У нас уже утро - Чаковский Александр Борисович. Страница 50

Она была в прекрасном настроении и чувствовала себя сильной, как никогда. Шутка сказать – ей удалось победить Доронина. По совести говоря, она порядком струсила, когда начала отчитывать его. Ведь он мог просто оборвать её.

Но Доронин не только не оборвал её, а, напротив, покраснел, как мальчик, смутился и потащил её осматривать новые дома…

Ну и правильно сделал. Пусть бы только попробовал…

«А домики они построили замечательные, – думала Ольга. – И Доронин прекрасный человек, только с ним надо уметь разговаривать. Как настойчиво он советовал обратить внимание на чистоту в домах, даже под кровати просил заглянуть! И домой отправил на машине…»

Ей вдруг очень захотелось перечитать письмо Астахова. Вернее, Ольге захотелось поговорить с Астаховым, рассказать ему о своей победе над Дорониным. Но это было невозможно. Ольга достала из стола письмо и стала перечитывать его. Она читала письмо и воображала, что разговаривает с Астаховым. Задаёт ему вопросы о его жизни и слышит подробные ответы.

Потом она окинула взглядом свою маленькую комнатку, железную койку, прикрытую домашним шелковистым одеялом, две крошечные японские табуретки, умывальник, прибитый к дощатой стенке, и почувствовала себя несчастной оттого, что она одна и ей не с кем даже поговорить.

А поговорить ей сейчас хотелось с Астаховым, только с ним одним, но он был так далеко…

Ольга достала своё ответное письмо, которое ещё не успела отправить, и решила приписать к нему несколько строчек. Незаметно для себя она увлеклась, и приписка оказалась длиннее самого письма.

На другой день, возвращаясь вечером из амбулатории, Ольга лицом к лицу столкнулась с Венцовым, выходившим из райисполкома.

Она сразу узнала главного инженера, и ей захотелось по-благодарить его за вчерашнюю поддержку,

– Послушайте… товарищ, – обратилась она к нему. – Видите, я даже фамилии вашей не знаю. Вы ведь главный инженер рыбокомбината? Я врач Леушева, была у вас вчера, помните?

Венцов стоял перед ней, высокий, худой. Узкая японская куртка, которую он вновь стал носить, делала его похожим на юношу.

– Конечно, конечно, помню, – приветливо сказал он. – Вы были абсолютно правы. А зовут меня Венцов, Виктор Фёдорович Венцов.

«Какой приятный голос!» – подумала Ольга.

– Спасибо, что вы меня вчера поддержали, – сказала она. – Ужасно самолюбивый человек ваш директор.

– Что правда, то правда, – усмехнулся Венцов. – Однако вы, кажется, настояли на своём. И правильно сделали. Человек, убеждённый в том, что он прав, должен настаивать на своём.

– Ну конечно. А теперь я пойду. Всего доброго, Виктор Фёдорович. – Ольга протянула Венцову руку и через несколько минут забыла о нём.

Но он очень скоро напомнил ей о себе.

Во время очередного приёма в амбулатории Ольга вызвала больного и очень удивилась, когда в кабинет вошёл Венцов.

– Вы? – спросила она.

– Вас это, кажется, удивляет, – с улыбкой ответил Венцов. – Да, это я. Грипп одолевает. Дайте порошков.

– Садитесь, пожалуйста.

У него оказалась небольшая температура.

– Хорошо, что пришли, – сказала Ольга, протягивая ему таблетки. – Отвратительная манера запускать грипп. Три раза в день по одной таблетке. Как дела на комбинате?

– Сейчас затишье, – ответил Венцов. Присев на маленький японский стул, главный инженер, казалось, сложился вдвое.

Ольге хотелось поговорить с ним, в этом человеке было что-то от её мирного городского прошлого, но в коридоре ждали больные, и Венцову пришлось уйти.

Он явился к Ольге через несколько дней, вечером, когда она сидела у круглой японской печки, в которой весело потрескивали дрова.

Ольга и удивилась и обрадовалась в одно и то же время.

– Извините меня за вторжение, – вежливо сказал Венцов. – По пути к вам все подыскивал причину, но так и не нашёл. Мой грипп давно кончился. Честно говоря, я пришёл просто так. Ну, в гости, что ли…

Он улыбнулся, но глаза его сохранили при этом грустное выражение.

– Что ж, садитесь, – сказала Ольга, все ещё не зная, как ей отнестись к этому неожиданному посещению.

Венцов снял куртку и поправил галстук, повязанный небрежным узлом.

Сев на табуретку, он снова улыбнулся своей растерянной и немного грустной улыбкой. Ольге стало жаль его.

– Очень хорошо, что вы зашли, – сказала она. – Я ведь живу одна. Иногда скучно бывает.

– Я вот тоже один, – негромко отозвался Венцов. – Зимними вечерами такая скука… Никогда не думал, что на Южном Сахалине такие северные зимы. Вы хоть в городке живёте, а мы совсем на отшибе.

…Через полчаса Венцов стал собираться. Ольга чувствовала, что разговора не получилось. Она с преувеличенной любезностью попрощалась с Венцовым и несколько раз просила его заходить. Когда дверь за ним закрылась, она пожалела, что он так быстро ушёл.

На другой день Венцов пригласил Ольгу в кино.

В кинотеатре было много народу. Показывали старую картину, которую Ольга видела дважды: перед войной и во время войны.

На экране шумела летняя Москва, сверкали фонтаны Сельскохозяйственной выставки, освобождалось от лесов величественное здание многоэтажной гостиницы.

Странно и до боли приятно было видеть всё это здесь, на Сахалине…

Из кино Ольга и Венцов вышли молча.

– Я хорошо помню это время, – сказал наконец Венцов. – Тогда я только что поступил на первый курс института. В Москве передвигали здания, открылся Парк культуры…

– А я была тогда совсем девчонкой, – задумчиво сказала Ольга, – лет двенадцати, не больше.

Слово за слово, между ними завязался тот оживлённый разговор, который обычно ведут друг с другом люди, связанные общими воспоминаниями.

– А вы помните первый поезд метро?

– А первый карнавал в Парке культуры?…

– А встречу челюскинцев?

– А стадион «Динамо»?…

И Ольге показалось, что она давным-давно знает этого человека. Ей не хотелось расставаться с ним, и она уже сама пригласила его к себе.

Они долго пытались растопить печку. Сидя на корточках перед открытой дверцей, Ольга зажигала одну спичку за другой, а Венцов, стоя на коленях, изо всех сил дул на сырые щепки.

– Мне уже казалось, – продолжая прерванный разговор, вполголоса произнесла Ольга, – что я могу жить без этого… А вот посмотрела картину – и так захотелось в Москву…

– Вы какой срок обязаны здесь отработать? – вытирая рукой слезящиеся от дыма глаза, спросил Венцов.

– Я… я не знаю, – почему-то смутилась Ольга. – Я поехала добровольно…

– Значит, три года. – Венцову наконец удалось разжечь щепки; слабый голубоватый огонёк побежал по одному из поленьев.

– Три года… – задумчиво глядя на огонёк, повторила Ольга.

– В вашем возрасте это совсем не страшно. Время пройдёт быстро. Есть хороший способ – повесить календарь и отмечать прожитые дни.

– Что вы! – вырвалось у Ольги. – Так, я слышала, только в тюрьме делают.

– Ну почему в тюрьме? – смутился Венцов. – Так делают, когда хотят подогнать время.

Дрова наконец разгорелись. Печка быстро накалялась, сидеть рядом с ней стало уже невозможно. Венцов встал и отряхнул пыль с брюк.

– Дурацкая конструкция! – сказал он. – Разжигается трудно, накаляется быстро, а охлаждается и того быстрей.

Он сел на табуретку, а Ольга устроилась на кровати.

– Скажите, – спросила она, – а. вы сюда тоже добровольно поехали?

– Ну, нет, – усмехнулся Венцов, – это мне министерство услужило. – Он мельком взглянул на Ольгу. – Вы не подумайте, что я боюсь расстояний, не в этом дело. Я работал и на Севере, и на Каспии, и… во многих других местах. А здесь… – Он безнадёжно махнул рукой.

– Хуже? – спросила Ольга.

– Здесь просто нечего делать инженеру с моим опытом.

Я привык к большим масштабам, не сочтите это за хвастовство. Я воспитан на передовой технике наших пятилеток. А здесь… кустарщина.

– Но ведь мы здесь совсем недавно, – возразила Ольга. – Пройдёт немного времени, и здесь тоже будет передовая техника.