Щит Найнавы - Астахов Андрей Львович. Страница 53
– Мамочка! – всхлипнул детский голосок. – Мамочка, я не могу дышать! Этот камень душит меня! Помоги мне!
– Элеа? – Каста порывисто обернулась на звук голоса. – Элеа, где ты?
– Каста, берегись! – воскликнул Моммек.
– Элеа, я тут! – Каста бросилась бежать мимо статуй, наблюдавших за ней. – Где ты, девочка моя?
– Мамочка, я тут! Скорее, мне очень больно!
Каста уже могла видеть каменный постамент в самом углу площади, а на нем маленькую мраморную фигурку, застывшую в позе отчаяния – руки подняты к небу, голова запрокинута. Однако миг спустя возникшая из ниоткуда фигура преградила ей путь. Между статуей и Кастой встал обезображенный разложением труп светловолосой женщины в изъеденных ржавчиной и покрытых землей доспехах эльфийской фалькарии и с длинным мечом в руке.
– Клянусь Берис! – воскликнула изумленная Каста, обнажая меч. – Это же…
– Я Мирчел Ледяная Кровь! – прошипел фантом, подняв над головой ржавый клинок. – Не тронь моего ребенка!
Каста закричала, занесла Фламейон двумя руками и пошла вперед. Ее удар заставил тварь попятиться и злобно зашипеть.
– С дороги! – яростно закричала селтонка и снова атаковала.
Ее выпад достиг цели – Каста увидела, как лезвие Фламейона вошло в сгнившую плоть между наплечником и шеей. Увидела, и тут же сама закричала от боли. Левая рука бессильно повисла, кровь хлынула на нагрудник. Охваченная ужасом Каста поняла, в чем дело: непостижимым образом она ранила не свою демонскую двойницу, а саму себя.
– Сдохнешь! – прошипела тварь, встряхивая склеившимися от сукровицы волосами и пустив в сторону селтонки волну трупного смрада. – Не пройдешь!
Каста сорвала с шеи камень Айвари, прижала его к ране. Ее пронзила такая боль, что она едва не лишилась сознания. А чудовищная двойница вновь пошла на нее, размахивая ржавым клинком, улыбаясь безгубым ртом и выкрикивая селтонские проклятия. Кинувшийся на выручку Касте Моммек ударил упырицу своим клинком, попав в бок – и тут же прянул назад, услышав вопль Касты.
– Ты что делаешь! – Селтонка, упав на колено, прижала окровавленный камень к рубленой ране под ребрами. – Я… я сама!
– Атакуй! – прохихикала тварь. – Бей!
– Как бы не так! – прорычала Каста и сама бросилась на клинок демоницы.
Над площадью прокатился душераздирающий вопль. Тварь выронила клинок и рухнула на колени, тряся головой и запихивая в лопнувшее брюхо зеленые зловонные внутренности. А затем фантом в один миг рассыпался серым прахом, который тут же развеял поднявшийся над площадью ветер. Стонущие статуи поглотил сгущающийся туман, и стало очень тихо. Каста с недоумением смотрела на свой живот, куда еще несколько мгновений назад до половины вонзился ржавый меч упырицы, и лишь через какое-то время посмотрела на Моммека.
– Я жива, – только и смогла произнести она. – Это безумие какое-то.
– Это причуды Тени, – ответил Моммек. – Прости, я не сразу понял, в чем дело и ранил тебя.
– Было больно, но я тебя прощаю, – Каста осмотрела рану в боку. – Кажется, все уже зажило. Какое счастье, что я не смахнула ей голову первым же ударом!
– Да, это действительно удача, – с иронией сказал Книжник. – Ты в порядке?
– Да, – Каста вытерла ладонью вспотевшее лицо, вложила меч в ножны и посмотрела на Забытого. – Чего еще нам ждать?
– Я не знаю. Думаю, мы скоро все сами увидим.
– А я-то думала, что боги знают все, – улыбнулась селтонка. – Что ж, идем. Показывай дорогу.
Призрачный город исчез так же необъяснимо, как и появился. Еще мгновение назад они шли по широкой мощеной улице между тесно прилепившимися друг к другу деревянными домами – и вдруг оказались на вспаханном поле. Из черной земли только-только показались крошечные зеленые ростки. Туман стал реже, сквозь его пелену Каста могла разглядеть ближние к полю дома – обычные для Хеалада одноэтажные хижины с рамочными стенами, обтянутыми бумагой, и соломенными кровлями. Волосы зашевелились у селтонки на голове, она начала понимать, что это за место.
– Я была здесь. Клянусь Берис, это…- прошептала она едва слышно, но Книжник обладал острым слухом.
– Утаро, похоже, решил покопаться в твоей памяти, – сказал он невесело. – Будь готова встретиться с прошлым.
В неестественной тишине стало различимы тихие стоны. Каста прибавила шаг, Книжник не отставал от нее, и очень скоро они подошли к домам. Здесь их уже ждали обитатели деревни – мужчины, женщины, дети. Они стояли у дверей своих домов, боязливо прижавшись друг к другу, смотрели на Касту и молчали.
Селтонка остановилась, не в силах идти дальше. Сердце у нее болезненно сжалось. Она узнала эту площадь в центре городка, этот аккуратно обложенный камнями колодец – и невысокого бедно одетого человека, который стоял у колодца, окруженный детьми. Дети постарше смотрели на Касту спокойно и даже с любопытством, младшие прятались за отца. Рядом с мужчиной стояла женщина с усталым лицом, державшая на руках младенца.
– Ты вернулась, Мирчел! – сказал мужчина. Лицо его было неподвижным и бесстрастным, как маска, темные глаза смотрели на селтонку спокойно и внимательно. – Я знал, что ты вернешься. Только теперь у тебя нет воинов. Ты одна. Хочешь что-нибудь сказать нам?
– Я… мне нечего сказать.
– Совсем нечего? – Онеда, староста Айфодла, покачал головой. – Зачем же ты тогда пришла? Посмотри, здесь собрался весь городок. Все четыреста двадцать восемь его жителей. Мужчины, женщины и дети. Все они оказались тут благодаря тебе и твоим людям. Они узнали о том, что ты пришла сюда и собрались, чтобы встретить беспощадную Мирчел. Чего ты теперь от нас хочешь?
– Ничего. И я не Мирчел. Я Каста.
– Ты Мирчел, – Онеда подошел к селтонке ближе, и Каста почувствовала идущий от призрака жуткий холод. – Я запомнил твое имя. И нашу встречу помню так, будто все было только вчера. Все происходило тут, на этой площади. Ты сидела на своей лошади, а я стоял перед тобой на коленях и умолял пожалеть хотя бы детей. А ты не видела и не слышала меня. Я помню твое лицо – оно было спокойным. Твои люди насиловали женщин, убивали мужчин, грабили дома, а ты смотрела и не испытывала ничего: ни жалости, ни радости, ни сострадания, ни гнева, ни удовольствия. Скажи мне, что ты тогда чувствовала?
– Ничего, – с трудом ответила Каста. – Ничего.
– Волк, травящий зайца, гоним голодом, жаждой крови и инстинктом. Палач, рубящий преступнику голову, думает о том, что его рукой водит справедливость и закон. Полководец, наблюдающий за кровавой битвой, видит плоды будущей победы, и его не мучит совесть. Грабитель, убивающий в темном переулке свою жертву, жаждет заполучить ее кошелек. Все они испытывают чувства. А ты не чувствовала ничего. Ни праведного гнева, ни желания отомстить, ни алчности, ни кровожадной радости – ничего. Ты просто делала свою работу. Ответь мне, Мирчел, во имя чего ты приказала убить всех нас? Что мы сделали? Чем мы угрожали дому Эдхо? Посмотри на моих детей – они-то в чем были виноваты? Они не заслужили такой участи. Твои люди бросили нас в колодец живыми, и мы умирали медленно. Мы мерзли, до крови изодрали руки, пытаясь выбраться, задыхались от дыма горящих домов, который наполнял наши легкие вместе с илом и ледяной водой. – Онеда протянул к селтонке почерневшие и покрытые кровавой коркой руки, с лишенными ногтей пальцами. – Я умер последним, оплакав мою мать, мою жену и каждого из моих малышей. Всех семерых. Они-то чем провинились перед Эдхо? Перед тобой, Мирчел? Ведь ты же женщина – откуда в тебе столько жестокости?
– Я не могу ответить тебе. Мне нечего сказать.
– Я так и знал, – Онеда поднял искалеченные руки к пасмурному небу. – Зачем тогда ты пришла?
– Чего ты хочешь от меня?
– Ничего. Я просто пришел заглянуть тебе в глаза. И спросить. Теперь я вижу, что тебе нечего сказать. Все мы это видим. Нам не о чем говорить. – Онеда повернулся к Касте спиной и пошел к колодцу.