Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 15

Уже за воротами, возле Сологиного двора, ему попалась Галица. Челядинка торопливо шагнула навстречу, загораживая путь, и так значительно смотрела на него своими большими, желтоватыми, слегка раскосыми глазами, словно собиралась сказать нечто важное. Лютомер замедлил шаг.

– Что ты, княжич, невесел? – спросила она, приблизившись и понизив голос, чтобы никто их не услышал. – У батюшки был? Или он гневается на тебя?

– С чего это ему гневаться?

– Может, тогда дума тяжелая у тебя на сердце? Может, тебе совет мудрый требуется?

– Тебе-то что? – Лютомер даже удивился.

– А может, я помочь тебе хочу? – Она заглядывала ему в глаза и даже подняла руку, словно хотела прикоснуться к плечу, но не посмела.

– Ты? – Лютомер выразительно поднял брови. Так, наверное, удивился тот парень из кощуны, которому простая болотная лягушка предложила себя в жены. – Ты-то чем мне поможешь?

– Чем надо, тем и помогу. Тем самым, что тебе нужно. – Галица то отводила глаза, то снова устремляла на него пристальный, намекающий взгляд. – Тем самым. Я ведь тоже кое-чему научена. Ты не гляди, что я… Ты подумай…

– Белены ты, что ли, объелась? – Лютомер пожал плечами. Только своему задумчивому и рассеянному состоянию он был обязан тем, что вообще стал ее слушать: сейчас ему каждое мелкое происшествие казалось знаком богов. А теперь он опомнился и удивился: уж не от Галицы ли он собирался получить весть из Навного мира? – Несешь сама не знаешь что, и я, дурак, заслушался!

Махнув рукой, он пошел прочь, не считая нужным даже прощаться. Можно, конечно, иной раз заговорить с воротным столбом, в припадке рассеянности приняв за живое существо, но прощаться с ним, осознав свою ошибку, явно ни к чему!

Спускаясь по тропке с пригорка, Лютомер уже не думал о Галице. А она так и стояла, провожая его глазами, и он невольно шевелил лопатками, чувствуя спиной ее взгляд. А она все смотрела, точно хотела навсегда вобрать в душу эту высокую, плечистую фигуру, этот быстрый, легкий, неслышный волчий шаг, этот русый, с сединой, немного свалявшийся хвост волос, так похожий на настоящее волчье «полено».

Он не знает, что сейчас, ничего не заметив, сделал выбор и определил свой жизненный путь далеко вперед. А Галица знает. В последний раз она предлагала ему возможность оказаться на ее стороне. Он отказался, надменный потомок князей и богов. Галица лучше всех знала, как велика его сила на самом деле, и готова была принять его сторону даже против Замилы и своего молочного брата Хвалислава. Лютомер мог дать ей гораздо больше, чем те двое, а она заслужила больше! Но стать ее союзником он не пожелал, а значит, окончательно стал ее врагом. Молодую женщину уже давно мучила противоречивость ее положения: пока Лютомер ничего не знал о ее возможностях, он не обращал на нее внимания, но открыть ему правду означало для нее подвергнуться смертельной опасности. Галица понимала это, но смириться не желала. Она хотела, чтобы старший княжич сам догадался, какого внимания и какого обращения она заслуживает. А не хочет – пусть пеняет на себя.

Ее выбор был сделан. Вернувшись на княжий двор, она поскреблась на половину Замилы. Хозяйка уже собиралась ложиться: не зажигая лучин, в одной нижней рубашке она сидела на лежанке, а Новожилка расчесывала ее длинные, густые, угольно-черные волосы, продернутые кое-где белыми нитями седины.

– Уж прости, матушка, что тревожу тебя! – заговорила Галица, низко кланяясь и по привычке широко улыбаясь. К счастью, в полутьме никто не видел ее глаз. За многие годы Галица научилась улыбаться и кланяться, даже когда совсем не хотелось. Иначе ей было бы трудно выжить среди чужих, где вечное угодничество служило ей почти единственным оружием. – Прости, что тревожу. Позволь поговорить с тобой чуточку. Я надолго не задержу.

– Ну, ладно, – с неохотой согласилась княгиня и сделала Новожилке знак, чтобы вышла. Та охотно оставила свою работу и направилась к двери, по пути сунув в руки Галице гребень – дескать, дальше сама чеши.

Галица плотно закрыла за ней дверь и прислушалась, чтобы убедиться, что женщина действительно ушла. В большой клети было сейчас почти пусто – и Замира, дочь хвалиски, и почти вся челядь ушли на луговину посмотреть хороводы, и только старая бабка похрапывала в дальнем углу.

– Только дело-то у меня такое, что ни единого часа ждать не может! – заговорила Галица, подойдя к хозяйке и принявшись расчесывать ей волосы. – О тебе ведь я забочусь, душа ты моя, звездочка моя небесная! О тебе и о сыне твоем, о соколе нашем ясном.

– Ну, что там случилось? – недовольно спросила Замила. – Поздно уже! Князь может прийти. До утра не потерпишь?

– Князюшка в братчине сидит, с отцами разговоры ведет. А у нас такой разговор, что до утра ждать не может. Если упустим Жар-Птицу нашу, после не поймаем!

– Какую такую Жар-Птицу? Что-то я не видела ее.

– Здесь она, Жар-Птица наша, на луговине в шатрах живет.

– Ты про оковцев, что ли? – сообразила Замила.

– Про них, матушка, про них. Княжич-то оковский хочет князя нашего уговорить войско им дать, чтобы с хазарами воевать. А князюшка воевать не хочет. Значит, оковскому князю на Угре друг нужен верный, чтобы помог. Вот я и думаю: надо, чтобы сокол наш ясный таким другом ему стал. Пусть он у отца попросит войска и идет на Дон. Там и славу добудет, и добычу, и жену знатную – тогда кто же еще князю нашему наследовать будет, как не он?

– Что ты! – Замила даже обернулась, и Галица невольно дернула ей волосы. – Вот дура косорукая! – Хвалиска оттолкнула ее. – Ты что, сдурела? Хочешь, чтобы его убили там, соколика моего!

– Да не убьют! – убеждала Галица. – А дружина на что, а войско? Цел останется, ты уж мне поверь! Я его таким сильным словом заговорю, что ни железо, ни камень, ни дерево, ни иное что ему вреда причинить не посмеет. Зато какой почет и уважение добудет! Сейчас только и слышно – Лютомер то, Лютомер се, Лютомер, бойники, бойники, Лютомер! А тогда и о нем заговорят. Только ты, княгиня-матушка, должна согласие дать и князя уговорить, чтобы отпустил.

– Ну, хорошо, – неохотно согласилась Замила. – Я подумаю. Скажешь тоже – воевать идти…

Простившись с ней, Галица пошла искать Хвалислава. Он обнаружился там, где она и думала, – на опушке рощи. Приближалась Купала, по вечерам девушки водили хороводы и пели купальские песни, а Хвалислав сидел в тени, как леший, не смея приблизиться, но не сводя глаз с Далянки.

Под березами на опушке стояли многие из Ратиславичей, на траве сидели кое-кто из бойников. Лютомер и Доброслав стояли вдвоем, глядя на девичий хоровод и беседуя. Лютомер вертел в пальцах сразу три нитки бус – Лютавы и Далянки, доверенные ему на хранение на время игр. Когда предстоит много беготни, бусы снимают, – если нитка порвется, потом в траве не соберешь, а еще от резких движений и прыжков в игре можно получить тяжелыми каменными бусинами с размаху по зубам – тоже хорошего мало. После буйной игры девушки отдыхали, водили медленный хоровод и пели протяжную песню.

– Что сидишь, сокол сизокрылый? – шепнула Галица, неслышно приблизившись и опустившись на землю у него за спиной.

Хвалислав вздрогнул от неожиданности и обернулся.

– Тьфу ты! Крадешься, будто леший, – пробормотал он. В полутьме летнего вечера глаза Галицы светились каким-то особенным желтым светом, и по спине пробежал холодок. Хорошо знакомая женщина, молочная сестра, вдруг показалась каким-то иным существом, неведомым и опасным. – Что ты бродишь? Уйди от меня! Я тебя уже послушался один раз, так один позор вышел! Еще спасибо чурам, Мешковичи не стали отцу жаловаться. А то и с тебя бы голову сняли, и нам бы с матерью не поздоровилось. Пошла прочь! Я больше твои бабьи бредни слушать не буду!

– Не кричи, княжич, люди услышат! – примирительно и даже ласково зашептала Галица, проглотив все это и не поморщившись. – Ошиблась я, баба глупая! Больше не буду! Я совсем с другим пришла! Самое что ни на есть подходящее дело тебе предлагаю.