Правда сталинских репрессий - Кожинов Вадим Валерьянович. Страница 74

Из вышеизложенного, полагаю, вполне ясно, что и «полразговорца» 1930-х годов, и теперешний мой разговор о «чужаках» отнюдь не имеют в виду проблему так называемой «крови», то есть вообще всех людей нерусского происхождения, которые-де, заняв существенные места в русской культуре и русском бытии, в силу самой своей «нерусскости» наносят вред этой культуре и этому бытию. История Руси-России опровергает подобную "точку зрения" буквально на каждом своем шагу, ибо поистине бесчисленные люди иной «крови» играли в этой тысячелетней истории весомую и плодотворную роль. И речь идет у нас только о таких людях нерусского происхождения, которые не имеют духовной, да и просто жизненной связи с русским бытием и культурой, но в силу той или иной кризисной ситуации все же занимают эти самые существенные места. И такие люди были враждебны и Николаю Клюеву, и Осипу Мандельштаму в равной мере…

Вдова поэта в своих написанных тридцатью с лишним годами позднее воспоминаниях заметила — правда, мимоходом, не развивая тему, — что "Мандельштам, еврей и русский поэт, платил… по двойным… счетам", — то есть гонения на него были, мол, вызваны как его принадлежностью к подлинной русской поэзии, так и его еврейским происхождением. Но второе утверждение явно безосновательно, и, рассказывая о пути поэта, приведшем его к аресту в мае 1934 года, мемуаристка сама начисто опровергает это свое утверждение, ибо почти все «враги» поэта, о которых она сообщает, — евреи…

Надежда Яковлевна вспоминает, что еще в 1917 году поэт вызвал враждебное отношение к себе со стороны двух «вождей» — Каменева и (цитирую) "особенно Зиновьева. Мы это остро чувствовали, когда жили в середине двадцатых годов в Ленинграде" (там же, с. 87; Зиновьев с 1917-го до 1926 года был «хозяином» Ленинграда). Поддерживал поэта как раз русский по происхождению «вождь» — Бухарин, "который привлек на свою сторону еще и Кирова" (там же, с. 106; Киров-Костриков в 1926 году сменил Зиновьева в качестве «хозяина» Ленинграда).

Впрочем, еще в 1918 году поэт оказался в крайне остром конфликте с влиятельнейшим тогда деятелем ВЧК — и это опять-таки был еврей Блюмкин (там же, с. 95–100). Н.Я. Мандельштам пишет также, что "в доме у Брика, где собирались литераторы и сотрудники Брика по службе (а он служил тогда в ВЧК — ОГПУ. — В.К.), — они там зондировали общественное мнение и заполняли первые досье — О(сип) М(андельштам) и Ахматова уже в 22-м году получили кличку "внутренние эмигранты". Это сыграло большую роль в их судьбе" (там же, с. 160).

В 1924 году агрессивный литдеятель Г. Лелевич (Калмансон) "кипел ненавистью", обличая: "Насквозь пропитана кровь Мандельштама известью старого мира" (там же, с. 161, 413). Влиятельный литератор Абрам Эфрос "был организатором фельетона" Давида Заславского (в 1929 году в "Литературной газете"), ставившего задачу дискредитации поэта. Уже говорилось об С. Розентале, который в 1933 году с санкции Л. Мехлиса обвинил поэта в "великодержавном шовинизме" (до ареста Мандельштама оставалось тогда меньше года…). Далее, вероятным доносчиком, передавшим в ОГПУ текст мандельштамовской эпиграммы на Сталина, был еврей Л. Длигач, а "подсадной уткой", помогавшей аресту поэта, Надежда Яковлевна называет Давида Бродского. Наконец, приказ об аресте отдал в мае 1934 года зампред ОГПУ Я. Агранов (Сорензон)… Чрезвычайно показательна и ситуация после ареста поэта.

Н.Я. Мандельштам вспоминала, что перед отправлением мужа (вместе с нею) в ссылку 28 мая 1934 года было решено собрать какое-то количество денег: "Анна Андреевна (Ахматова. — В.К.) пошла к Булгаковым (нельзя не сказать, что ныне Булгакова, как и Клычкова с П. Васильевым, «принято» считать «антисемитом». — В.К.) и вернулась, тронутая поведением Елены Сергеевны (супруги писателя. — В.К.), которая заплакала, услыхав о высылке, и буквально вывернула свои карманы. Сима Нарбут (жена поэта-акмеиста. — В.К.) бросилась к Бабелю, но не вернулась…" И это вполне понятно: Бабель никак не мог сочувствовать поэту, выступившему против Сталина; вскоре, на писательском съезде, Исаак Эммануилович беспрецедентно превознесёт вождя…

Словом, явно неуместна версия, согласно которой гонения на русского поэта Мандельштама, завершившиеся арестом, хоть в какой-то мере были связаны с его еврейским происхождением. Правда, Надежда Яковлевна рассказывает еще об имевшем место в 1932–1934 годах конфликте поэта с писателем С.П. Бородиным и затем с поддержавшим последнего А.Н. Толстым. Однако перед нами чисто «бытовая» стычка, которая закончилась пощечиной, нанесенной Толстому Мандельштамом (а не наоборот!). Вдова поэта пишет, что до нее "дошла фраза", якобы произнесенная тогда, в начале мая 1934 года, самим М. Горьким: "Мы ему покажем, как бить русских писателей…", фраза, которая-де сыграла зловещую роль. Однако все, что мы знаем о Горьком, убеждает в абсолютной немыслимости подобного высказывания в его устах. Достаточно вспомнить, что именно в то время Горький, по сути дела, назвал Павла Васильева «фашистом» ("Правда" от 14 июня 1934 года; статья была напечатана в тот же день и в трех других газетах).

Горький никак не мог бы негодовать из-за того, что еврей дал пощечину "русскому писателю", ибо он был прямо-таки мистическим «юдофилом» (знать об этом немаловажно, ибо Алексей Максимович в первой половине 1930-х годов так или иначе возглавлял все литературное дело). 26 сентября 1929 года он гордо заявил на страницах «Правды»: "По мере сил моих я боролся с антисемитизмом лет тридцать", хотя, казалось бы, с 1917 года он вполне мог «доверить» эту борьбу ВЧК-ОГПУ… Очень характерна деталь из рассказа о быте Горького в 1930-х годах:

"Желающих побывать у Алексея Максимовича было слишком много, и очередность посещений устанавливал строгий его секретарь (П.П. Крючков, тесно связанный с Г.Г. Ягодой. — В.К.). Но была категория людей, которые, по договоренности с Алексеем Максимовичем, «обходили» секретаря и пробирались «нелегально»… В «нелегальные» попали и Исаак Эммануилович Бабель, и Соломон Михайлович Михоэлс, и Самуил Яковлевич Маршак, и Михаил Кольцов" (Михаил Ефимович Фридлянд).

Словом, нет ровно никаких оснований полагать, что беды Мандельштама зависели от его еврейского происхождения.

В связи с этим уместно сказать, что в глазах иных нынешних авторов сам Осип Эмильевич предстает в качестве… «антисемита». Именно таково, например, мнение активнейшего специалиста "по данному вопросу" М. Золотоносова. В своей изданной в 1995 году книге "Мастер и Маргарита" как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма (СРА)" (в книге не раз употреблена эта аббревиатура, что волей-неволей заставляет аналогично воспринимать фамилию автора, ибо слово «золото» с давних пор иронически использовалось и для обозначения совершенно иного «вещества», связанного с просторечным глаголом, начинающимся с букв СРА) сей автор утверждает, что творцу знаменитого романа присущ "элементарный антисемитизм, разрушающий ту «оптимизированную» биографию Булгакова (неправомерно сближенную с Идеалом), которая внедрилась в общественное сознание".

В цитируемой книге говорится, в частности, о концепции "легендарной вины евреев за то, что "они Бога распяли"… Булгаков имел в виду эту концепцию при работе над "Мастером и Маргаритой". Впрочем, — добавляет, сокрушаясь, М. Золотоносов, — что говорить о Булгакове, если даже О.Э. Мандельштам… писал: "Если победит Рим — победит даже не он, а иудейство — иудейство всегда стояло за его (Рима. — В.К.) спиной и только ждет своего часа…" (там же; речь идет об ожидании казни Иисуса Христа).

Определение «вины» как «легендарной» основывается, очевидно, на попытке Золотоносова трактовать евангельские сведения о распятии Христа как беспочвенную «легенду» — к тому же опять-таки «антисемитскую» легенду (что утверждалось не раз). Однако имеется, например, талмудический текст, полностью совпадающий с «версией» Евангелия:

"В течение сорока дней перед этим (распятием. — В.К.) ходил перед ним (Иисусом. — В.К.) вестник, возвещавший, что его, Иешу из Назарета, намерены побить камнями за то, что он занимался колдовством, обманывал и сводил Израиль с пути истинного. Пусть имеющий сказать нечто в его защиту выйдет наперед и защитит его. Но не было обнаружено ничего в его защиту, и накануне Пасхи его повесили…"