»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна. Страница 114

— Так, дочь моя. Я и не ждал от тебя другого. Но ещё одно ждет тебя испытание. Ты слышала, Николай тебе рассказывал о Левушке и Браццано. Браццано — отец Дженни.

Бедная Алиса, смотревшая неотрывно в глаза Флорентийца, прошептала:

— И ты, отец Флорентиец, пустил в свой дом меня, дочь женщины, знавшей Браццано! Будь же мне вечным примером милосердия, которому нет пределов. Помоги дважды утвердиться моему самообладанию, чтобы маме и сестре было легче бороться и победить.

Флорентиец положил на голову Алисы свою правую руку, на неё свои руки положили сэр Уоми и Сенжер.

— Мой путь да сплетётся с орбитой твоей, и вся Любовь в тебе да сплетётся в сеть защитную с Любовью моею вокруг тебя, — сказал сэр Уоми.

— Твоя жизнь да станет отныне красотой, и зло да не сможет подойти к тебе. Все заклинания да распадутся подле тебя, ибо сеть моя защитная оберегает тебя, — произнёс Сенжер.

— Аминь. Свет на пути пройдёт беспрепятственно через твой канал. Иди, друг, и жди меня через час у твоей матери, — сказал Флорентиец.

Алиса вышла из кабинета такой радостной, такой лёгкой, какой давно уже себя не чувствовала. Ей не хотелось сейчас никого видеть, она быстро прошла к себе в комнату и села у портрета отца. Прижав к себе дорогое лицо, она думала только об одном: стать достойной отца и создать такую семью, в которой была бы невозможна ложь. Сейчас в сердце её, где с детства жило страдание, обжигавшее её как раскалённый гвоздь, было спокойно. Слова Флорентийца осветили ей суть отношений между людьми перед Вечностью. И ещё понятнее стало, как она, дочь, сможет стать матерью тому, кто был ей отцом.

— Если бы только я сумела быть достойной того доверия, какое мне оказано. Я буду день за днём всё крепче думать о том, как воля моих великих друзей льётся через меня. Отец, отец! Я и не представляла, что можно подняться на такую высоту чести и милосердия, где прожил ты. Сейчас я пойду к моей матери и передам ей твоё прощение, твою помощь.

Так думала Алиса, ощущая в себе непобедимую силу и уверенность. Ни минуты она не колебалась и не страшилась, что смутится при встрече с матерью. Не о позоре её она думала, а о реальной помощи, которую могла ей оказать.

Алиса переоделась. Ей казалось невозможным выйти из комнаты в том, в чём она приняла благословение чудесных рук своих великих друзей. Благоговейно сняв своё чёрное платье и не понимая, почему она это делает, она надела одно из лучших своих платьев, белое с чёрным, и пошла к леди Катарине.

Там она застала только Ананду, который принёс матери новый итальянский журнал, рекомендуя обратить внимание на некоторые статьи. Знавшая, как ненавидела леди Катарина всякое чтение, Алиса была удивлена искренним её интересом. И вид матери сегодня изумил её.

— Что с тобой сегодня, Алисонька? Ты чем-нибудь особенно обрадована? — в свою очередь спросила мать.

— Я так нарядна, мама, что даже поразила вас. А я только что хотела спросить, почему вы так прекрасно выглядите сегодня? Вы просто красавица, хотя и поседели.

— Как я виновата перед тобой, доченька, я не видела, как ты красива и какое сердце живёт в тебе.

— О сердце Алисы слава идёт. О ручках и смехе сказки плывут. Голос Алисы — сам ангел поёт. А щёчки Алисы что розы цветут, — внезапно пропел Ананда, подставляя имя Алисы в народную английскую песню.

Голос Ананды, и всегда поражавший Алису гибкостью и тонкостью фразировки, сегодня особенно проник в её сердце. Как много предстояло ей трудиться, чтобы достичь хоть половины этой музыкальной выразительности. Лукавство, с которым глядел при этом на Алису певец, заставило мать и дочь весело рассмеяться. Под этот смех и вошёл незамеченным Флорентиец.

— Вот это хорошо, Ананда, что ты развлекаешь свою больную. Как вы себя чувствуете, леди Катарина?

— Если бы мне сказали неделю назад, что я смогу так весело смеяться, как сейчас, я бы не поверила. А вот теперь мне не хочется грустить, сегодня на меня особенным образом действует красота моей дочери, Я понять не могу, в чём дело? Я ли слепа была до сих пор, Алиса ли так изумительно похорошела?

— Быть может, в вашем сердце для Алисы нашлось больше места, и в этом всё дело, вся разгадка, — сказал Ананда. — Нет, что-то сегодня в ней особенное, но что, не знаю. — Надеюсь, что когда-нибудь узнаете. А сейчас я пришёл к вам поговорить о Дженни, — сказал Флорентиец. Леди Катарина вздрогнула и побледнела. — Счастлива ли Дженни по-вашему, леди Катарина? Можете ли вы представить себе её жизнь в эту минуту?

— Дженни не может быть счастлива, лорд Бенедикт. Она обманута теми, кто подле неё сейчас и… мною. Я хотела бежать к моей старшей дочери, чтобы спасти её. Но в вашем доме поняла, что это невыполнимая для меня сейчас задача. Поняла, что сначала мне надо воспитать себя, что я и пытаюсь делать.

— Верите ли вы тому, что говорит о себе Дженни сама? — Нет, лорд Бенедикт. Я слишком хорошо знаю Дженни, знаю, что она никому сейчас не скажет правды о себе, мне же — особенно. — Почему же, леди Катарина?

— Дженни не прощает мне моего бегства к вам, лорд Бенедикт. Но не это главное. Мне страшно за Дженни, когда она узнает о себе… ужасную правду. Я не боюсь её проклятий, я их вымолю. Я боюсь, что гордая моя дочь не сможет этого пережить…

— Не плачьте, леди Катарина, выслушайте меня. Скоро, гораздо скорее, чем вы думаете, я почти со всеми моими домашними уеду в Америку. С вами останутся Ананда, сэр Уоми, Дория, Сандра, Амедей и Тендль. Эти друзья будут всё время с вами и помогут вам отбиться от десятка нападений Дженни и её приятелей. Они не будут знать, что Алиса уехала с нами. И вас будут ловить как приманку. Если вы не будете тверды, если ваши мысли и сердце не сконцентрируются только на одном — спасении Дженни, — вы не сможете по-настоящему помочь вашей бедной дочери. Поймите меня, как мать, всерьёз думающая о жизни своей дочери. Дело вовсе не в том, чтобы вы сейчас же, сию минуту летели к Дженни. Вместо облегчения вы привнесёте ненужный сумбур в её и без того печальную жизнь. Держите перед своим духовным взором ВСЮ жизнь Дженни. Копите в себе силы, чтобы вырасти и иметь возможность помочь дочери в тот миг, когда она сама захочет мира, вместо борьбы и власти над нами, которых сейчас ищет.

Если мать не обладает тактом, она никогда не построит прочный мост из своего сердца, в особенности к своим детям. Как бы любвеобильны вы ни были, найти путь к единению в красоте человек бестактный неспособен. Всю жизнь трудился пастор над тем, чтобы вы смогли воспринять это маленькое словечко «такт». Есть старики, которым специально даётся долголетие, чтобы они поняли это свойство Любви, чтобы научились распознавать во встречном ЕГО момент духовной зрелости, а не лезли к людям со своими нравоучениями, считая, что раз им что-то кажется, значит, так оно и есть на самом деле, и надо немедленно выложить из своей кастрюли всё, что в ней кипит.

Обдумывайте каждое слово. Всегда распознавайте, что окружает вас, и помните крепко, что бывают положения, когда лучше всего молчать. Кажущаяся инертность человека часто бывает самой активной помощью тому, кто на вашу же инертность жалуется. В молчании человек строит в себе крепость мира и любви, вокруг которой собирается высокая стена невидимых защитников. Образ страдающего, который носит в себе этот человек, видят все незримые защитники, и ни один из них не оставит страдальца, за которого вы молите, без своей посильной помощи.

Те же, кто торопливо, суетно, без внутренней энергии несёт эту помощь, те приносят даже вред вместо пользы.

Я вижу, что мои слова не вызывают в вас протеста, как это бывало раньше. Запомните, мой друг, всё то, что я вам сказал. Не сомневаюсь, что Дженни вскоре будет вам писать. Постарайтесь сами разобраться, сколько фальши в её письме. А то, чем вас лично могла бы ранить Дженни, для вас уже не существует. Ваши ужасные узы с Браццано развязаны мною и Анандой. А единственный из людей, кто имел бы право судить вас, ваш муж, он давно простил вам всё. — Но Алиса, Алиса? — прошептала пасторша. — Алиса? Алиса вам не судья. Она тот маленький талисман, который для вас припасло Милосердие.