Голос - Индридасон Арнальд. Страница 33
— Я плохо его знала.
Осп помолчала.
— Ребята с кухни подшучивали надо мной, — сказала она, — дразнились. «И как тебе внутри?» и все в таком духе. Всякие гадости, какие только можно выдумать. Это дошло до Гулли, и он поговорил со мной. Посоветовал не обращать внимания, потому что все они воры и он может, если захочет, их всех заложить.
— Он грозился их сдать?
— Да нет, просто хотел подбодрить меня.
— Что же они воровали? — спросил Эрленд. — Гудлауг упоминал что-то конкретное?
— Директор в курсе, но ничего не предпринимает. Он сам ворует — покупает контрабанду для бара. Метрдотель тоже замешан. Это мне все Гулли сказал.
— Гудлауг рассказал вам все это?
— Они прикарманивают разницу.
— Почему вы умолчали об этом, когда мы с вами разговаривали в прошлый раз?
— А разве это важно?
— Возможно.
Осп пожала плечами:
— Откуда ж я знала? К тому же я была не в себе, после того как нашла его, Гудлаута, заколотого ножом, да еще и с презервативом.
— Вы не заметили деньги в его комнате?
— Деньги?
— Незадолго до убийства он получил довольно солидную сумму, но я не знаю, были ли деньги при нем, когда на него напали.
— Я не видела ни кроны.
— Точно? Это ведь не вы взяли деньги, когда зашли к нему? — спросил Эрленд.
Осп снова прервала уборку и опустила руки.
— Вы хотите сказать, что я их украла?
— Так иногда бывает.
— Вы полагаете, что…
— Это вы взяли деньги?
— Нет.
— У вас была такая возможность.
— Так же как и у того, кто его убил.
— Верно, — заметил Эрленд.
— Я не видела ни кроны.
— Что ж, ладно.
Осп стала наводить порядок дальше. Она побрызгала чистящим средством на унитаз и принялась усердно его тереть, будто Эрленда и вовсе тут не было. Некоторое время он наблюдал за ней, потом поблагодарил за беседу.
— Что вы подразумевали под словами «побеспокоила его»? — спросил он уже в дверях. — Я о Генри Уопшоте. Вряд ли вы вошли бы в номер, если бы вначале не позвали хозяина, как вы сделали только что здесь.
— Он не услышал меня.
— Чем же он занимался?
— Не знаю, должна ли я…
— Это останется между нами.
— Он смотрел телевизор, — сказала Осп.
— Возможно, он не хотел, чтобы об этом узнали, — прошептал Эрленд тоном заговорщика.
— Скорее, видео, — поправилась Осп. — Порно. Омерзительное.
— В отеле показывают порнофильмы?
— Такие фильмы запрещены повсюду.
— Какие такие?
— Это было порно с детьми. Я доложила директору.
— Порно с детьми? Какого рода?
— Как «какого рода»? Вам в подробностях описать?
— В какой день это было?
— Чертов извращенец!
— Когда это было?
— В тот день, когда я нашла Гулли.
— Что сделал директор?
— Ничего, — сказала Осп. — Велел мне держать рот на замке.
— Вы знаете, кем был Гудлауг?
— О чем вы? Швейцаром он был. Или… кем-то еще?
— Да, кем-то еще, когда был маленьким. Он обладал очень красивым голосом. Я слушал его записи на пластинке.
— Он был певцом?
— Настоящим чудо-ребенком. Из-за этого вся его жизнь пошла кувырком. Он вырос, и все кончилось.
— Я не знала.
— Никто уже не помнит, кем был Гудлауг, — сказал Эрленд.
Они помолчали немного, думая каждый о своем.
— Вас не угнетает рождественская суматоха? — спросил Эрленд. Ему показалось, что он нашел родственную душу.
Она отвернулась:
— Рождество для счастливых.
Эрленд посмотрел на Осп, и едва заметная улыбка осветила его лицо.
— Вы бы сошлись с моей дочерью, — сказал он, вытаскивая телефон.
Сигурд Оли удивился, услышав от Эрленда о деньгах, якобы находившихся в каморке Гудлауга. Они решили, что необходимо проверить, действительно ли Уопшот бродил по антикварным лавкам в момент убийства. Звонок Эрленда застал Сигурда Оли как раз перед камерой, где сидел Уопшот. Он описал боссу, при каких обстоятельствах у англичанина взяли анализ слюны.
Камера, в которой пребывал Уопшот, предназначалась для разного рода неудачников, начиная с убогих пьяниц и заканчивая насильниками и убийцами. Они разрисовали стены граффити и исцарапали изречениями относительно своего жалкого существования в тюрьме. Унитаз находился прямо в камере, кровать была прикручена к полу. На ней лежал тонкий матрас и твердая подушка. Окно отсутствовало, но на потолке, прямо над заключенным, постоянно горел ослепляющий неоновый свет, чтобы тот не мог отличить день от ночи.
Генри Уопшот, выпрямившись, стоял у стены напротив тяжелой металлической двери. Его охраняли два полицейских. Элинборг и Сигурд Оли тоже присутствовали; у них было разрешение судьи на снятие отпечатков пальцев и прочие анализы. Здесь же находилась и Вальгерд с ватной палочкой в руке, готовая взять образец слюны.
Уопшот смотрел на нее так, будто она воплощение дьявола, явившееся за ним, чтобы унести в преисподнюю на вечные муки. Его глаза вылезали из орбит, он уворачивался от нее изо всех сил и, несмотря на все усилия полицейских, не давал открыть себе рот.
В конце концов его уложили на пол и заткнули ему нос, и тогда он был вынужден открыть рот, чтобы вдохнуть. Вальгерд воспользовалась моментом, сунула ватную палочку в раскрытый рот, основательно ею повозила и, как только появился рвотный рефлекс, мгновенно ее вытащила.
19
Когда Эрленд снова спустился в вестибюль, по дороге на кухню он увидел знакомое лицо. Марион Брим. Стоит у стойки регистрации в поношенном пальто и шляпе. Костлявые пальцы непрерывно дрожат. Эрленд поздоровался и предложил присесть в ресторане. За те годы, что они не виделись, бывшее начальство заметно сдало. Но глаза все еще живые, проницательные. Как и раньше, на пустые светские беседы не тратится ни минуты.
— Отвратительно выглядишь. Что тебя так сильно гложет?
Откуда-то из недр пальто вынырнули короткая сигарета и коробок спичек.
— Здесь вроде как запрещено курить, — сказал Эрленд.
— Скоро нигде нельзя будет курить.
Марион, что вы хотите. Ворчит и, разумеется, закуривает. Вид нездоровый. Кожа посеревшая, отвисшая, морщинистая. Бледные губы сжимают сигарету. Костлявые пальцы с обескровленными ногтями вытаскивают отраву изо рта, когда легкие получают свою дозу.
Знакомы они были давно, многое пережили вместе, и все же отношения между ними складывались не совсем гладко. Долгие годы Эрленд находился в положении подчиненного и ученика в этом тандеме. Он был несговорчив и плохо выполнял инструкции. В те дни он терпеть не мог начальство и до сих пор не выносил его. Это раздражало босса и часто приводило к конфликтам, но мудрость подсказывала: лучшего сотрудника, чем Эрленд, Марион никогда не найдет. Не последнюю роль здесь играло и то обстоятельство, что он не был связан семейными узами и поэтому располагал неограниченным количеством времени. У Эрленда не было в жизни ничего, кроме работы. Да и Марион Брим из тех странников, что до конца проходят свой путь в одиночку.
— Что с тобой происходит? — Очередная затяжка.
— Ничего, — буркнул Эрленд.
— Рождество на тебя плохо влияет?
— Никогда не понимал смысла этого праздника, — произнес Эрленд, думая о своем. Он смотрел в сторону кухни и искал глазами шеф-повара.
— Нет, — уж Марион просто так не отстанет, — для тебя в этом празднике слишком много веселья и радости, на мой взгляд. Почему бы тебе не сойтись с какой-нибудь женщиной? Ты еще не стар. Куча баб готова ухаживать за занудой и брюзгой вроде тебя. Поверь мне.
— У меня уже был опыт, — сказал Эрленд. — Что тебе удалось раскопать?
— Ты имеешь в виду свою жену?
Эрленду вовсе не хотелось обсуждать личную жизнь.
— Прекрати, — сказал он.
— До меня дошли слухи…
— Я сказал, прекрати, — разозлился Эрленд.
— Ладно. Меня не касается, как ты живешь. Единственное, что я знаю, так это то, что одиночество обрекает на медленную смерть.