Правда о «Зените» - Рабинер Игорь Яковлевич. Страница 25

Версия футболистов, меценатов и целого ряда представителей ленинградской пишущей братии содержала следующие обвинения в адрес Садырина. После победы в чемпионате он, дескать, не чувствовал земли под ногами, и все заслуги футболистов приписывал себе одному. Между тем он принял от Ю. Морозова команду, во-первых, полностью тем укомплектованную, а во-вторых, уже готовую к высоким свершениям. Что касается пристрастия футболистов к спиртному, то не сам ли Садырин водил игроков с банкета на банкет, когда пришли победы, подготовленные, в сущности, Морозовым! Кроме того, Садырин, согласно версии футболистов, невоздержан на язык — оскорблял игроков, унижал их человеческое достоинство, говорил о них много нехорошего за глаза. Таким образом, конфликт этот непримиримый и, естественно, сказывается на результатах команды, тянет ее вниз. Так что пусть начальство выбирает, заявляли футболисты в своем коллективном письме, кто ему дороже, ибо они отказываются играть дальше под руководством Садырина.

Какая из двух версий правдивее? Вопрос риторический. Садырина тем временем рассчитали, и с точки зрения ленинградских (ныне петербургских) организаций и возвращающейся порой к этой теме местной прессы, вина за развал "Зенита" инкриминируется по-прежнему ему. Садырин же, со своей стороны, указывает, что к нему, когда он стал тренером ЦСКА, просился (и был принят в команду) С. Дмитриев, что он, Садырин, найдя в составе ЦСКА другого "писателя" — Брошина, не попомнил ему зла тоже».

В качестве постскриптума к рассказу Галинского стоит расшифровать фамилии упомянутых людей. Итак, «начальник команды М.» — Анатолий Матросов. «Администратор Ш.» — Евгений Шейнин. «Влиятельный босс В.» — заместитель генерального директора ЛОМО по производству и экономике Евгений Вершинский. Было там и немало других действующих лиц. При этом далеко не факт, что их роли описаны правильно: скажем, Давыдов сказал мне о Вершинском: «Поддержки руководства завода у нас как таковой, по-моему, не было. У Павла Федоровича были прекрасные отношения как с Вершинским, так и с директором ЛОМО Панфиловым».

Галинский, описав канву событий, подчеркнуто уклонился от того, чтобы встать на чью-либо сторону. Наверное, это правильно. Тут стоит вспомнить Сергея Довлатова, процитировавшего в своем романе «Ремесло» Нильса Бора: «Бывают истины ясные и глубокие. Ясной истине противостоит ложь. Глубокой истине противостоит другая истина, столь же глубокая».

Уйду от штампа: дескать, в этой истории у каждого — своя правда. Нет тут правд. У каждого здесь — своя неправда. Так будет гораздо верней.

Письмо против Садырина стало, ко всему прочему, еще и явлением революционного времени. И тот же Павел Федорович в интервью газете «Футбол-Экспресс», опубликованном в августе 1992 года, заявил:

«Самые большие неприятности у меня были связаны с уходом из "Зенита". Меня там не поняли. До сих пор считаю, что делал все правильно, как настоящий профессиональный тренер. Но, к сожалению, тот конфликт в "Зените" совпал с началом "Великой Перестройки", когда выбирали директоров заводов и старших тренеров футбольных команд. Кому-то это нравилось, а кто-то оказался в тот момент лишним. Впрочем, думаю, время рассудило нас».

Розенбаум:

— Мы никогда не избавимся от того, что кухарка может управлять государством, это у нас уже в крови, в генетике. Когда рабочие начали выбирать директоров, кто всегда оказывался у власти? Пустобрехи, популисты. Стоило кому-то произнести речь о том, что директор — казнокрад, популярность была ему обеспечена. Дескать, он воровал, а я честно трудился за станком, так давайте я буду директором! А что он знает, кроме своего станка? Ничего! Русский народ всегда с восторгом встречал красивых болтунов, которые обещали ему, что все будет хорошо. И это было их время.

Как же развивались события, подогретые, как мы помним, вручением «Волги», предназначенной для Бориса Чухлова, второму тренеру Михаилу Лохову — одному из «актеров второго плана» во всей этой истории?

Не раз доводилось слышать о том, что Садырин часто ошибался в выборе помощников, которые его же в конце концов перед командой и подставляли.

Наверное, что-то такое было, — признает Татьяна Садырина. — Порой на него «стучали» люди, которых он считал близкими. Когда ему об этом говорили, он всегда реагировал одинаково: «Да такого не может быть!» А потом оказывалось — может. Вообще он был очень наивным, и когда ему подсказывали: зачем ты, мол, при том-то такие вещи говоришь — он только удивлялся. Что я такого, дескать, говорю, о чем «настучать» можно было? А люди использовали его слова в своих целях.

Афанасьев в одном из интервью рассказывал:

— Павел Федорович тогда вел себя как звездный тренер, ни в чем не хотел нам уступать и настроил почти всю команду против себя. А ведь речь шла не о каких-то мелочах, а об очень серьезных вещах, мешавших нормально играть. Мы просили отстранить от тренировочного процесса Лохова, но Садырин стоял за него горой. Когда конфликт зашел в тупик, то он заявил: «Вы — никто, все решаю я». Главный тренер обладал в ту пору огромной властью, он был и бог, и судья. Но Павел Федорович свои силы переоценил — руководство спорткомитета, ЛОМО, городской федерации футбола его не поддержало. Для нас это стало неожиданностью. Спустя столько лет думаю, что необходимо было найти компромисс. К сожалению, не нашлось среди руководителей человека, который бы сумел примирить нас с Садыриным. Если бы это произошло, то Павел Федорович мог бы еще много лет проработать в «Зените».

Рапопорт:

— Когда я в конце 80-х пришел работать в школу «Зенит», она еще была при профкоме ЛОМО — как и команда. И, конечно, все то, что случилось, по-прежнему обсуждалось. Не раз слышал версию, что футболисты вначале просили убрать не Садырина, а его помощника Лохова и начальника команды Матросова. За что-то команда их невзлюбила. Лохов — заслуженный человек, играл за «Зенит» много лет, провел более 300 матчей. Видимо, человек он по характеру сложный, и с игроками у него контакта не было. Но Павел Федорович завелся — он категорически не хотел, чтобы его людей убирали. И его можно было понять: в конце концов, каждый тренер сам выбирает себе помощников и не допускает, чтобы ему диктовали, с кем работать, а с кем — нет. Вот он и завелся, что вышло ему боком.

И эта история не нова. Только за последние годы в российском футболе как минимум два специалиста во многом стали жертвами неприятия игроками вторых тренеров. В «Спартаке» Александр Старков пострадал не в последнюю очередь из-за негатива по отношению к его помощнику Клесову, в «Амкаре» в роли первого оказался Сергей Оборин, в роли второго — его ассистент Шинкаренко. Чаще всего помощник главного тренера как раз снимает напряжение в отношениях между боссом и футболистами, здесь же было наоборот. «Второй» закручивал гайки, следил за тем, во сколько футболисты ложатся спать, и докладывал об этом шефу, был с ними груб — и раздражение игроков (кто, мол, это такой, чтобы с нами так обращаться?) переносилось на главного. Который, в свою очередь, помощником жертвовать не хотел. А заканчивалось все тем, что революционное пламя, вначале до царя не добиравшееся, пожирало и его…

Баранник:

— Может быть, Михаилу Алексеевичу Лохову стоило больше общаться с игроками, а не рассказывать Садырину, где и кого он видел. Может быть, Матросов не делал свою работу как начальник команды, поскольку у него не было достаточно рычагов в обкоме партии, чтобы оградить Павла Федоровича от лишних проблем. Но Садырин окружил себя теми людьми, с кем хотел работать, с кем ему было удобно. Они не пришли с улицы, и будет упрощением рассматривать этих людей в отрыве от него. Садырину не нужны были информаторы? Может быть. Но, к сожалению, наше общество в то время было таким, что они появлялись сами по себе. И тренер от их услуг не отказывался.

— Матросова же не было в команде, когда вы стали чемпионами?