Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 42

Он обнял Семиславу и бережно прижал к себе, словно прислушиваясь к ощущениям – не своим, а своего бога, которому предлагал эту сладкую жертву… Торопиться некуда – скованная чарами, она все равно не вырвется. Это была не та богиня, что жила в подземельях и чей срок править миром придет еще не скоро, а другая – та, что царила в земном мире сейчас и воплощала расцвет его сияющей летней красоты. Через своего земного сына и сам Велес мог принять участие в обрядах этой ночи, и Лютомер нашел одну из немногих женщин, которая достойна порадовать Подземного Владыку.

– Нет, пусти, – шептала она, слабыми руками пытаясь оттолкнуть Лютомера. – Не до того сейчас… Я… Нас… Муж мой, князь оковский… Он ищет… Он тебя…

– Что? – Лютомер все-таки услышал ее и тоже попытался стряхнуть наваждение, но из объятий ее не выпустил.

– Он… меня к тебе прислал. – При мысли о муже Семислава опомнилась, пусть с известной неохотой, сумела сосредоточиться на земных делах. – Он знает… что ты здесь, что ты за сестрами приехал. Он тебе предлагает союз. Отдай твоих сестер в жены моим пасынкам… А сам возьми…

«Возьми в жены дочь князя», – должна была она сказать, но почему-то не сказала. Невозможно и просто глупо казалось предлагать ему – Велесу! – какую-то там Семьюшку или Кременку, когда ему всей судьбой вселенной предназначена Лада, то есть она, Семислава…

– Отдать я ему ничего не отдам, – прозвучал у нее над ухом невозмутимый низкий голос оборотня. – А вот взять – возьму с охотой. Только дочерей Святкиных мне не надо. А вот жену его, пожалуй, возьму.

– Опомнись! – Собрав все силы, Семислава вырвалась из его рук и отскочила. Сразу стало холодно, свежесть предутреннего леса охватила ее и сдула остатки тепла, но Семислава даже порадовалась, потому что холод отрезвил ее и дал понять, в какое безумие она чуть не рухнула. – Ты что, жених-первогодок, что у тебя одна ярь на уме! Ты зачем сюда, в оковский лес, приехал – за девками? За мной? Ты за сестрами своими пришел! Ведь так?

– Так, – подтвердил Лютомер. – Я моих сестер никому не отдам и обидеть не позволю. Князь Святко на наш род первым руку поднял – если ты попросишь, так и быть, за достойные дары обиду прощу. Но условия не он мне будет ставить! А иначе – он мой кровный враг навек.

– Да мы, вятичи, ведь не враги тебе! – торопливо заговорила Семислава, против воли чувствуя, что хочет мира с этим человеком… и не только человеком, и не ради земли вятичей. – Твоя мать была нашего племени, оковского!

– Ты знаешь, где она? – перебил женщину Лютомер.

– Нет, – несколько растерянно ответила Семислава. – А ты не знаешь?

Лютомер молча покачал головой. Никто не знал, куда исчезла семь лет назад княгиня Семилада, но у него вдруг мелькнула надежда, что вятичская волхва такого высокого посвящения может это знать.

– Мой муж тебе поможет престол твоего отца занять, а ты нам за это поможешь, – торопливо продолжала Семислава. – Породнимся с тобой, невестами обменяемся. А иначе ты из нашей земли не уйдешь. У тебя всего-то четыре десятка с собой, а у нас тут войско для похода собрано. Многие тысячи! Ты из этого леса не выйдешь, ни пешком, ни по реке, вас со всех сторон обложили.

– Я – вырвусь, – уверенно ответил Лютомер. – Не придуман еще такой силок, чтобы меня удержал!

– Если сам вырвешься, людей погубишь, сестер погубишь! Разве тебе этого хочется? Пойдем. – Семислава отважно шагнула вперед и прикоснулась к его руке, но рука оказалась сжатой в кулак. – Пойдем, муж мой тебя ждет. Ничего худого не сделает, верь мне. Только поговорить надо, обсудить… Мой муж с родом своим хочет тебе дружбу предложить, союз и родство. Не оказывайся. Пойдем.

– Рано князь Святко мою шкуру меряет – не поймал еще. – Лютомер усмехнулся и вдруг крепко взял Семиславу за руку. – А вот я белу лебедь уже поймал! Обложил, говоришь? Не выпустит, говоришь? Выпустит – и меня, и сестер, и бойников моих, и всех угрян! Еще как выпустит, если жену свою хочет назад получить. Пойдем!

Он потянул ее в сторону поляны, где ждали бойники, но Семислава уперлась. Она сразу поняла, о чем он. Явившись сюда, она сама отдала себя ему в заложницы.

Но упрямством и свободолюбием она могла поспорить даже с ним.

– Поймал, говоришь! – гневно воскликнула она и рванула руку, но Лютомер держал крепко. – Не уловивши белу лебедь, рано кушаешь, серый волк! Хотели добром с тобой, да коли душа волчья, сам и ответ держи!

Вскипевшая ярость помогла ей собраться – сейчас, когда все силы расцветшей природы наполняли ее, как вода наполняет русло реки в разгар половодья, ей все казалось легко.

Вспышка силы ударила Лютомера и заставила отшатнуться – а когда он открыл глаза, то увидел, как белая лебедь взмывает к вершинам деревьев на том месте, где только что была женщина. В руке его, только что сжимавшей ее руку, осталось два белых перышка.

Оборотень взвыл от ярости и внезапной боли потери. Прыгнув вперед, туда, где она стояла, он еще в воздухе обернулся волком, перевернулся через голову, с яростным криком крутанулся еще раз – и взмыл над поляной соколом. Это был не его облик, Лютомер до этого оборачивался птицей всего один раз, ему было тяжело, непривычно, неудобно, но священная ночь и сама неизбежная судьба Велеса, повелевающая преследовать Ладу до конца, любыми средствами, помогла ему. Велес снова дал ему свою силу полной горстью, как тогда, в реке. Сперва он неуклюже махал крыльями, с трудом удерживаясь в воздухе, но быстро освоился в новом облике, крылья окрепли, и сокол стрелой рванулся вверх, преследуя улетающую лебедь.

Светало, и двух птиц, вырвавшихся из-за леса, увидели сразу все, кто еще оставался на луговине. Праздник отгорел и миновал, уплыли девичьи венки, река унесла останки растерзанного Ярилы – до будущей весны, когда юный бог явится во всем блеске своей силы, будто и не думал стареть и умирать. Укатилось под обрыв и утонуло горящее колесо, символ угасающего отныне солнца. Многие уже разошлись по домам, из леса постепенно выползали довольные, но промокшие от росы и продрогшие парочки, которым теперь по осени предстояло справлять свадьбы. Отцы и матери ожидали свою молодежь, понемногу поддерживая пламя в маленьких кострах, подъедая остатки угощения. Тут и там перепившиеся отцы похрапывали, лежа кто где упал. Этим ночная прохлада была нипочем.

Тем не менее белую лебедь, стрелой мчавшуюся к городу, увидели сразу многие. Увидел ее и князь Святко, в окружении кое-кого из собранных бояр ожидавший жену и оборотня, как уговорились, возле ворот Перунова святлища. Здесь же сидели Ярко и Молинка. Встревоженная неожиданным оборотом дела, Молинка жалась к княжичу, и тот обнимал ее за плечи, стараясь согреть и успокоить. Твердислава с Лютавой так и не нашли, и Молинка не имела понятия, где может быть ее сестра. Ее собственное согласие с Ярко, хоть и радовало обоих, строго говоря, только ухудшало общее положение дел. Все это было так тяжело и запутанно, что Молинка с не меньшим, чем вятичи, нетерпением ждала, пока княгиня-волхва вернется из леса, куда пошла на поиски Лютомера.

И вот она летит! Не будучи сам волхвом, князь Святко, однако, узнавал младшую жену в любом обличии и теперь вскрикнул, завидев, как она несется, будто спасаясь от величайшей опасности. Он уже извелся тут от беспокойства и клял себя, что решился отправить ее в темный лес к волкам. Волхва она, чародейка – а все же женщина есть женщина, нечего было ее отпускать! Ну бы его к лешим, оборотня этого угрянского, свое бы не потерять!

За лебедью гнался сокол и уже почти настиг. Сам ли это оборотень или кто-то из насланных им духов – Святко не знал, но закричал и побежал вместе со всеми в невольном порыве, точно мог здесь, на земле, как-то достать врага и помочь лебеди, бьющейся в небе за свою жизнь и свободу.

– Лук, лук! – кричал Святко, не отрывая глаз от птиц и призывно взмахивая руками. – Живее лук, лешачьи дети!

Вооруженные десятки ожидали поблизости, и луков нашлось даже несколько, но стрелять никто не смел. Когда князю сунули в руки готовый лук с наложенной стрелой, он понял почему. Сокол вился вокруг лебеди, норовя вцепиться когтями в спину, она отбивалась крыльями, вертелась, стараясь не терять высоты и прорываться ближе к городу. Но обе птицы мелькали так близко друг к другу, что не было никакой возможности прицелиться. Выстрелив, князь имел равные возможности попасть в воздух, в сокола и в лебедь.