, удивленная улыбка, широко раскрытые глаза.

– С чего ты взял?

Спокойный тон, ни малейшей попытки изобразить возмущение.

Я стряхнул с брюк воображаемые пылинки. В тот день на мне был черный костюм из прекрасной ткани, безупречно скроенный. Такие любят психиатры.

– Сужу по твоей реакции на его побег.

Стелла поняла, что я не стану копаться в косвенных уликах: часах, которые она проводила здесь, в саду, наедине с Эдгаром (хотя Джон Арчер постоянно сообщал мне об этом), ее появлении на крикетном поле в то время, когда его заподозрили в краже спиртного из павильона. Нет, я пустил в ход свое психиатрическое искусство, я наблюдал и понял ее эмоциональную реакцию на побег Эдгара.

– Не понимаю.

– Он не сказал тебе, что сбежит, это ясно.

– Зачем ему было говорить?

Я промолчал.

– Зачем, Питер? С какой стати пациенту говорить жене врача, что он хочет сбежать?

– В самом деле, с какой?

Теперь возмущение.

– Это оскорбительно! Не смей так разговаривать со мной!

Стелла вскочила и бросилась сквозь дым костра к дому, вошла в кухню и встала у раковины. Она чувствовала, что находится на грани разоблачения.

Стелле не удалось избавиться от меня. Когда она стояла там, дрожа, я шел следом за ней и глянул на нее в окно. Таким она меня еще не видела. Обычное выражение благодушной рассеянности на моем лице сменилось пугающе серьезным. Через минуту я был на кухне вместе с ней.

– Ты выслушаешь то, что я должен тебе сказать. Хочу предупредить тебя со всей убедительностью, на какую способен, что Эдгар Старк – опасный человек. Ты это понимаешь?

Стелла увидела, что я захватил из сада ее корзинку. Она слегка улыбнулась, взяла ее у меня и выложила яблоки на разделочный стол возле раковины. Выдвинула ящик, достала нож для удаления сердцевины и принялась за работу. У меня не было времени пережидать этот отвлекающий маневр. Я положил руки ей на плечи, мягко повернул лицом к себе, забрал нож и сунул в карман.

– Думаешь, я хотела пырнуть тебя? – спросила Стелла.

– Слушай меня внимательно. Он пьет?

Стелла увидела, что от меня не отделаться, села на кухонный табурет и сказала, что не понимает, почему должна это выслушивать. Я тоже сел и стал рассказывать, что Рут Старк, до того как выйти замуж за Эдгара, была его натурщицей. Он ваял и ваял ее, затем почему-то наступило разочарование. Идеализация кончилась, и у него начали возникать бредовые идеи относительно нее. В конце концов он ее убил, потом отрезал и искромсал голову. Он сам не понял, почему совершил все это, и ни в чем не раскаялся.