Правда о «Зените» - Рабинер Игорь Яковлевич. Страница 54

Итак, Мутко не воспринимал российских тренеров, те же — особенно после увольнения Садырина из «Зенита» — прониклись крайней неприязнью к Мутко. Это чем-то напомнило мне ситуацию во время чемпионата России 2008 года, когда в Ярославле после очередного матча местного «Шинника» его гендиректор Александр Рожнов попытался устроить провокацию в адрес судьи Игоря Захарова, обвинив того в употреблении алкоголя перед матчем. История получила резонанс, за Захарова (а скорее, представив на его месте себя) оскорбились многие его коллеги. После чего ошибки в пользу соперников «Шинника» стали случаться из раза в раз, и ярославский клуб пулей вылетел из премьер-лиги…

Одни поморщатся — круговая порука. Другие возразят — профессиональная или, как сейчас любят выражаться, корпоративная солидарность. Первое — плохо? Второе — хорошо? В зависимости от того, какую шкалу оценок применить. Прав Эйнштейн: все в мире относительно.

Бышовец в своей книге «Не упасть за финишем» вспоминает:

«На одном совещании в РФС уже в роли тренера питерцев я наткнулся на дружную группу в лице Садырина, Игнатьева, Овчинникова — да-да, того самого Бормана. Уже тогда просматривались присущие этой группе грязные технологии ведения околофутбольной борьбы, и в данном случае их объектом стал Мутко…

Эти коллеги смотрели на меня и пересмеивались: "Ну, мы ему покажем". Ясно, что "покажем"… Мы проходили рядом с Колосковым, и даже Вячеслав Иванович не сдержался: "Ребята, ошибаетесь. Это совершенно другой тренер и человек".

Стоявший рядом судья Сергей Хусаинов был немало удивлен: "Я и не знал, что Колосков о вас такого мнения!" — "Сережа, — отвечаю, смеясь, — он это говорил не для того, чтобы похвалить меня как тренера, а для того, чтобы эти люди не расслаблялись"».

К этим словам — как и многому из того, что говорит Бышовец, — можно относиться по-разному, но лейтмотив видится мне таким: Анатолий Федорович не просто не входил в российскую тренерскую семью, а был ее яростным оппонентом.

То есть своего рода «внутренним иностранцем». И именно этим, полагаю, привлек к себе внимание Мутко.

После конфликта в сборной на исходе 2003 года Бышовец стал для Колоскова персоной нон-грата — не случайно и до «Зенита», и много лет после человек, выигравший Олимпиаду-88 в Сеуле, не получал работу в России. Учитывая, что многие руководители клубов чувствовали себя зависимыми от РФС, ничего удивительного в этом не было.

Правда, Мутко, возглавив футбольный союз, поведет себя во многом так же — и именно из-за этого, как считают многие, его недруг Петржела не смог возглавить ни «Ростов», ни другие российские команды.

Бышовца Виталий Леонтьевич назначил, исходя из трех явно просматривающихся соображений. Первое — чтобы сделать побольнее Садырину, для которого Анатолий Федорович был врагом номер один. Второе — чтобы дистанцироваться от большой группы тренеров, с которой Садырин дружен. И третье — чтобы продемонстрировать Колоскову, что тот ему не указ, и он, Мутко, сам себе в доме хозяин. Таким образом, футбольная революция в России тоже зародилась в Питере — и не на рубеже нового века, когда в стране сменился президент, а намного раньше.

Как Мутко вышел на Бышовца?

Орлов:

— По заданию Мутко нового тренера для «Зенита» стал искать Женя Шейнин. Позвонил судье Сергею Хусаинову — а тот и ответил: «Чего искать? Есть Бышовец». Мы с Толей были дружны, он мне сразу позвонил и о предложении Мутко рассказал. Добавил, что не хочет отказываться, и спросил: «Что ты думаешь по этому поводу?» Было, если не ошибаюсь, 9 ноября, прошло дня четыре с момента объявления об отставке Садырина. Я ему только посоветовал: «Подожди хотя бы несколько дней, пока в Питере все уляжется».

Учитывая, что официальное сообщение о приходе Бышовца в «Зенит» последовало лишь 22 ноября, тренер прислушался к рекомендации комментатора. А может, все это время вел с Мутко переговоры, жестко настаивая на своих условиях. Анатолий Федорович, говорят, умеет это делать виртуозно.

В любом случае, рассказ Орлова подтверждает то, что Бышовец в своей книге не лукавит, утверждая:

«Меня позвали в Петербург в тот момент, когда Виталий Мутко отказался продлевать закончившийся контракт с прежним тренером, Павлом Садыриным. Пришел я не на живое место, как это подавали потом отдельные люди, а на свободное, и фактически вместе с президентом "Зенита" выдержал серьезный пресс, связанный с изменениями в клубе, которые очень многим не понравились».

Сопоставление рассказов разных людей говорит о том, что Бышовец действительно Садырина не подсиживал. Переговоры начались уже после отставки Пал Федорыча.

Вот версия появления в Питере, изложенная самим Бышовцем в его книге «Не упасть за финишем»:

«Я вернулся из Кореи и уже имел несколько предложений из-за рубежа. Но у меня умерла теща, и мы поехали с женой в Киев на похороны. Впрочем, исключительно частным визит на родину не получился. У меня состоялась встреча с председателем Совмина, руководителями "Динамо" и сборной страны. Мне предложили национальную команду и встречу с Леонидом Кучмой (тогдашним президентом Украины. — Прим. И. Р.), но я вынужден был отказаться, потому что быть тренером сборной и не быть тренером "Динамо", которое являлось базовым клубом, означало здорово и неоправданно рискнуть. Разговор же с Григорием Суркисом (тогда — президентом киевского "Динамо". — Прим. И. Р.), который должен был быть на этой встрече, у меня не состоялся, после чего мы решили взять в переговорах паузу.

После возвращения в Москву я довольно быстро понял, что с Украиной ничего не выйдет, точно так же, как и то, что вряд ли дождусь работы в России. Юрий Лужков хотел, чтобы я возглавил "Торпедо", Колосков, зная это, утверждал, что с его стороны "все в порядке", и я даже успел встретиться с Павлом Бородиным (тогда — управделами президента России и акционером "Торпедо". — Прим. И. Р.). Вопрос был практически решен, и вдруг президент "Торпедо" Владимир Алешин как-то странно засмущался (а впрочем, он большой друг Вячеслава Колоскова) и заявил, что не готов обсуждать эту тему и что разговор нужно перенести. Дали отбой. Потом спросил у Колоскова: "Как же так?" Он в ответ развел руками: "Ну вы поймите, я же тренеров не назначаю!" — "Ладно, все понятно…"».

Я стал собираться в Португалию, где интерес ко мне проявляли два клуба. Но появился Виталий Мутко со своим предложением, и его не смутили те условия, которые мне озвучивали португальцы. Мы довольно быстро ударили по рукам, и я приехал в Питер знакомиться с командой».

Начитанный, блестяще излагающий свои мысли, сыплющий как из рога изобилия цитатами классиков, Анатолий Федорович не просто обладает великолепным словарным запасом, но при необходимости включает мощнейшее обаяние. Он и вправду обладает магнетическим воздействием на политиков. Не сомневаюсь, что в этой сфере, пойди он туда в свое время, Бышовец добился бы выдающихся успехов.

Политика — это своего рода шахматы, умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед. А для Бышовца, по весьма символичному совпадению, шахматы — один из любимейших способов времяпрепровождения. Бывший футболист ЦСКА Дмитрий Галямин, работавший с ним в «Химках», говорил: «Каждый разговор с Бышовцем — это словно игра в шахматы. Нужно продумывать, что ты скажешь не только сейчас, но и через три-четыре фразы. Он предвидит все».

В своей книге Бышовец рассказывает:

«В Питере я познакомился и с гроссмейстером Борисом Спасским, который олицетворял собой шахматного джентльмена. Всегда поражался, как при таких нагрузках шахматисты сохраняют хоть какое-то здоровье. Шахматы в моей жизни вообще занимают определенное место. Неудивительно — ведь жизнь это и есть шахматы. Только фигуры живые».

Весьма глубокий, но и неоднозначный тезис выдвинул Анатолий Федорович. Он не уточнил, в какой роли в этих «живых шахматах» видит себя, — одной из крупнокалиберных фигур (уж явно не пешек) или гроссмейстера. Если в последней — то значит, речь идет о намеренной манипуляции людьми и их судьбами. Жертвы фигур, заманивание противников в ловушки… Утверждая, что жизнь — это шахматы, Бышовец отрицает возможность жить не голым разумом, а сердцем. По крайней мере, такая интерпретация его слов имеет право на существование.