»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна. Страница 118

Люди, воображающие себя духовно озарёнными, а на самом деле только изредка сбрасывающие башмаки страха, самые жалкие из всех заблуждающихся. Их вечные слёзы и стоны о любимых на самом деле только жалкие обрывки эгоизма и плотских привязанностей к текущей форме, без всяких порывов истинного самоотвержения.

Люди, подгоняемые страхом, это неполноценные человеческие существа. Созидать великое, создавать жизнь как её строители они не могут. Они живут только в мире текущих форм, а всё, что способно создавать, живёт в двух мирах: в мирах трудящейся земли и трудящеюся неба. Дух этих строителей переносит на землю сияние тех форм Вечного, которые им било дано увидеть и запечатлеть в своей памяти.

Второе понятие, от которого тебе предстоит освободить свой дух, есть личное восприятие жизни. Что это значит? Как, Алиса, тебе, молодому существу, призванному жить полной жизнью, существу, которое каждую летящую минуту должно отдавать всю полноту чувств и мыслей любому делу до конца, как тебе воспринимать эту освобожденное от своего низшего «Я», принадлежащего одной земле?

Всё, мой друг, в человеке живущее, так крепко спаяно одно с другим, что нельзя вырвать из себя какое-то одно чувство, чтобы весь организм не ответил эхом. Если ты сегодня, в эту минуту, поддалась страху, весь твой организм заболел. Если ты продвинулась в радости и героическом чувстве, ты вплела в свой организм те налоги победы, которые через некоторое время войдут в твою жизнь. Если ты победила страх, потому что знаешь в себе божественный храм сердца, ты уже сдала первый экзамен, сделала первый шаг к жизни в Вечном. Каждая минута земной жизни для тебя — только мгновение текущей Вечности.

Когда ты твёрдо знаешь этот закон мировой Жизни, в тебе исчезают чувства и страсти, диктуемые условностями, ты не сравниваешь свою судьбу с судьбами других людей, а следовательно, в тебе нет почвы для зависти, ревности и суждений, идущих от одной плотской любви. Исчезают понятия "мой дом", "моя семья", "мои дети", "мои друзья" и т. д. Тебе принадлежит лишь радость сознавать, что всё живущее на земле только выполняет свои ВЕЧНЫЕ Задачи. Отсюда само собой вытекает то третье понятие, которое так отягощает жизнь человека. И не только отягощает, но и не даёт ему возможности увидеть, что живёт он в двух мирах.

Я говорю о скорби. Тебе известно древнейшее из изречений: "Глаза, которые плачут, не способны видеть ясно".

Если ты знаешь бесстрашие, но не от ума, а от раскрывшегося для любви сердца, ты знаешь путь Вечного. И тогда тебе известно, что твоя земная жизнь есть труд в двух мирах. Ты больше не выбираешь уже, что тебе выгоднее и удобнее, но творишь со всей полнотой сердца, принимая радостно все свои обстоятельства как именно те, в которых тебе быстрее, легче и проще изжить это протекающее мгновение. Ты видишь своё служение Жизни в той форме, в том месте и времени, в которых она нуждается. Не твоё личное «Я», но то, что идёт через тебя, составляет твою творческую задачу.

Если видишь страдания человека, не плачь о нём, ибо слезами не поможешь. Помощь — это твоё ясное видение Вечности в человеке. Ясное понимание того, в каком месте своей эволюции в вечном движении Жизни находится данный человек. И тогда ты поймёшь его счастье, заключающееся в том, чтобы подобрать звено, выпавшее из сковывающей его цепи прежних страстей и преступлений. Ты сможешь увидеть, что для него настал момент подобрать, радостно изжить и вынести на своих плечах не только это звено, но и всех, кто помогал выковывать его взаимными оскорблениями, огорчениями, ссорами, предательством и изменой.

Великая скорбь, выплёскивающаяся наружу слезами, есть скорбь невежественности. Запомни, дорогая, что скорбь — это мысли о себе.

Чтобы, дочь моя, ты смогла выполнить задачу этого воплощения, тебе нужно найти так много радости и любви, чтобы взойти на ступень выше, где скорби уже не живут. Пусть не удручает тебя то, что ещё далека та ступень. Ты к ней ближе, чем думаешь. Иди теперь, переодень платье и приходи ужинать. Я уже слышу гонг. Кстати, завтра мы поедем на могилу твоего отца. Скажи об этом Артуру и матери. Вели садовнику срезать все лучшие цветы. Эго будет наш прощальный к нему визит. Мы зайдём и в твой дом, где поселится семья родственников Дории.

Алиса едва успела переодеться и вошла в столовую последней.

— Я тебя, Алиса, нигде не могла найти. Мы с Николаем задумали попросить тебя поиграть нам после ужина, — сказала Наль.

— Прекрасная идея, — поддержал Ананда. — Я буду очень рад принять участие в музицировании. Я получил ноты от Анны. Она с увлечением пишет мне о новом концерте для виолончели композитора Б. Вы, Алиса, не откажетесь разобрать его со мною?

— Боюсь, что не сумею сразу сыграть, как вам нужно. Но если вы мне дадите час времени, я проиграю партитуру одна, и тогда у меня будет больше смелости и уверенности, что не испорчу эту вещь.

Наль протестовала, Сандра, которого разрывало два желания — и к лорду Бенедикту идти, и услышать новый концерт — ратовал за предоставление Алисе времени; Амедей, которому надо было съездить куда-то на час, присоединился к просьбам Сандры.

Хозяин дома примирил всех, предложив послать коляску за Лизой и Джемсом, а также за стариками Е. и дать возможность услышать новое произведение всем. На этом и разошлись после ужина. К Ананде и Алисе, отправившимся репетировать, присоединились сэр Уоми и Сенжер, а Флорентиец и Сандра направились в кабинет хозяина.

— Тебе, Сандра, всё ещё кажется великим горем разлука со мною? Ты не можешь переварить спокойно, что Генри едет со мной, а ты остаёшься? Сандра глубоко вздохнул и не сразу ответил: — Сказать, что я по-прежнему воспринимаю разлуку с вами, дорогой Учитель, как катастрофу, я не могу, знаю, что должен столькому научиться за два года, что дни и ночи буду занят. С другой стороны, Генри так работает над собой, так стойко переносит свою разлуку с Анандой, столько рыцарства в его поведении по отношению к тётке, матери и Алисе, что я давно перестал считать себя более достойным вашего общества. Я стараюсь выполнить и даже перевыполнить данную вами программу.

— Поэтому ты и решил потихоньку смастерить себе обсерваторию, — улыбнулся лорд Бенедикт.

— Нет, я не так наивен, чтобы думать, что от вашего взора можно что-то укрыть, — рассмеялся Сандра. — Я просто надеялся, что успею что-нибудь сделать прежде, нежели ваш взор меня настигнет. Я не воспользовался лабораторией Николая, потому что сам отшлифовал себе новые стекла, за которые только сейчас могу поручиться, что они хороши. Моя кустарная работа только внешне безобразна, но трубы, по-новому мною рассчитанные и теперь уже испытанные, хороши. Кроме того, наши с Николаем методы совершенно различны. Если оба мы правы, мы найдём новое светило. Я говорю обо всём вкратце, потому что знаю, как вы всё понимаете с полуслова. Что касается моей скорби по поводу разлуки с вами, мой друг, мой отец, хотя я и сказал вам, что это уже не катастрофа для меня, но… дважды быть слабее женщины для меня уже невозможно. Сейчас я живу работой и всегда ощущаю вас настолько близко, точно вы действительно рядом. Если бы я провожал вас месяц назад, я плакал бы день и ночь, долго был бы болен, не мог бы работать и скорби моей не было бы конца. Теперь я нашёл вас в своём труде. Стоит мне начать заниматься и подумать: "Для Общины", — как мои мысли перестают походить на тяжело движущиеся жернова. Я вижу вас рядом с собой, я советуюсь с вами, мне даже чудится, что я слышу, как и что вы мне советуете.

Иллюзия, до смешного яркая, обжила даже мой чердак, который злючка Алиса прозвала норою колдуна. Иллюзия вашего тихого голоса, как-то странно, не то внутри меня, не то откуда-то издали звучащего, но звучащего настолько полно, что я радуюсь общению с вами точно так же, как радуюсь сейчас. Резюме моё: нет для моего духа разлуки с вами. Ну, тело, тело будет жить трудом, надеждой стать достойным вас и благодарностью за то, что вы оставили меня подле Ананды.

Разлука с вами, любимый отец и друг, для меня тот оселок, на котором я должен отточить свою волю. Я так наивен во всех жизненных делах, что если бы не Амедей, всегда меня выручающий своими заботами, я забывал бы о самых элементарных вещах, ходил бы в лохмотьях и прочее. Я должен научиться быть полезным и Амедею, который, я ни на минуту в этом не сомневаюсь, страдает больше моего, разлучаясь и с вами, и с Алисой.